– Книга не является плохой или хорошей до той поры, пока её не взял в руки человек, именно он расставляет акценты, сортируя информацию на плохую и хорошую, на важную и не важную, на белую и чёрную. Короче, Боцман, не муми! – Ворд иногда говорил так, как будто бы читал какой-то сценарий, и лишь иногда позволял себе грубо импровизировать, или, наоборот, грубость и была его естественным состоянием, а заумь – игрой на просвещённую публику.
– Капитан, мы нашли большой холод! – доложил один доксин.
Так мне выпала удача познакомится с большим холодом. Но это было после…
После зачистки Байды от оставшихся в живых при штурме города коловоротов, настало время для прощания с погибшими докси. Их с почестями положили на один из двадцати девяти кораблей (какой именно решил жребий), который отвели в море и подожгли. Погребальный костер заполыхал в ночи жёлтым цветком. Докси стали пить и петь. Я был грустен – тело Ревуна положили на корабль, отправившийся в свой последний рейс.
– Не грусти, Боцман, – Ворд подсунул к моему носу здоровенную флягу. – Выпей за Ревуна, он сейчас курит не табак на корабле, плывущем к звёздам, трахает там сисястых тёлок, и поверь мне, пьёт он там безбожно за наше здоровье и горланит похабные песни.
Я взял флягу, а капитан гаркнул своим сорвиголовам:
– На свете жил один доксин!
– Дом его – океан, а жена – острая сабля!.. – подтянули остальные докси и долго выводили куплеты временами веселой, а временами грустной песни про простого докси, который много плавал, много рубил бошек и грабил судов, много трахал портовых девок, а потом сложил свою голову в сечи и отправился к звёздам, чтобы там, в высшем мире также пить, портить девок и оттягиваться в полный рост.
После третьего глотка из фляги и я стал подпевать, хотя совершенно не знал слов, но это было не важно, важным было то, что моя душа слилась в экстазе с душами остальных доксинов:
– Любовницу кинул в порту!..
Во мне боролись разные чувства, подгоняемые ещё более разными мыслями. С одной стороны я радуюсь победе над коловоротами, с другой стороны – тревожусь. Ведь перелом в битве и основной вклад в победу внесли… совсем не докси, при всём моём к ним уважении! А… легионы магистра. Об этом мы быстро забыли в радостной пьянке… но не было бы легионов и их порядка, их силы, их массы – нам бы не забороть коловоротов…
От мысленных баталий с самим собой меня отвлекло знакомство с большим пребольшим холодом. Докси по имени Маргус достал пузатую бутыль, сделанную из легкого металла, и откупорил её широкую пробку, из горлышка вырвался белый дымок.
У меня перед носом пролетела ладонь. Ладонь туда, ладонь обратно.
– Боцман, ответь мне на один вопрос, – начал до боли знакомый голос.
– Не волнуйся милая, я не переберу!
– Я не об этом, как называется это место на корабле? – хранительница ключиков от моего сердца подпрыгнула, и её каблуки недвусмысленно указали на "это место".
– Ют, – вымолвил я, после некоторого копания в своей памяти.
– И откуда ты все знаешь, любимый морской волк?
– Я всё-таки работал на шлюзе, а это как-никак близко к морским делам.
– Клянусь Вордом, сейчас повеселимся! – сказал Ворд и приказал сделать баню настоящего доксина. – Все на полубак!
Толпа переместилась на площадку, которую я опрометчиво назвал ютом. В глазах Эльзы я прочитал следующее: в левом – "Эх", а в правом – "Боцман, боцман!" и ещё что-то неразборчивой про какой-то «непей», наверное, там была опечатка и следовало понимать: «репей».
Докси соорудили нечто вроде палатки на палубе, в которую мог зайти любой желающий острых ощущений, после чего в неё выливался половник белого пара из бутылки и там становилось холоднее, чем у нас в королевстве самой лютой зимой. Докси после задержки дыхания врывался в палатку на столько, на сколько он мог терпеть холод, а потом выбегал и требовал огненного рома, в чем ему не было отказа. Вот такое развлечение.
– Ворд, расскажи мне о большом холоде, – попросил я капитана загладить пробел в моем образовании.
– Лучше сам попробуй!
Я попробовал и не пожалел – это однозначно по эмоциям круче чем секс, но не так прикольно, как запускать змея, вися на карнизе вниз головой.
– Капитан, я очень любопытный боцман, ик! – сказал я вернувшись с того света. – А что это за штука и где она живет?
– Мы её берем у головастиков, что живут на далеком юге, а уж как они добывают большой холод – тайна для непосвященных, но за штуку хорошо платят все, кому любопытны затейливые забавы. Крысу на палубу! – приказал он уже своим татуированным братьям.
На палубу вытащили крысу и погрузили её в бутыль с большим холодом, потом, держащий животное за хвост доксин, вытащил тельце замерзшей крысы и подкинул его вверх. Тушка зверька, описав дугу, ударилась о доски палубы и разлетелась на мелкие осколки.
– А-а-а! – загалдела пьяная толпа.
– Вот за это и платят золотом. Правда, весело? – глаза капитана блестели.
– Ага, а для чего ещё нужен большой холод?
– Твое сознание не знает предела для удовлетворения обжорства собственного незнания! – капитан хлопнул меня по плечу и перешел на более понятный язык. – Ещё его используют как охладитель в жару, если выливать по столовой ложки в опочивальне, то температура даже в самый зной и пекло будет прохладной. Тет, это климат бывает прохладным, а температура приемлемой… и коловороты его в этом качестве использовали, да встретят их корабли на небе демонов, чтобы порубить их на фарш!
– Хотел бы я увидеть головастиков, ведь это они придумали цветные экраны и много других чудес, – вдохнул я.
– Поверь мне, Боцман, на трезвую голову лучше головастиков не видеть, а на пьяную – не слышать, ик! Да ты рожа сухопутная меня заразил икотой – пей штрафную!
После штрафной небо стало темнеть, палуба – качаться, лицо Эльзы раздваиваться и отделяться от тела, ик!
Магистр
Вызвал и отчитал главного по пропаганде Анатолия. Он длинный, как сосиска и такой же гибкий, под ударами моих слов пропагандист гнулся, но не ломался.
– Бойду взяли доксины?
– Ваше вели… великий магистр, – знал, подлец, как оговорится, – это ведь единичные слухи, мы из всех утюгов даём информацию, что это ваши доблестные легионы уничтожили гидру нацизма!
– Что дальше будешь делать?
– Планирую парад… пусть гвардейцы пройдут маршем по центральной площади и бросят захваченные знамёна к вашим ногам!
– Я тебе что, богиня … – тут я сдержался, – Виктория?! Кидайте эти тряпки… – и тут я сдержался и не сказал «к общественному туалету», – к вечному огню…
– Но его же…
– Так сделайте на площади могилу неизвестного солдата, олицетворяющего всех, кто безымянный погиб во всех войнах, а рядом – вечный огонь! Почему мне нужно вас всему учить?!
Анатолий записывал и восхищённо блестел на меня из под очков влюблёнными очами. Вот умеет, сволочь, проявить верноподданный инстинкт, а он один из самых основных для карьерного роста.
Боцман
У меня болела голова, у меня очень сильно болела голова и даже холодный компресс, наложенный заботливой рукой Эльзы, не спасал бедную мою головушку от иголок и булавок, которые то сжимались, то разжимались, то собирались в хоровод и кружились внутри моей черепушки в разные стороны.
– М-м-м! – пожаловался я на свою тяжёлую долю.
– Пить надо меньше на похоронах! – иногда Эльзе удается быть крайне неделикатной.
– Да что ты понимаешь, женщина в погребальных церемониях, – начал было я, но закончил опять стенанием. – М-м-м!
– Хочешь, скину тебя за борт к акулкам, они враз вылечат твой чердак от всего лишнего?! – супруга нахмурилась.
– Издеваешься?
– Забочусь!
– Пить! – плачу и стенаю на всех частотах.
– На, – моя милашка протянула мне кувшин с молоком.
– М-м-м, мо-ло-ко?! – не оценил я заботы о моем здоровье. – А рассола нет?
– Твоя любимая тёща отпаивает им капитана.
– М-м-м! – только и мог вымолвить я.
Так продолжалось до обеда, на обед я встать уже смог, но есть принципиально отказался, аргументировал я это дело так: "М-м-м!" и пил лишь очень сильно разведенную медовуху. Вот за обедом и стал дуть сильный восточный ветер, увлекший нас в края, которые мы совсем не собирались посещать…
Вода она везде одинаковая, где-то солонее, где-то преснее, где-то её больше, где-то меньше, но везде и всюду это одна и та же вода. Познакомился с одной её каплей и считай, что знаешь все моря и океаны. Ага, щас! Одно дело дуть на горячий чай с лимоном у себя в тёплом доме, когда вокруг бушует шквальный ветер и вода хлещет со всех сторон, и совсем другое дело, когда попадаешь в шторм на корабле – тут уж не до чая! Знатно нас качало. Сначала позеленела Эльза, потом и я не выдержал и облегчился за борт. Да не морской я волк, а пока ещё морской щенок. Но хоть я и не держал вахту – кто ж мне доверит такое ответственно дело? – но воду откачивал на равных с другими, ведь качать насос в моих силах, я хоть и полуторарукий, но жилистый и терпеливый. Вот и в этом нудном процессе я себя показал: более мышцеобильные люди уже выдыхались, а я знай себе рычаг дергаю. А по шлангу идет вода отсюда туда, а оттуда сюда льется вода другая… или та же самая…
Зато как приятно после шторма выйти на палубу и смотреть как валы теряют свою силу и сглаживаются, это вам не на блюдце с чаем дуть!
Всё это случилось ещё до того, как у нас кончилась питьевая вода, до того, как у нас кончилось пиво и медовуха, до того, как у нас кончилась еда. То есть очень давно. Подул восточный ветер и с каждым днем он только усиливался, но ни на градус не меня своего направления, нас все дальше и дальше уносило к полумифической стране Амбиции. Туда не добирались даже докси и о ней ходили лишь пьяные байки и выдуманные истории ярмарочных шарлатанов. Если мы выживем – узнаем правду об этом загадочном континенте нашего мира. Если выживем. А восточный ветер всё дул и дул…