– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросила судья у Чегеваровой.
И тут в Чегеваровне взыграла нумейская кровь. Нумейцы – это древнее племя, которое славилось двумя качествами: мало говорили, много делали. Если и говорили, то обходились одним словом "ну". Да, придут бывало нумейцы в новую для них местность, посмотрят, посмотрят, да и завоюют все города-веси, а потом соберутся за медовухой и обсудят дела-делишки:
– Ну, – скажет один нумеец, чтобы начать беседу не с пусто-порожнего трепа.
– Ну, – поддержит его другой нумеец и разовьет тему, чтобы никто не подумал, что он просто поддакнул первому.
– Ну, – не согласится с ним третий, у него всегда свое мнения по любому вопросу и все это знают.
– Ну, – четвертый выразится матерно, ибо уже накипело на душе от излишних споров на общие темы.
– Ну, – пятый обоснует, что каждый из говоривших прав по своему, в том числе и он.
– Ну, – так не бывает, мол, возникнет в беседе шестой, который вроде бы до этого упал под стол.
– Ну, – седьмой присовокупит к теме беседы нынешнюю погоду не из вежливости, а потому что действительно уже до печёнок чёртовой бабушки надоел этот ветер с дождем, который своими завываниями мешает вести неторопливый разговор.
– Ну, – восьмой во всеуслышание заявит, что никто из болтавших до него не врубается в тему, а для пущей убедительности своих слов он возьмёт в руки табуретку.
– Ну, – поинтересуется девятый: «мы же все здесь великие полководцы, но зачем же обязательно табуретки ломать?»
– Ну, – и это тоже аргумент весомый, скажет десятый, крепко перехватывая руками скамью.
Дальше беседа перетекает в русло немногословного молчания.
Как я уже сказал, тут то в Чегеваровой и проснулась нумейская кровь… Чтобы было окончательно ясно про кровь можно присовокупить: враги нумейцев ничего не могут нам рассказать, по причине собственного не бытия… историю всегда пишут победители!
– Да я этого пи… – после трех минут непрерывного мата, Клару Ивановну удалось с помощью пятерых смотрителей оторвать от скамьи для подсудимых и вывести из зала суда.
– Что вы можете сказать в своё оправдание? – спросила судья у Эльзы.
– Меня тоже третировали эти грубые и извращенные личности, среди которые мне волею судей приходилось терпеть унижения долгое время, а вот за него, – мой свет в окошке указала на меня пальцем, – я должна была выйти замуж из-за отсталости обычаев в том патриархальном государстве, где долгое время томилась моя неординарная сущность, – тут Эльза применила свое тяжёлое оружие – ресницы, добавив для кучи ещё и стрельбу глазами, а также – немаловажная деталь – одна из бретелек сползла (совершенно не случайно) с плеча… а у моей супруги грудь налитая, ядрёная, соски торчком… короче, судья поплыла…
– Она врёт, она – врёт, она не лесбиянка! – попытался было возразить Дарий, но судья (коей была старая перечница) была уже сражена наповал.
Если бы я не был предупрежден подмигиванием Эльзы, то стал бы волноваться, а так я лишь мальца мандражировал и когда в свою очередь уже у меня поинтересовались, что я могу сказать в своё оправдание, я встал в позу и коротко, но емко обрисовал перспективы страны, где судят таким образом:
– Кара с небес не заставит вас ждать!
За такие слова я был помещён в камеру смертников, где встретился с Вордом и остальной частью команды, а Чегеварова дожидалась срока нашей общей казни в женском корпусе. По неписаным правилам всех тюрем различных государств смертнику положена отдельная камера, но, видимо, в ЦСКА смертные приговоры выносили в последнее время пачками, так как камеры смертников представляли собой один большой обезьянник, разделенный на мелкие клетушки временными загородками – никакой тюремной романтики. Но такая форма камер позволяла соседям переговариваться, моим соседом был Ворд и мы неплохо провели первые десять дней заключения, потом мы в тех же философских беседах провели ещё одну декаду, а потом запас анекдотов у меня и смешных историй у капитана стал заканчиваться и наши беседы стали прерываться долгим молчанием.
– А знаешь ли ты, Боцман, почему мы оказались здесь?
– Нет, может быть, потому что нам был брошен вызов судьбы, а мы не смогли поднять эту перчатку достойно?
– Красиво, при всей своей сухопутности в тебе есть романтика морских просторов. Да, мы мальца облажались, надо было Дария повесить напротив Боллса и тем самым добиться гармонии на локальном участке здешнего пространства, но не будем говорить об истории в сослагательном наклонении. Мне кажется, что попали мы за эти хлипкие решётки вот по какой причине: у нас теперь есть куча времени для ведения неторопливой беседы, благо здешняя пенитенциарная система сие позволяет.
– Я бы предпочел всё то же самое, но на свежем воздухе, за кубком вина и в компании моей благоверной супруги, или молоденьких гетер.
– Вот тогда бы у нас точно не было бы времени так замечательно поговорить. А Чегеварова бы тебе показала гетер! – Ворд затрясся от хохота.
Я слегка насупился – у меня все в порядке с воображением и сонмы гибких гетер были разогнаны образом тёщи, как стаю голубей в один миг рассеивает тень ястреба (или сокола, или кречета, или коршуна, или орла – я же не птицефил, чтобы в таких нюансах разбираться).
– Не охватывай пласт информации больший, чем можешь обдумать мозгом без допинга. Вот лучше я тебе притчу расскажу об Учителе и гномиках. Ты знаешь кто такие гномики?
– Я даже кто такой Учитель не знаю.
– Дремучий ты, Боцман, тип! Слушай сюда и не говори потом, что не слышал. На одном острове, находящемся далеко к югу от Мантилии, живут гномики, ростом тебе по колено, на лицо зелёные, нос обычно крючком, характер скверный, женщин у них мало, возможно, поэтому и скверный характер. Ещё у них варьируется число пальцев на лапищах – у кого-то их пять, как у нас, а бывает, что и шесть и семь, и четыре и три, и два, и даже один культяпный отросток на ладони. По этому пальцовому поводу у них велись жаркие споры с мордобитием: что считать правильным стандартном для исконного гнома, изначального гнома, гнома прародителя, гнома от земли матери, так сказать, – сколько пальцев должно быть на руке уважаемого гнома? Естественно, мнений было столько, сколько представителей разного количества пальцев на руке. Но больше чем количество пальцев на руке их зарубала другая тема – цвет волос! Ты знаешь, что генов, отвечающих за цвет всего два: один рыжий, другой чёрный и их комбинации дает весь спектр цветов от пепельных блондинок, до жгучих брюнеток? По глазам вижу, что ты этого не знал.
– А как же альбиносы?
– Такое бывает, когда эти два гена отдыхают и краска в волосы новорожденного совсем не поступает, но у гномиков не бывает альбиносов. Так вот у них там эти гены сильнодоминантные и никакая генетика не может их разбавить… да не закатывай ты глаза! Проще говоря, гномики бывают либо абсолютно рыжими, либо – черными как уголь. Считается, что рыжая щетина (волосами их проволоку назвать тяжело) более гномистая, она – квинтэссенция высокого гномического качества, присущего идеальному гному или точнее представлению об идеальном гноме, выраженному в отдельно взятом гномике. Ведь идеальных гномиков в природе не бывает, они могут жить только в мире идей. Но тебе о такой высокой горной выси слушать пока рано. Так вот, чернощетинные гномы на острове были вроде как второй сорт. Представь теперь типичную семейку, сидящую за обеденным столом: папа – брюнет, на руке восемь пальцев; мама – рыжая, четыре пальца; старший сын – брюнет, семь пальцев; средний сын – брюнет, два пальца; младший сын – рыжий, четыре пальца; самый младший сын – рыжий, три пальца; дите в люльке – щетина уже лезет чёрной, а пальцев пять; дочурка единственная – рыжая в маму и восьмипальцевая в папу. Представил? Как ты, наверное, догадываешься им есть о чём поговорить за обедом и даже на ужин вопросов нерешенных за глаза обсудить хватит, я тебе даже больше скажу, ещё ни один обед не обходился без потасовки, повод-то есть железный – кто должен первый выбирать кусок мяса? И очередность просто по старшинству их никак не устраивает: рыжие хотят обогнать чёрных, а те, у кого больше пальцев – "уродов малопальцевых". Бьют чем угодно по чему угодно – и это внутри семьи грызня, так сказать, грызня семейного масштаба. А какого очутится на базарной площади, где тысяча гномиков начинает подобную цветовую и пальцевую дифференциацию?! А бывает и в заведения кое-кого по цвету волос или малости пальцев не пускают – тут уж штурм и кто не спрятался – тот об этом пожалеет! У них же один крайний аргумент – топор. И вот на острове появился Учитель, прибыл он на платформе, что всегда висит в метре от земли или воды.
– Антикварная?
– Да, ещё с древних времен осталась. Гномики мало что понимали, когда Учитель что либо говорил (уж больно мудрёны были слова для гномьих мозгов), а это бывало редко, но зато полюбили кататься на платформе – места там хватало примерно для двадцати гномиков, а если усесться поплотнее, то и все тридцать набивались и с краев не падали. И вот однажды едут гномики на платформе, куда их Учитель везёт, а тот напился медовухи и кружит по острову без определенной цели, ну может и с целью, но нашему непросветленному сознанию недоступной. А гномики сидят так: поближе к учителю рыжики, а подальше – чернушки. И вот рыжики между собой перетирают, мол, сзади брюнеты про нас разную чепуху говорят, а брюнетики в свою очередь базарят о том, что вот рыжие опять лучшие места заняли, и обсасывают эти темы со всех сторон, кулаки при этом чешутся необычайно. Когда Учитель остановил платформу, то дискуссию вынесли на ближайшеё ровное место, и началось мочилово «стенка на стенку». Учитель созерцал эту суету, созерцал, а потом выдал: "Что вы делаете, гномики, на самом деле вы не рыжие и не брюнеты, вы – зелёные, вы все зелёные гномики и нечего мутозить друг друга почем зря!" Гномики загалдели: "Мы зелёные, мы зелёные, а ведь действительно – все одинаковые!"