подавления восстания против законной власти…"
И так далее в том же духе. Значит, магистр был излишне мягок и добр… О небеса, да если бы я только проснулась! Но мне ещё много надо сделать для этого и самое малое – передвинуть коня на поле f6. На завтра магистру будет о чём подумать и кроме своего "премилого" трактата. Ведь я сделала ещё одно "чёрное" дело, "чёрное" – потому что, во-первых, я играю чёрными, во-вторых, фигуры передвигаю ночью с помощью кошки, пусть и не полностью чёрной, – вот и выходит, что занимаюсь чёрными делишками – ничего, я не суеверная.
Как я хохотала, когда Магистр обнаружил коня, передвинутого мной посредством кошки! Он уже и двери закрывал и стражу ставил, только я все эти хитрости обходила. Ведь никто не подумает, что фигуры двигает кошка, правильно? А никто посторонний в комнату не входил. А когда магистр посадил специального человека следить за доской через глазок, то я подсылала одного кота глазок закрыть своей пушистой тушкой, а в это время…
Прямо любуюсь, какое багровое стало лицо магистра от прилитой тёмной крови! Он прямо сейчас лопнет же, как лопается крепко налитой гнойник… интересно, от этого взрыва я проснусь?
Боцман
Юго-восточный ветер сносил нас на север, мы промахнулись мимо нашего континента, его ещё называют Олдовия, это с древнего языка означает Старый, хотя, я думаю, он не старее других. А ведь Чума применял всякие умные приборы для навигации – не помогло. Оказались мы на далеком севере. Начало холодать, если более подробно то: холодало, холодало, холодало и холодало, а потом ещё похолодало.
– Это вам не палатка с большим холодом! – сказал Ворд и натянул на себя медвежью шкуру.
Мы все уже давным-давно закутались, кто во что смог, и нам было тяжко лицезреть наготу капитана… зато, когда он все-таки прикрыл гусиную кожу, всем сразу стало легче… но не теплее.
– Вот и ты стал похож на человека! – Чегеварова больше всех обрадовалась тому, что Ворд упаковался в шкуру.
– Я теперь не докси, я теперь как все! – запричитал могучий представитель вольных морских волков.
– А раньше ты был как все докси, то есть тоже принадлежал к определенной группе общества.
– Молчи, женщина, ты меня ещё к мазурикам причисли!
– Ты самый великий капитан, которого я видела за все года моих скитаний по свету (насколько я знал, Чегеварова до этого за пределы Ахинеи никуда не выезжала), твои руки порубали многие неправедные головы… – и пошёл поток патоки по трубам вордовского мышления.
Эльза, кстати, в мехах стала похоже на пончик, а мне вовсе не нравятся девушки, у которых есть лишние килограммы в телесах, и я тут же начал над её внешним видом глумиться:
– Эльза, на каком ты месяце беременности или сколько банок варенья ты съела за завтраком?
В ответ я много чего о себе нового узнал, и не всё было хорошим и добрым… Но веселится мне пришлось недолго – надо было что-то делать с вернувшимися в наш самолёт ползунками. Они не переносят мороза и могут погибнуть в холодрыге, образовавшейся внутри "Чумы-1". Это, без сомнения, классный самолёт, но в нём не было предусмотрена конструктором всего одна мелочь – печка. Я переложил еле шевелящихся ползунков из их раковин в меховую варежку, потом осторожно засунул её за пазуху и стал согревать созданий неба своим дыханием, когда теплодувничать устал, меня на посту сменила Эльза. Обычно ползунки не любят, когда их беспокоят и уж тем более не допускают таких фамильярностей как хватание их хрупких телес пальцами, но сейчас они не выразили протеста, видимо, понимали: по-другому – никак.
Ползунки
Мы с Инной сразу почувствовали – летим к нему, непонятно как – ведь лопотуны тяжелее воздуха и совсем не похожи на птиц, но точно – летим. Мы стали ковырять жалами футляр для нас, в который мы были заботливо упакованными лопотунами и те, слыша наши потуги, выпустили нас. Так и есть – лопотуны забрались внутрь летающей пещеры с прозрачными глазами, а та взлетела выше облаков. Вот это радость! Мы запели гимн Облаков облакам и стали проситься к нашим прародителям. Для нас открыли один глаз в летающей пещере. Мы оказались выше облаков. Мы были выше облаков не во сне, не в грезе от палочек-вонялочек, не понарошку, не обладая цветками в головах, а по-всамделишному!
– Здравствуйте наши далекие предки! – сказали мы дружно и полетели к этим белым гигантам, чтобы совершить обряд поклонения.
Но этот обряд слишком интимен, чтобы можно было даже думать о его разглашении кому бы то ни было, кроме братьев и сестёр по рою. Позже и не известно на сколько позже и чего позже – само время для нас остановилась во время обряда, – мы обессиленные, еле-еле передвигая крылышками, догнали летающую пещеру и вернулись в наш футляр.
– Это было здорово, Ян! – сказала Инна.
– Мы самые счастливые осы в нашем рое… – у меня слипались глаза.
– Нет, просто мы самые смелые – вот и попадаем туда, куда судьба не пускает остальных братьев и сестер по рою.
– Спасибо судьбе! – уже засыпая, сказал я.
– Спасибо свету, освещающему наш путь…
Мы любили всё и вся, мы даже, наверное, полюбили бы шершней, если бы те нас раньше не сожрали. Мир прекрасен и удивителен, особенно с высоты осиного полета! Да будет счастье в вашем гнезде и радость пусть не покинет ваш рой!
Когда в летающей пещере лопотунов стало нестерпимо холодно… мы с Инной посмотрели друг на друга в последний раз; когда мы закрыли глаза, после того как посмотрели друг на друга в последний раз; когда мы свернулись в позы только что родившейся осы и приготовились к вылету из лёгкого мира, после того как мы закрыли глаза, много после того как посмотрели друг на друга в последний раз, нас что-то согрело извне. Это лопотуны переложили к себе под шкуру и дули на нас тёплым воздухом, выходящим из их жевал.
– Инна, ты видишь это? – спросил я, не веря своим глазам.
– Да, вижу, я сама хотела тебя об этом же спросить.
– Они нас спасают!
– Мне кажется, не в первый раз, – Инну била дрожь, а я ничем не мог помочь, казнь себя в данном случае тоже бы не помогла, вот и выходит – совершенно ничем любимой помочь не могу! Меня охватила ярость на собственное бессилие, но и она была бессильной что-либо изменить.
– Да, но тогда это было больше по их привычке, они же думают, что они сильные и могущественные и что им подвластно изменение окружающего их тяжелого мира и даже нашего мира – тонкого, а сейчас другое: они нас просто так греют, – только говорить и могу, совсем как лопотун.
– Обязательно надо будет рассказать нашим братьям и сёстрам по рою!
– Если долетим до них.
– Да, если долетим.
Когда нет сил ни на что, остается просто болтать, и мы обсуждали самих себя, ведь не каждый же день, осы после того как посмотрели друг на друга в последний раз, видят себя снова! Каждое такое событие становится легендой – а уж если тут замешаны лопотуны… Да, такого ещё не было за всю историю нашего роя и поэтому нельзя было утверждать, что с этим можно было что-либо поделать или поделать что-либо, чтобы потом что-то утверждать.
Боцман
Вынырнув из облаков, "Чума-1" оказался около острова-града, растущего из океана на гигантских платформах разной вышины. Когда мы облетали его кругом, в одном месте мы увидели большие светящиеся в темноте буквы: "НЗАК".
– Какое-то это твердое "к", на конце, по-моему, не хватает мягкого знака, – сказала Чегеварова.
– Умягчать "к", какой вздор! – не согласился Ворд, но после поцелуя моей тёщи и его полюбовницы изменил своё мнение.
Над названием города на высокой мачте реял белый флаг с чёрным квадратом посередине. Его мы тоже обсудили.
– Сдается мне это дракон, почти такой же ужасный, как тот, что вытатуирован у меня на теле, – сказал Ворд, разглядывая полотнище флага.
– Какой ещё дракон, где? – спросил Чума.
– Да на флаге, изображен чёрный дракон.
– Это же просто квадрат.
– Квадратов на флагах нет, не было и не будет, круги ещё бывают, а квадраты люди на свои знамена не пускают и правильно делают – не их ранг там ошиваться. А это однозначно чёрный дракон.
– Вот чумаво! Спорим, что это просто квадрат, – предложил профессор.
– На что?
– На банку медовухи.
– Идет!
Я разрубил руки спорящих, а сам остался в недоумении – квадрат это или дракон? Как показало недалекое будущее, прав оказался Ворд. На знамени гордо реял чёрный дракон – Чума проиграл медовуху. А я в очередной раз убедился в том, что слухам верить нельзя никак. Ведь что говорят слухи: докси недалекие люди и ничего дальше бушприта своего корабля не видят. А практика показывает, что в чёрном квадрате доксин без вливания допинга видит дракона, который там на самом деле есть, и который абсолютно не доступен для взгляда даже такого просвещённого человека как профессор (а про себя я вообще молчу – в искусстве не разбираюсь вовсе).
Нам нужна была площадка для посадки, но в темноте садиться было опасно – мало ли что и где местные понатыкали у себя на крышах, вследствие этого мы так и кружили до утра на малой высоте над городом, чтобы можно было при свете зари найти безопасный «чумадром». Самолёт Чумы мог садиться практически вертикально и ранним утром мы благополучно и мягко воткнулись на плоской крыше одного из самых высоких зданий города Нзак. «Чумадром» оказался подходящим – площадью около пятисот квадратных локтей.
– Добро пожаловать в суверенный город Нзак, – приветствовала нас чиновник в красно-зелёной униформе, образовавшийся из двери небольшой кабинки, в которой можно было узнать непритязательный выход на крышу. – Вы из какого района нашего славного города?
– Вы же прекрасно видели, что мы совсем не из вашего города, мы путешественники, – взяла на себя миссию дипломата Эльза.
– Значит, виз у вас нет?
– Точно так, – милая улыбка.
– Тогда платите пошлину за въезд в чужой район.
– Сколько?
– Всё ваше движимое и недвижимое имущество.