– Я думаю, что он теперь должен нарисовать наш цветной портрет, естественно, когда королева проснется и откроет секрет стойких цветных красок.
– Мой любимый меркантильный Боцман, – она чмокнула меня в щеку. – Художник нам ничего не должен!
– Разумеется. Но, во-первых, я не меркантильный, я – домовитый, а во-вторых, ты не попала поцелуем.
Тут перед нами нарисовался стог сена, в котором Эльза уже отстрелялась точно. Да и я накрыл все цели своими ласками. А потом мы лежали, и она даже поправили сбившуюся повязку, которая сдерживает мои волосы от разлетания. Жена нашла в стогу перо птицы и вставила мне в шевелюру.
– И волос пробило перо…
Не было зеркальца, но, наверное, я стал похож на дикаря. Таких героических дикарей рисуют в детских книжках. Сами дикари давно вымерли. Точнее их убили цивилизованные люди – вот кто настоящие дикари.
Несколько позже:
– Уси-пуси! – я знал, что Эльза не любит, когда я это говорю.
– Не произноси этого слова таким тоном!
– Уси-пуси, почему? – и перестрелка поцелуями началась с новой силой.
Прошла ещё одна вечность… и мы помолчали на одну тему, мы даже друг другу в глаза не смотрели, настолько это было глухое молчание: Веры не было рядом с Художником. Тут и страх в нашу семейку поскребся – ведь такое может с каждым случиться. А не хотелось бы. Просыпаешься утром, а ты один…
Магистр
С попами я обошёлся просто, я обложил церковное имущество налогом, таким же налогом, как облагается любая коммерческая недвижимость. И всё встало на свои места. В королевстве… – вот ведь оговорочка! – в магистрате стало значительно меньше церквей и прочих храмов. Но свято место пусто не бывает, и стали расти секты, как грибы… но с этими ползучими культами мы борются уже силы правопорядка (я не люблю словосочетание «органы правопорядка» от него веет расчленёнкой). Пришлось взять веру в свои руки и оставить одну официальную религию. Зачем людям мучатся выбором? Без них уже всё придумали.
Боцман
Успели мы к нашей халупе как раз вовремя: аккурат тогда, когда начался аукцион по продаже нашего любимого домика на набережной. Нас не было под его крышей три месяца и по новому закону здание зачислили в свободный жилой фонд и выставили на продажу. Так от нас ушёл второй мешочек золота. Да, это был грабеж среди бела дня! Целый мешочек золота мы отдали за наш же дом! Но, во-первых, цены у нас в столице на недвижимость высокими были всегда, а сейчас так и вовсе бум разыгрался-раскрутился в связи с перенаселением; во-вторых, нам с Эльзой всегда нравился вид на реку, а за удовольствия надо платить; в-третьих, это же был наш дом! Ну и не хай с ним, с золотом, зато мы снова обрели родные пенаты.
Но не одни. Дело в том, что пятнадцатиметровая волна от затонувшего континента Амбиции докатилась и до нашего материка и много бед с собой принесла. Прибрежные города, деревни, хутора и другие селения или смыло полностью или затопило и у нас в городе впервые за много-много лет появились беженцы. Точнее, мы впервые узнали, что означает это слово, а смысл его всегда один – много горя, страданий и слёз. Так вот, беженцев нужно было где-то селить, и по указу (а то мы без него бы не разобрались!) половину жилых комнат в домах надо было безвозмездно предоставить нуждающимся.
Вот и мы с Эльзой отдали многочисленному семейству весь первый этаж. Дело в том, что гнездо ползунков находилось на втором этаже, а тревожить наших любимцев лишний раз – это значит рисковать их потерять. Ползунки чрезвычайно привередливы в выборе дома, где они устраивают свою хатку. Обычно для этого они выбирают нежилые постройки, чаще вообще давно заброшенные людьми строения или развалины, но иногда селятся прямо в спальне или какой другой комнате жилого дома – так произошло и в нашем случае. По древним приметам – к счастью, по современным обычаям – крайне дурной тон и сама неприличность. Но мы с Эльзой жили по старым законам и жили счастливо. Ползунки не дадут соврать!
Если же расширить тему, то многое изменилось с тех пор, как правление королевы сменил магистрат. Раньше кто как хотел, тот так и верил в Бога (или не верил), а сейчас всем рекомендовалась единственно правильная религия, общаковская, так сказать. Каждое воскресенье – в церковь, слушать разные умности. Вот я думал раньше, что Бог один и он везде и всё он видит, а теперь оказывается, что надо идти за пастырем и только он ведает, куда идти, только он знает как правильно общаться с Богом и что тому нравится и что не нравится. Грехи замаливать – тоже только через официального посредника. Свечку поставить – только в лицензируемом месте и за указанную в прейскуранте сумму. Стоит ли говорить, что я своих убеждений не изменил, в воскресенье делал то же самое, что и в любой другое день недели, и ни разу не приходил к нашему "пастырю" каяться в грехах. С такой репутацией, оставалась только одна работа – сторож шлюза, но она мне удивительным образом нравилась. Компашка у нас подобралась соответствующая – одни "недобропорядочными" граждане нашего королевства (я обычно не употребляю словосочетание: "великий третий магистрат" – уж и не знаю почему). Но это раньше я был трудоустроен, а теперь не тружусь. Так, картишки иногда перемешиваю, да раздаю…
Сидели мы в баре и играли в преферанс. Пулю расписали на четверых: Ардо, Вилариба, я и бармен Зюйд, который успевал и в карты посмотреть – сначала в чужие, а потом уж в свои, всё как положено! – и клиентов выпивкой отоварить. Благо играли мы за стойкой, и Зюйду не приходилось от рабочего места отлучаться. Было мое первое слово, мне пришёл страшный мизер, по моим судорожным ужимкам все поняли, что мне пришёл страшный мизер и айда меня жизни учить.
– Боцман, пас можно сказать на любой карте, – выдал Ардо, у которого, судя по всему, был наичистейший пас. Как я уже говорил, Ардо за всё то время, что я его знал, сказал лишь три слова и тут требуется пояснение. Так вот, в зачет идут лишь важные слова, а обычный треп, типа: кто и сколько заказывает за карточным столом или не выпить ли прямо сейчас… – подобная болтовня не учитывается.
– Не кидайся в него древней мудростью, он и так умный как утка, а после общения с докси так и вовсе стал умнее белуги! – "защитил" меня Зюйд, который сидел на прикупе.
– Посоветуйся с ползунками, они тебе помогут… – процедил Вилариба сквозь зубы, у него была игрища взяток на семь, и он не хотел, чтобы я играл мизер.
– Пас! – выпалил я.
– А-а-а, Боцман опять сказал "пас", поэтому он и женился так рано. Помни: на любой карте можно это сказать… – глумились со всех сторон.
– Мизер! – тут же объявил я, пока никто ничего не сказал по игре.
Нет, в прикупе не было два туза, был всего один и семёрка, но не та семёрка, которая мне была нужна. Зюйд написал на меня висты, а я отобрал свою законную взятку… потов вторую (такой расклад вышел), и записал за них на гору. Пулю я проиграл в хлам, потом мы напились, кто на радостях, а кто, обмывая проигрыш. До дома дошел по стенкам знакомых домов. Но ключ-зараза отказывался поворачиваться в замке. Сначала не лез, а потом гнида не поворачивался! Я стал царапать в дверь ногтями и хрипло звать Эльзу.
– Чего? – заспанно ответило солнце мое со второго этажа.
– Прости меня…
– Ты кто?
– Боцман…
– А я?
– Эльза…
– А раньше я была свет очей твоих… – она перечислила имен сто ласковых и ещё пятьдесят интимных, что шептал я ей в более трезвые периоды своей жизни и резю-зю-мировала: – …пить надо меньше!
Я ничего не понял, кроме того, что мне не откроют, и начал сворачиваться клубочком на крыльце. Какое мягкое крыльцо… голову я положил поближе к краю, чтобы в случае чего можно было легко облегчиться вниз и не запачкать крыльцо. Вдруг чьи-то руки потащили меня куда-то с такого гостеприимного крыльца и облегчался я уже не с него.
Утром я пообещал найти работу и с первой же зарплаты осыпать мою благоверную бриллиантами. На работу я устроился – стал дворником на родной улице к радости местной детворы. Первую зарплату получил в срок, но её не хватило даже на пыль от бриллиантов. "Ничего, проживу и голая, – успокоила меня Эльзуня, совершенно неслучайно она в этот момент действительно была полностью обнажена. – Главное, что ты теперь регулярно приносишь кофе в постель!" Это сущая правда Утром я как раз успевал очистить набережную от опавшей за ночь листвы и приготовить к пробуждению смысла моей жизни чашечку кофе. А с ароматом кофеёчка-кофейка в спальне для Эльзы начиналось утро.
Александра как обычно приехала неожиданно, но не так неожиданно, как появляются художники – облака никак не намекали на её приезд, впрочем, как и любые другие явления природы. Поцеловав меня, она увлекла за собой Эльзу в гостевую комнату, чтобы рассказать нечто такое, что не предназначалось для моих грубых мужских ушей и получить от неё порцию вестей такого же содержания. Я вполне понимал необходимость общения тет-а-тет, но для порядку выразил легкий протест:
– Вы там без меня не балуйте!
– Обязательно будем баловать! – ответила симпампушечка моя.
– Боцман, мы немножко без тебя побалуем, а потом множко с тобой! – успокоила меня Александра и они уединились.
Спустя минут десять запахло ароматными палочками, ползунки вылезли из своих раковин и, став легче воздуха, прилипли к потолку с очумелым видом.
– А вы, значит, недавно переехали? – спросила Александра у меня, принявшего на грудь уже третью бутылку тёмного пива.
– Угу.
– Пиво тёмное?
– Угу, – я откупорил ещё одну бутылочку и протянул герцогине.
– Вот за что я люблю тебя Боцман, так это за твое немногословие в вербальном диалоге и быстрое действие на уровне витальном. Сколько раз ты в мыслях пытался затащить меня в постель?
Это у неё была любимая манера разговора, так сказать тостовая (или тестовая – кто какие напитки предпочитает): начинает с ума, а заканчивает около самого сердца или в его пределах.
– Да с каждым твоим приездом такая мыслишка проскакивает, но я понимаю, Эльзе я не конкурент.