В эту ночь мы совсем не спали – после бурных приключений напились кофе и стали смотреть цветной экран, так как раз шёл утренний вестник, в котором рассказывалось о ночных происшествиях. Мы в него попали, хотя камера и не взяла наших крупных планов, но зато обидные для стражи жесты передала доступно для понимания (их сделали нерезкими, но всё равно они остались понятными), а больше нам и ничего не надо было – мы добавили в кофе коньяка и чокнулись за запускателей ползунков. Чок-чок!
Королева
Майя подобрала чёрного котенка и мои подружки стали придумывать ему имя.
– Назовем Дарком, – предложила Александра. – Он весь чёрный с головы до пят, ни одного белого пятнышка – вылитый мистер тьма.
– Он больше похож на Шанса, вылитый чей-то последний шанс! – сказала Эльза, гладя беспризорника печальными глазами.
– А может Жук, смотрите как он усами шевелит, а уменьшительно Жучило, – Майя тоже приняла участие в наречении.
– Какой же он жучило, он же в ладони помещается? – опротестовала Александра.
– Вот именно так, как делает самый настоящий жук.
– Надо посоветоваться с королевой…
Ого, обо мне вспомнили, товарки мои любимые. Сейчас уже девчонки быстро находили дорогу из моего бывшего королевства в теперешнюю мою резиденцию, скованную холодными рамками сна, которые сами никакими рамками не ограничивались, и это в них самое противное.
– Здравствуйте, ваше величество!
– Привет, привет! Сразу к делу – мне Шанс больше нравится. Аргументирую: шанс может стать тьмйо или жуком, а кекс не может стать, например, жуком или его шансом и с жуком такая же история. То есть, кличка Шанс вмещает в себя и самоё себя, и жука, и тьму, она является полной, а значит наиболее подходит для этого приёмыша.
– А ещё какие-нибудь аргументы есть? – спросила Александра, уже смирившаяся с "потерей дарка".
– Да, мне Шанс больше нравится, – ай да аргумент!
Вопрос решили. Но скоро выяснилось, что мы немного ошиблись. Шанс оказалась не котом, а кошкой. Мы снова стали обсуждать кличку кота-кошки во сне:
– Лучше бы мы её назвали Мур, не пришлось бы переименовывать, – заметила Александра.
– Ещё не поздно, – согласилась Эльза.
– Поздно, она на Шанс откликается, – вступила в диалог Майя.
– Бу-бу-бу, – это уже я сказала то, что первое на ум пришло (а у вас так не бывает? Не верю!) и потом добавила: – А почему это Шанс должен быть обязательно мужского рода? Что не бывает шансов женских? Даже если не было, то теперь уже есть. И нечего головы ломать!
Больше мы головы и не ломали, а Шанс становилась всё грациознее и грациознее, пока окончательно не превратилась в элегантную даму угольной наружности (это я слегка в будущее заглянула – возвращаюсь: !ьтюьф).
Но на этом беседа о словах не закончилась.
– А почему вы называете революцию бунтом? – спросила Эльза.
– Потому что революция предполагает существенное изменение государственного строя, или уклада жизни обычных людей, то есть большинства граждан страны. А в нашем случае – я заснула в своем королевстве и проснуться хочу там же – практически никаких изменений. Да и для большей части подданных это видится так же. Так что процесс свержения Маркела называть глобальным словом "революция" – больно жирно, обойдётся и бунтом.
– Обойдётся! – воскликнули мои любимые подруги и пошли бунтовать.
Шут
Направляясь дорожкой непрямой к гнездышку королевских девчонок, я наткнулся на чёрный комок шерсти, шипящий на рыжий комок шерсти. Поясню, чёрный комок – котёнок, рыжий – глупая собака, которая имела наглость лаять взахлёб на несовершеннолетнего мурлыку. Это не правильно и я объяснил ей азы этикета. Собака перестала лаять, а котёнок – шипеть. Я взял его на руки, и он тут же с остервенением впился клыками и когтями в мою ладонь и пальцы, при этом он истошно мяукал, подзадоривая свою злобу. Это вам не какой-нибудь жеманный кот, который сидит на печке, мурлычит и ламкой своё рыльце трёт… это был кот-огонь, хотя и чёрный… где-нибудь в параллельном мире обязательно бывает чёрное пламя!
– Ты царапаешься и мяукаешь или мяукаешь и царапаешься? – задал я вопрос пока безымянному котёнку (если быть точным, то кошечке).
Она объяснила, что с удовольствием бы полностью отдалась процессу… тут она сказала по-кошачьи одно слово, которое обозначала одновременное мяуканье с упоением и неистовое царапанье, но адекватно на человеческий язык оно не переводится. Но ей приходится объяснить элементарные вещи какому-то дылде. Слово "элементарные" она выделила кошачьим префиксом "пш-ш".
– Больше вопросов не имею! – я подул в мордочку будущей кошке, как ни странно она не отвернулась и не ослабила челюсти, терзающие мой большой палец – не характерная для кошек реакция на сильный ветер в глаза.
Я подбросил котёнка девчонкам, чтобы проверить, как они относятся к маленькому чёрному котёнку, и как маленькая чёрная кошечка относиться к трём стервозам (я решил никого не обделять этим титулом, хотя, если копнуть поглубже, истинная стерва там была всего одна, да и её истинность – относительная, смотря с чьей сравнивать, по сравнению с ВВ – там вообще не было стерв). Никто не подвел ожиданий, и она стала Шансом, а они – обладательницами Шанса. Убедившись, что все классные, я предстал перед общиной во всей своей красе и сволочизме.
Тут мне удалось ненадолго попасть к ВВ, я обычно к ней на прием не рвусь, мне всегда лениво забираться в дебри её сна, который так похож на наше королевство со всеми окрестными землями, что не сразу и поймешь: где сон, где не сон. Чуть полью воду на мельницу этикета: я доложил о своих делах, она прервала меня, мол, сама с усами, не хуже Шанса. А я и не сомневался.
– Расскажи о своей последней думке – тон слишком приказной.
– Проведала-таки! – улыбаюсь.
– Обойдусь без твоих комплиментов! – тон стал ещё более приказным.
– А я их не говорил! – сжигаю мосты.
– Зато подумал! – как она обворожительна в гневе. И королева права. Вообще-то королева всегда права.
– Я думал о том челе (так в том мире с шумными домами сократили слово человек, наверное, там тоже завелись буквоеды), к которому ты залетела в левое ухо и вылетела из правого, при этом добыв пару рассказов. Он же про нас книгу сейчас пишет. Вот я и подумал, а что если мы все живем только в его воображении? Или обратное: он со всем тамошним миром, лишь твой сон.
– А почему мы не можем быть его сном?
– Я могу быть плодом воображения, но не частью сна.
– Ты сейчас часть сна.
– Да, но во сне, а наяву я уже не часть сна твоего.
– Почему ты не можешь в это время быть частью сна того писателя?
– Не занудствуй! Есть третий вариант: наши два мира всего лишь песчинки, несущиеся ветрами, которые задули нехилые существа или одно нехилое существо.
– Сам не занудствуй! Лучше скажи, что ты думаешь об этой косметичке?
– Это часть сна, похожая на прозрачную косметичку, являющуюся явно импортным продуктом, ради которого неразумные барышни готовы на любые жертвы… – получив прозрачной косметичкой по щеке, я добавил. – К тому же она явно беременна тяжёлой красотой.
От следующего налёта я увернулся. У меня щеки не казенные, хоть я по-прежнему числюсь в рядах придворных. А потом косметичка исчезла и я понял, что она из будущего… вероятного будущего… которое ещё не проросло в настоящее… чего-то ни бывает во снах… время нелинейное… логика часто сбоит…
– Но это не главное, тебе не интересно как там у него со сказкой, ведь даже ты не знаешь, чем у нас тут всё закончится, а если он там не так всё запишет, тебе не будет обидно? – вопрос был не слишком изящен, но зато по существу дела, даже виртуальная история слишком серьёзная штука, чтобы её мистифицировать или переписывать почём зря.
Королева задумалась и не стала больше обращать на меня свои милости, напомню, что щёки у меня не государственные, а личные. Да и вообще жалованье уже несколько столетий мне не платят. Как жить, я вас спрашиваю, как жить? А, вы не бухгалтерия, а министерство культуры. Понял. Короче говоря, под этот не шумок я и покинул сон королевы, или мой сон о королеве, или сон писателя о своей сказке… и из абстракции пророс в конкретику… выбрался я из сновидческого мира аки мытарь без приданного на белый свет, который – мне так казалось – был ничьим.
Боцман
Не знаю как у других, а у меня бывает, бывает «это» – так безлико называю, потому что до сих пор не придумал название для сего явления, "зов" – мне не нравится, непонятно кто зовёт и зачем, да и зовет ли вообще; "струя" – тоже не подходит, ибо нет никакой струи и непонятно что огибают турбулентные и ламинарные потоки; "болезнь" – совсем без комментариев – не годится. Не знаю, как назвать. Просто я иногда – очень редко, но все же бывает примерно эдак раз в год или в два – просто начинаю идти куда-нибудь с какой-нибудь целью и эта цель мне кажется важнее, чем все остальные цели и я ни на что другое не отвлекаюсь. Вот и в этот раз в меня своими клешнями вцепилась такая цель: пойти к лупоглазикам и добиться у них помощи в благородном деле революции. Я даже не попрощался с Майей (я вовсе не заходил домой), и не взял с собой ползунков, и ничего не рассказал Ардо и Виларибе, и не предупредил мальчишек, я просто взял и пошёл к южным воротам города.
Иногда уверенность в том, что всё будет спокойно и ничего плохого просто не может произойти, настолько сильна, что неприятности отлетают от неё как от хорошей кирасы. Вот и в этот раз я был абсолютно спокоен – ничегошеньки со мной худого не может произойти. Так и шёл… Не доходя до ворот, я увидел телегу, запряженную в старую клячу, которой управлял дедок, явно зажившийся на белом свете, он сидел на телеге и завершал собой причинно-следственную круговерть.
– Дедушка, вы случаем, не на юг ли путь держите?
– На юг, бывший сторож шлюза, коли и тебе туда, могу подвести.
– Буду безмерно благодарен, всемилостивейший государь! – я низко поклонился, но не шутливо, а от души, и сел на телегу.