Так и умерла Шуша, не реализовав своего главного плана. Мораль: не надо быть такой злой и подлой а также циничной, может быть тогда и к твоему корявому жужжанию прислушиваться будут.
Настало время обхода вертухаев, и я спрятал библиотеку в тюфяк. Шум отгремел, гроза утихла, тайфун умилостивился и сдох. Можно вновь приняться за чтение – ох как я изголодался по до пищи духовной! Надо смотреть правде в глаза – это моя последняя библиотека в жизни и каждая «трапеза» может стать финальной… Второй "книгой", которую я буквально пожрал глазами, стал краткий трактат о…
«Трактат о вечных двигателях (краткий)»
О невозможности в принципе сделать вечный двигатель я писать не буду, в школьный курс уже входит объяснение – почему их нельзя сконструировать.
Поговорю лучше о том, как сделать самый простейший вечный двигатель. Все попытки осуществить такое начинание раньше упирались в один принципиальный нонсенс: невозможность достать вечные запчасти. Например, если вам нужно чтобы колесо крутилось вечно, вам просто до зарезу необходим вечный подшипник, а без него колесо вечно вращаться не будет. Тут стоит заметить, что даже колесо с вечным подшипником будет крутиться вечно только в абсолютном вакууме, который легко достигается абсолютным насосом в абсолютной камере для вакуума.
Итак, перейду от пространных рассуждений к конкретным чертежам вечного двигателя: возьмите набор "Собери сам вечный двигатель" и расколдуйте его (на лицензионные коробки всегда наложено охранное заклятье)…
Дальше ничего невозможно было разобрать, так как на первоначальном тексте кто-то написал ещё один, а потом на этом всем ещё рисовали и затачивали карандаши, лишь в уголке жирнел символ: "*", но расшифровки этой звёздочки я нигде не нашёл.
Ещё одно «пироженко», которое я «скушал», оказалось объяснительной запиской (орфография и пунктуация неизвестного автора сохранены)…
«Обяснительная записка»
Я такой-то и такой-то (мине так сказали писать, а зовут меня по-другому совсем), позавчерась охранял общак свиней, они там живут. Я их строга стерегла всю ночь, начальника, Богом клянусь, и совсем не пил, почти Богом клянусь. И охранял добротно – ходил вокрук тына кругами и не халявил – это по-нашему, по-сторожиному – значит не наматывать круги совсем, а спать (дрыхнуть).
Абзац. А часов где-то в пять (звезды ищо на небе мигали) один парасёночек (бойкий такой с полосами по бокам – может его мамки с лестными кабанами нагуляла – не мое это дело) подкоп сделал и побежал резвиться на лужок. Куда энтот подкоп потом делся, я не ведаю – может, засыпался сам собой, за подкопы я не отвечаю.
Второй Абзац. Этот парася долго по лугу не бегал – а иначе я бы его словила, точно вам говорю, товарищ главный господин следователь, зоркое око государя (так писатя мне дружбана насоветовала). Он же усложнил задачу мне – побег к речке, она летом-то совсем как ручеёк, но сейчас ужо не лето, а разбойница весна, да. Она и бурная, едрить (или едрить надо зачеркивать?). Так вот и я говорю: он бежать, я – ловить. Не поймать. А он-то, наверное, думал на сопредельный луг рвануть (там трава гуще нашенской), а луг тот акурат за речкой (совсем память моя ослабела – не помню, как её зовут, ручеёк едрить энтот). А парося – бултых в него, в неё, короче – в воду и поплыла.
Третий Абзац. А поплыл он как-то неуверенно, а может, он и совсем плавать не умел, только делал вид, чтобы меня в заблуждение ввести – мол, я умею и нечего за мной бегать. А я честно бегала, я же уже вам, товарищ главный господин следователь, говорил. А бабку Федосеёвну вы не слушайте – она все врёт и напраслину возводит на меня… холера её того… особенно она бает про то, что я парося сменял на самогонку и после энтой самой самогонки у меня ноги кренделями заплетались (у меня сроду ноги кренделями не заплетаются, даже после дерь… говно… что? Так и пишу: «некачественного продукта перегонки»), а навет она возвела в околоток на меня из-за хрена моего… то есть… как же написать-то? У меня хрен в огороде попёр буйно, а у неё нет, вот она на меня и зуб точит и поклеп возвела понапраслену. Вот.
Четвертый Абзац (последний). Я в воду бросился, и поплыл, а парося, он так головку тянул – видно жить очень хотел, да травку зелёную на том берегу этой как её речки хотел ашать (то бишь есть) – да уже утонул, сердешный. Я нырять – но там омут же едрить. Короче я не виновен, о чем честно заявляю и присовокопляю энту обяву.
Ниже место для подписи оставить (так мне тоже люди сказали сделать – я и сделал).
Только я подписываться не обучен – я просто палец намажу и приложу, вот:
Такая вот объяснительная, а в конце действительно отпечаток чьего-то пальца, только я внимательно разглядывал – похоже, это копия, но как так искусно мог художник отпечаток пальца перерисовать – я в сумлении. Тьфу ты чёрт! – заговорил как автор этого перла канцелярского юмора. Опять! Я отложил записку и стал думать. Но думать в тюрьме тяжело – все темы перескакивают одна через другую, и ни на одной не сосредотачиваешься, легче совсем не думать. Я пару раз такого состояния достигал и один раз даже трезвым. Оригинально это – совсем ни о чем не думать, а потом разные мысли как тараканы набегают, да такие умные порой, что даже диву даешься – как такие нажористые особи пробрались в мою голову?
Из остального творчества мне понравилась ещё легенда о …
Королева
Подсматривать за моими девчонками иногда так увлекательно, что я даже забываю о своих прямых обязанностях. То есть, о том, что надо структурировать реальность таким образом, чтобы герои стройным клином устремлялись бить в колокол и уже разбудили меня-любимую в самом деле! Сейчас Александра показывала свой фотоальбом Эльзе и рассказывала ей о своих мужьях. Вообще-то герцогиня об этом ни с кем не делилась, даже со мной (уж, поверьте, я на неё давила), но Эльза родила, а мужа рядом нет, вот на этой почве её окружила и замучила депрессия… Чтобы развеять мученицу, Александра и показала Эльзе свой альбом.
– …а это мой третий муж, – сказала герцогиня, указывая на соответствующую черно-белую фотографию.
Отмечу, что секрет цветных фоток, подлый Маркел, держал под замком моей библиотеки, как и многое другое "цветное" знание.
– Как он умер?
– О! Ему повезло. Он любил меня как… я даже не знаю с чем сравнить, скажем так: пятый муж, жалкое подобие, по силе любви, а не почему-либо другому, третьего. Он был так счастлив в день нашей свадьбы, что скончался в первую брачную ночь. Ах, де Бошир, де Бошир… – Александра закатила глаза, но чуть позже, вновь вернулась к альбому и перевернула страницу:
– А это Зайка, мой четвертый муж. На самом деле его звали Зигфрид фон-Дежавю-Восьмой, но я всегда звала его Зайкой. Посмотри, похож он на зайку?
– Несомненно! – Эльза отвлеклась от всхлипывания и самогрустнения.
– Вот я ему это всегда и говорила, он не верил, но смерился. Это было одно из условий моего замужества.
– А остальные?
– Пятый?
– Нет, условия, какие они были?
– Да практически никаких: луну там с неба достать, и дракона убить, банальщина одна…
Эльза поняла, что герцогиня пытается её развеселить и она честно попыталась развеселиться, но у неё получилось плохо: улыбка вышла какой угодно только не улыбочной. А вот я веселилась от души, но тоже насупилась, когда увидела эту Эльзину неулыбку. Но тут герцогиня перешла к рассказу о смерти Зайки, и вот этот сказ сумел-таки раскрасить лицо молодой мамы жизнью и вселить в её глаза светляков смеха.
– …отправился он как-то на охоту, ну арбалета или лука не взял, а то мог потерять. И после третьего заезда, то есть после третьей бутылки медовухи, разгорелся у них в компании спор. А были же там одни графья и прочая голубая кровь, слово за слово и завертелась потасовка, точнее драка, а уж если совсем на чистоту это был самый настоящий простонародный мордобой. На чины и звания, а также титулы и должности никто не смотрел – били по морде, или куда попадали. Пьяный угар сравнял всех. Вот тут-то моего любимого Зайчонка по голове скамейкой и ударили.
– И он умер? – решила уточнить Эльза.
– Да ты что! чтобы вот этот Зайчища умер от одного удара скамейкой? – Александра показала особенно откровенную фотографию своего "зайки", на ней отлично были видны бугры мышц там, где должны быть мышцы и даже там, где у обычного человека гладко или свисает жирок. – Он только стал истекать кровью и потребовал ещё медовухи. Но потом все же сознание потерял. И вот тут-то вся эта пьяная шайка-лейка решила его отвезти к знахарю. Посадили его на Бербера, а это самый строптивый был жеребец – чистая ртуть, ну тот и понёс… и тут мой Заянька ударился головой о слишком низкий сук… его потом спилили, да что толку? Прямо на всей скорости.
– И умер?
– Да нет, Эльза, что ты какая мнительная? Просто стал сильнее истекать кровью. Потом его переложили на лодку, но трезвого рулевого было не сыскать – и они на стремнине ударились о камень, Зайка вылетел из лодки и об этот камень…
– Ударился?
– Можно сказать и так…
– Но не умер? – Эльза стала более догадливой.
– Естественно, но стал сильнее истекать кровью, – Александра посмотрела куда-то вверх и почти попала взглядом в меня, видимо, вспоминая все подробности. – А вот когда его все же доставили к знахарю, выяснилось, что и знахарь влил в себя изрядное количество медовухи, из-за чего и перепутал склянки. Дал Зайчику какой-то мгновенный яд, тот и успокоился навсегда. Со знахаря потом содрали кожу, но что толку? Я лучше тебе о пятом сейчас расскажу…
Эльзу история не сильно развеселила, но все-таки слегка отогрела, а вот я смеялась, даже ржала как конь. Нет, как лошадка. Но если бы кто-нибудь сравнил меня с лошадкой, то я этому кому-нибудь вставила бы шампур в одно места и он бы изошёлся крокодильими слезами. Если разбирать эту ситуацию с точки зрения морали – вот уж, поверьте, глупый ракурс, – то мой смех вовсе не был вызван страданиями человека и его последующей смерти. Я смеялась над нелепостью всего, что этому сопутствовало. Согласитесь, Зайка умер, а Эльзе требовалось утешение и если смерть одного Зайки помогает живому человеку улыбнуться, то почему бы об этой смерти не поведать смешно. Конечно, людям с отсутствующим чувством юмора – хорошо, хорошо! – с отсутствующим чувством чёрного юмора, этого не воспринять. Ну, так и кыш отсюда, болезные!