Однажды я проснулся и понял: меня ограбили! или я потерял что-то важное по собственной глупости, или случилось что-то ещё, лишившее меня всего. Я не был осой – я был насекомым. Долго, мучительно долго я искал хотя бы название того, что я потерял. Любовь – меня приплющило к своду пещеры лопотунов. Разбив прозрачную мембрану их убежища, я вырвался из него и что есть силы воззвал:
– Инна!!! – и не было ответа мне.
А может быть, любовь просто стала невидимой…
Проснулся и понял, что я – это не я. Точнее я стал Инной, но в то же время я был Яном, при этом сменились: цвет, тело, образ думанья – короче, всё. То есть, я не очутился в её теле, а она – в моем, это было бы слишком просто. Нет, я действительно стал ей, а она – мной. При этом, я помнил, что я был Яном, значит я Инна или Инна-Ян? Если с вами, осы, такое бывало, вы меня поймёте. Я был сметён этой переменой с панталыку, моё сознание стало разлетаться фиолетовыми огоньками и я приготовился последний раз посмотреть в глаза… теперь это будет Ян или Инна или Ян-Инна? Моё тело – её душа, точнее: её тело и её душа. Но Ян-Инна меня успокоил, прижавшись ко мне крепко-крепко и сообщив:
– Здравствуй, любимая Инна! Пришло время продолжить наш рой.
И я всё понял, точнее: я всё поняла…
Мы закружились в танце любви и остальной легкий мир просто перестал для нас существовать, что уж говорить о мире тяжёлом… А ведь наступило время, когда мне надо нести верёвку наверх, чтобы спасти лопотуна. Это была моя задача, но теперь она для меня не существовала. Меня заменил Вабута, он сделал это не потому, что поверил Огненной, а потому, что любил Дарующую Мечты. То обстоятельство, что и Огненная даровала мечты, он осознавал, но заметить эту песчинку на фоне своей возлюбленной вселенной не мог. Таким образом, Вабута сделал это для лопотунов, а значит и для Дарующей Мечты, следовательно, и для своей любви! Иногда мы осы бываем такими закоренелыми эгоистами – просто жуть, как нас эфир выдерживает? Вабута не подвел лопотунов – он донёс самую крепкую и лёгкую веревку туда, куда её надо было донести.
А мы родили новую осу. Она была по-настоящему полосатой и двуполой. Судите сами: в темноте её белые полоски светились, а на свету его тёмные полоски впитывали лучи. Рос он-она очень быстро и скоро улетел(а) в верхний горний мир, куда мы, обычные осы, доступа не имеем. Мы сами видели это, клянемся своими жалами!
Магистр
К сожалению, «Путь диктатора» ничем не мог помочь в деле подавления бунта. Слава этой книги сильно преувеличена. Теоретической учебник от автора, который скипетр с державой в руках никогда не держал. На кой ляд мне система идеального государства, если я уже его построил, теперь мне нужно защитить мою власть от бестолковой и беспощадной толпы! А вот про это в книги – ни слова… Бумагомараки чертовы! Понапишут всякого, никакого от них толку!
Ко мне на колени запрыгнула кошка Люси, я сдержал раздражение и почесал ей за ушком и погладил по восхитительной шёрстке, кошка замурлыкала… от кошки толку больше, чем от всех фолиантов вместе взятых.
(Вот тут магистр был прав, но даже сам не знал насколько…)
Королева
Погода в день бунта явилась всем заинтересованным лицам ветреной красавицей: мгновениями прижимала прохожих к своей знойной груди, а мгновениями замораживала надменным взглядом. Сие наблюдение, а точнее упоминание о красоте в круговороте мыслей, посетивших мою головку в один миг (максимум два), навело лодку моего сознания вот на какой риф: если я проснусь-таки на самом деле в своём королевстве, то как я буду выглядеть? Бросив всё, быстро-быстро помчалась во дворец. Нет, вроде, ничего выгляжу: платьице за столетия не вышло из моды. Оно было – и осталось! – изумрудным и чуток блестючим, но не пошло блестючим, а так – самую малость. Капюшончик добавлял загадочного эротизма и давал простор для искоса брошенных взглядов (а я любительница их бросать). Обтягивающее платье облегало всё, что нужно облегать, и плавно переходило в четыре лепестка, самый длинный из которых своим язычком касался каблучков зелёных туфель. Туфельки эти и теперь мне нравились, хотя у них был один малюсенький недостаток: из их ажурных форм нельзя было пить шампанское (хотя есть же вполне годный способ – ставишь фужер в туфельку и пьёшь, военные всегда найдут выход из положения). Ах, клубничное шампанское! Ой! ой-Ё-ей! Ой-ё-Ё-Ё-ё-ё-Ёй!!! Что это??? На моём лице пыль?! Я стала своими руками во сне стирать с себя наяву пыль – естественно, ничего из этой затеи не вышло! И тут пришло озарение: это не на мне пыль, это на стеклянном колпаке – ненавижу слово «саркофаг» люто, есть в нем что-то мертвецкое, инфернальное – пылинки решили устроить посиделки. Уф! Чуть сердце не оборвалось (лукавлю самую малость). Так, что-то важное ещё было акромя одежды, а – украшения! Экспроприировали их… Рассматриваю свои ногти, чуть выше должны быть перстни и колечки – но нет их, магистр раздарил первым дамам магистрата, чтоб им пусто было! Ладно, нет так и нет, буду менять свое восприятие к этому. Меняю. Итак: но (с ударением произносится) зачем такому украшению белого света как мне (пафос искренен) ещё всякие добавки?! Я – особа хоть куда, гм… почти совершенство – звучит лучше (почти – потому что надо оставить немного места и для самосовершенствования, я же чуть-чуть скромняга… гм) и в зелёном платье буду ослепительной настолько, что никто не заметит отсутствия на мне трудов ювелирных дел мастеров. Подводя предварительные итоги, можно сказать, что в свете мне просто нельзя не появиться в ближайшую декаду-другую дней (только снова не засидеться бы в девках на столетие-тысячелетие-другое) и, поставив такой утешительный диагноз, я вернулась к бунту… Хотя этот выход в свет был ещё во сне. Только бы сбылось! Я скрестила пальцы, но потом одумалась: не до примет сейчас – нужно действовать. Однако локон своих волос я на палец все-таки накрутила, это уже не примета, а привычка, свыше нам данная, о!
Как истинная королева, на бунт я со всеми этими многочисленными неотложными делами опоздала. Пришлось разрываться на куски, как сумасшедшей вобле из одноименной басни: я была, точнее, старалась поспеть везде – и с художниками, рисующими всякие обидные карикатуры на магистра; и с ночными сторожами шлюза, захватившими это сооружение и готовыми затопить мою любимую столицу в случае чего; и с представителями разных цехов, вышедшими на улицы и устроившими беспорядки; и с мальчишками, запускающими змеев; и с отборными-подзаборными революционерами на баррикадах и ещё много с кем одновременно. Вы когда-нибудь видели королеву, которая носится везде и всюду и никому не может приказать? Видимо, нет. Но и меня никто не видел – я была как всегда одна-одинешенька. Одиночество мое длилось уже более двухсот лет (подумаешь – скинула сотенку… мы же не в паспорт смотрим…), с того мгновения, как я выпила шампанского…
Шут
Предоставив девчонок самим себе (свобода – это щедрый дар), я направился к Боцману. По пути мне встретился… по-моему, есть такое понятие – архетип. Так вот я повстречал архетип Робин Гуда, звали человека, воплощавшего все добрые качества древнего грабителя Гамом. Рядом с ним часто появлялась смерть, но он её не замечал. Он думал, что сам несет поцелуй курносой людям, но на самом деле, она уже скоро поцелует его. Недолго осталось ждать их встречи. Мы о многом успели поговорить с Гамом, пока шли вместе каждый по своей колее дороги, ну, например, о путеводителях.
– Не доверяю я им, написано одно, приходишь – видишь совершенно другое, – сказал Гам и смерть подмигнула мне из-за его плеча.
Я мигнул жёлтым глазом и он стал зёленым, смерти это понравилось.
– Да, я как-то раз нашёл буклет, расхваливающий красоты острова Счастье (оригинальное название, ничего не скажешь), доплыл я до него на попутном корабле докси и что? Сплошной песок, кое-где превратившийся в стекло и двухголовые ящерицы пожирающие друг друга. И где там счастье? Сплошной полигон Богов, – освобождаю из себя информацию и даже почти не вру.
– Они по нему, наверное, чем-то мощным долбанули.
– Выжили только ящерицы, скорпионы и тараканы, а в буклете обнажённые девчонки, тень от буйной зелени и белые шезлонги, а на столиках рядом – всякие яркие коктейли и фрукты.
– Что это – шезлонги? – спросил не Робин Гуд.
– Представь кресло, которое вот-вот развалится, вот такое кресло и называют шезлонгом, в нем иногда хорошо можно расслабиться, а иногда прищемить себе всё что угодно.
– Путеводители! – Гам сплюнул.
Сдается мне, это была сентенция.
Смерть сделала вокруг него круг и стала ещё ближе к беглецу от судьбы, но как ни крути карусель жизни, ты всё равно докрутишься до смерти.
– А знаешь, Гам, ты умрёшь от ножа.
– От какого? – профессионально заданный вопрос это был.
– Это будет скорее короткий меч, очень большой нож, с зазубренными и канавками для стока крови, блестящий как молния и инкрустированный рунами.
Гам запомнил. Но я его обманул, умрет он от обыкновенной, но вовремя вынутой, финки.
Боцман
– Боцман, ты веришь в чудеса? – спросила Мур.
Во время траура по Вове нужно быть деликатным, и, прежде чем ответить, я осторожно подбираю слова. Колючие и холодные отбрасываю.
– Да я даже не знаю, наверное, да, точнее, скорее да, чем нет. Иначе не хотел бы ударить в колокол.
– А что такое чудо?
– Это когда невозможное становиться возможным, – я озвучил энциклопедическую формулировку, но знания у меня совсем не энциклопедические, и откуда что берётся?
– Невозможное для одних, будет простым для других, в твоем определении чудо получается относительным.
– Да, чудо для лупоглазиков будет обычной магией для волшебников, а цветной экран простой для лупоглазиков – нечто запредельное для колдунов. Всё относительно.
– Чудо – это изменение состояния бытия. Это кто-то из древних сказал. Но и здесь относительность, ведь кто-то изменяет это состояние, для него чудо – не является чудом. Даже в случае собственной трансформации относительность не пропадает: для тебя-последующего уже не будет чудом то, что являлось им для тебя-предыдущего, то есть до момента самого чуда.