Изуми постояла, понурившись. А как же девчонки? Последняя тёплая одежда, которая осталась — на ней. Она вытерла лицо покрасневшими, скрюченными пальцами, спрятала руки под мышки, стараясь хоть как-то согреться, и побрела назад.
За первыми ёлками, у которых она увидела кицунэ, она чуть не свалилась в сугроб, запнувшись о кусок сломанной ветки. С минуту Изуми разглядывала её с навалившимся отупением. Ветка была хорошая, толстая, почти как нога. И почти такая же длинная. У неё даже были удобные сучки, чтобы схватиться за них и тащить. Приближается ночь. Вся одежда на ней мокрая. Сегодня больше никто не сможет пойти за дровами. Будет холодно.
Изуми стиснула зубы и ухватилась за торчащие сучки.
ДАМА В ГОЛУБОМ
Три часа назад
Ёсико шла сквозь зимний лес, ведомая смутным чувством направления. Кажется, здесь? Нет, вон там, дальше, за теми деревьями мелькало голубое пятно.
Дама сидела на стволе огромного заваленного, но так до конца и не упавшего дерева. То ли ветки запутались в чужих кронах, то ли корни всё ещё продолжали цепляться за жизнь, но мощная сосна продолжала стоять, хоть и накренившись углом — ни к небу, ни к земле. И вот на этой сосне, опираясь ногами об одну из нижних разлапистых веток, сидела дама в голубом. Снежинки вихрем кружились вокруг её непокрытой головы, оседали на нежном шёлке платья, но её, кажется, это нисколько не беспокоило.
Ёсико хотела подойти ближе, но около са́мой сосны сугроб стал таким глубоким, что она побоялась увязнуть и оперлась о ствол. Ноги совсем превратились в ледышки.
— Привет, маленькая лисичка! Я уж думала, никто из вас так и не догадается меня позвать.
Ёсико подумала. Справедливости ради, надо было сказать, что она и сама толком не знала — кого зовёт? Бога или богиню, которые бы помогли ей стать кицунэ, это так, но вот кого именно…
— Ты — Юки-онна*? — она привалилась к стволу, глядя вверх, на складки голубого платья, — Ты очень красивая, очень… Но… Я бы не хотела стать снежной девой.
*Снежная женщина,
сверхъестественный персонаж
японской мифологии
— Меня зовут Эйра, — мягко улыбнулась дама, — И в этом мире я присматриваю за теми, кому суждено менять обличья на жизненном пути.
Ёсико вздохнула, и этот вздох был скорее похож на поскуливание.
— Как же мне стать кицунэ? Помоги мне, я прошу тебя, Эйра.
— Превращение давно началось, лисёнок. Остался последний шаг — почувствовать свою вторую природу. Почувствуй. Обратись.
Ёсико прислушалась к себе, для верности зажмурившись изо всех сил, чтобы мельтешение снежинок не сбивало с толку. Что? Вроде бы всё то же самое. Голова, руки, ноги… Ноги! Ёсико с удивлением поняла, что ноги перестали мёрзнуть и вообще, сегодня довольно-таки тепло. Даже жарковато. Захотелось вывалить язык и зарыться в сугроб. Что?!!
Ёсико распахнула глаза. Сугроб вокруг неё как будто вдруг стал глубже. Прямо перед её носом в шершавый ствол старой сосны упирались две миленькие рыжие лапки. Она резво оглянулась, проверяя…
— Й-йу-ху-у-у!!! Ух ты! У меня есть хвост!!! — маленькая огненно-рыжая лисичка, почти лисёнок, заскакала вокруг себя, взметая снежные вихри пушистым хвостом — и вдруг села, — Ой, я и не знала, что в лисьем обличии тоже можно разговаривать! — рыжая мордочка приняла уморительно озадаченный вид.
Эйра фыркнула:
— А где-то записано, что нельзя?
Дама в голубом спрыгнула вниз, превращаясь в большую белую лису.
— Пошли, лисёнок.
— Куда?
— На великую охоту! — засмеялась белая лиса.
26. ТА, КТО ПРИСМАТРИВАЕТ ЗА ИЗМЕНЯЮЩИМИ ОБЛИК
НОВОСТЬ ИЗУМИ
В пещере
Оставшиеся девчонки, конечно же, потеряли Изуми. Что могло случиться? Да что угодно, на самом деле.
Могла ведь оступиться и подвернуть ногу? — Могла.
Могла потерять сознание от голода? — А почему бы и нет? В последние дни у многих время от времени начинала кружиться голова.
Могла попасться в зубы бродячему хищнику? — Да странно вообще, что их всех до сих пор не съели! — Это, конечно, Минами высказалась.
Понятно было, что что-то случилось. Что делать теперь — совсем было не понятно. Девчонки обсуждали вариант натолкать под майки мох, чтоб хоть как-то теплее было, и хотя бы пробежаться до соседних полянок и покричать. Поминутно кто-нибудь выглядывал из пещерки, и поэтому Изуми, волокущую длинный кусок дерева, заметили издалека. Несколько человек бросились ей навстречу, бегом втащили в пещеру и дровину, и саму Изуми.
Она проковыляла к костру села напротив, словно куль, и протянула к теплу покрасневшие опухшие пальцы.
— Что⁈ Что случилось⁈ — спрашивали все наперебой.
Кин присела рядом, протягивая ей кружку с водой.
— Изуми, попей! Она даже тёплая, я держала кружку в тёплой золе…
Тепло скользнуло внутрь, отогревая тело и даже, как будто, душу. Изуми обвела подруг слегка отрешённым взглядом:
— Я видела Ёсико.
Девчонки качнулись назад, словно от порыва ветра, от жара костра. И только Кин — вперёд.
— Что с ней, Изуми? Что с Ёсико? — ей пришлось тряхнуть Изуми за плечи, чтобы добиться ответа, та всё ещё пребывала в какой-то прострации. Остальные тревожно переглядывались
— Ёсико… С ней всё хорошо. Она… Она стала кицунэ.
Пещера забурлила.
— Как?!!… Не может быть!… Ты сама её видела?… Где она⁈
Кин снова затрясла её за плечи:
— Изуми! Не молчи! Скажи нам: где ты видела Ёсико⁈… Девочки! Добавьте веток!
Каэдэ торопливо подбросила сосновых веток в костёр, от чего на короткое время стало значительно светлее и теплее. Все с тревогой вглядывались в лицо Изуми, и тут Минами сказала:
— Ничего она не видела! По-моему, она сошла с ума, как и Ёсико. Как и Харуко до неё.
Эта резкая фраза сработала, как спусковой крючок. Изуми вскочила:
— Я говорю вам! Я видела Ёсико! Она стала маленькой рыжей лисой! И я видела ещё лису, большую, которая учила Ёсико охотиться на мышей!
Торопливо, перескакивая с пятого на десятое и возвращаясь к началу, Изуми рассказала свою историю.
Реакция вышла разная. Кто-то верил, кто-то — нет. Кто-то удивлялся, что старшая кицунэ учила маленькую такому м-м-м… неблагородному занятию, как ловля мышей.
— Кажется, это называется «мышковать»? — сказала Касуми.
— Мышковать! П-ф-ф! — выкрикнула Минами, — И сколько хвостов было у этой твоей голубой лисы? Пять? Или, может быть, девять?
Изуми запнулась, припоминая голубую хризантему лисьего хвоста.
— Нет, не девять, — взгляд Минами стал торжествующим, а многих — разочарованным, — Не девять, гораздо больше! Двадцать, наверное. Или ещё больше.
— Не бывает таких хвостов!!! — закричала Минами.
— Бывает!!! Я видела сама, а ты — нет, вот и бесишься!
— Видела ты, ха! Что ж не подошла-то? Спросила бы уважительно: что сделать, чтобы стать кицунэ? А ты под ёлкой провалялась,…! — Минами с видимым усилием удержалась, чтобы не выкрикнуть оскорбление.
У Изуми сами собой сжались кулаки.
— Девочки, перестаньте! — бросилась между ними Кин, — Мы завтра сходим и проверим…
— Что?!! — снова выкрикнула Минами, — Что ты проверишь?!! Даже если не выпадет снег — что ты увидишь? Что на поляне две лисы ловили мышей? А то, что ли́сы были говорящие — это тебе мыши подтвердят? Да ещё и расскажут, как стать такими же!
Чернобурка фыркнула и ушла в свой угол. Наступала ночь, пора было ложиться спать. Растерянные лисы сбивались в кучки перед сном, перешёптывались. По щекам Изуми текли бессильные слёзы. Кин села рядом с ней на моховую подстилку, обняла за плечи. Она явно хотела поговорить и подбирала слова.
— Ты тоже не веришь мне? — Изуми искоса посмотрела на Кин, — Тоже думаешь, что я сумасшедшая?
Кин поморщилась.
— Не так. Я верю, что ты говоришь чистую правду. Но… Изуми, я очень боюсь, что ты приняла желаемое за действительное. Вот… Когда ты досыта ела в последний раз?
Обе помолчали.
— Я не помню.
— И я не помню тоже. Мне вчера полдня казалось, что в лесу кто-то кричит… А вдруг это были просто лисы, а?
Изуми угрюмо насупилась:
— И что тогда?
Кин отвернулась к огню, и лицо её стало отстранённым:
— Тогда… Тогда мы, скорее всего, не переживём эту зиму. Или переживём не все. Или… — Кин внимательно посмотрела на Изуми и голос её упал до еле слышного шёпота, —…переживут только те, кто решится есть человечину. Я не знаю, что с нами станет после этого. Не превратимся ли мы… — Кин прикусила губу и болезненно сморщилась, — Не превратимся ли мы в нукэкуби* или в о́ни*, — Кин вдруг придвинулась ближе и лихорадочно зашептала, — Изуми, пожалуйста… Я не хочу быть людоедом, сестра! Ты же видела её! Ты одна её видела — настоящую кицунэ, великую лису со множеством хвостов! Если ты видела богиню — то она точно виделатебя. Попроси её, Изуми! Пожалуйста, попроси — пусть подскажет нам путь!!!
*вариации мистических сущностей
с людоедскими наклонностями
в японском фольклоре
Изуми почувствовала, как сильно дрожит сидящая рядом Кин, и поняла — как же устала эта золотая королева. Устала быть сильной и вежливой, деликатной и сдержанной — потому что так нужно, чтобы поддержать младших, равняющихся на неё девчонок. Устала ждать дурного конца и бояться людоедской участи. Кин была на грани отчаяния. А ещё Изуми вспомнила, что в левой пещере, под кучами еловых веток, лежат холодные тела Кам и Аяки. Лежат и ждут весны, потому что земля была уже совсем холодной и твёрдой, чтобы её раскопать — и по её спине побежали холодные мурашки.
— Я постараюсь, сестра! Я очень постараюсь!
Лисы затихали, прижимаясь друг ко другу, словно лисята в норе, а Изуми всё сидела перед костром. В голове её хороводом кружились мысли.
Кого же я видела? Воплощённую богиню? Простую лису? Голодный бред?
Незаметно для себя мысли сложились в слова: «Боги этой земли, помогите нам! Мы заблудились, мы идём во тьме и не видим выхода. Помогите нам, дайте нам путь…»