— Нет, девочки, для нас эта страна не подходит, — задумчиво сказала Кин, имея в виду прежде всего своих золотых.
— Страна? — удивлённо переспросила Акико.
— Конечно. Маленькая, но страна. Смотрите, этот посёлок у них уже тридцать третий. И почему-то я думаю, не последний. Так что именно страна. А не подходит… Посмотрите на них: это люди техногенного мира. Они здесь, но мозгами… как бы там. Никто ни разу не вспомнил ни о магии этой планеты, ни о богах. Они не услышат лис. Этим людям не нужны покровители полей.
Белые согласились с этой мыслью и задумчиво покачали головами. Опять в путь?
— А я бы осталась! Тем более что тут и женщин-то почти нет, одни мужчины, — Цубаки смотрела на кипящую в поле работу сквозь ветки незнакомых широколиственных кустов, — Вон тот симпатичный, смотри Касуми!
Подружка подсела к ней и они, хихикая, начали обсуждать мужчин, попадающихся в их поле зрения.
Ёсико, сложив бровки домиком, посмотрела на Изуми. А Изуми подумала, что даже люди техногенного мира могут быть не лишены маленьких суеверий, которые могут сыграть им на руку, о чём не преминула поделиться с подругами. И добавила:
— Давайте послушаем: наверняка эти возницы сделают свои дела и поедут куда-то ещё? С этими людьми — или следуя за ними — мы сможем добраться до ближайших посёлков, а не разыскивать их. Слишком много лис в одном месте — слишком подозрительно, притянет внимание. Рассеяться по одной — тоже плохо. Нам нужно как-то разделиться.
— Действительно, — согласилась Сэйери, — Я тоже склоняюсь к тому, чтобы остаться в этой стране, но не всем скопом. Предлагаю разделиться по три-четыре сестры.
— И желательно поддерживать какую-то связь, раз уж мы будем разобщены, — Кэори тревожилась.
— Конечно! — Сэйери на правах старшей рыжей кицунэ поспешила её успокоить, — Поэтому мы сперва определимся с домами для всех, а потом каждый вернётся в выбранное место. Чтобы в случае непредвиденных обстоятельств каждый знал, где кого искать.
РАССЕЛЕНИЕ
В конце концов они разделились по двое. Места по северам Восточного княжества (так называлась эта страна) были тихие, посёлки не сильно большие, и кицунэ решили состорожничать. Всё-таки чем больше группа — тем она заметнее, верно?
Касуми и Цубаки остались в том тридцать третьем посёлке, который вскоре получил имя Тихий Плёс. И так они взяли в оборот местное мужское население, что Тихий Плёс потихоньку стали называть Тихим Омутом.
Сэйери и Банко поселились рядом с Сосновкой.
Мичико с Нацуко — между Залесьем и Луговым, успевая пошаливать и там, и там.
Теруко, Харуми и Каэдэ решили попытать счастья в Столице этого государства.
Кэори и Йоко кочевали между несколькими местами сразу, заставляя время от времени чесать людей в затылках то в одном посёлке, то в другом.
А Ёсико с Изуми, поменяв несколько разных мест, где им не очень понравилось, уже два года жили в местечке Любашино.
29. ЛЮБАШИНО
СВЕТЛЯЧОК
Изуми, в принципе, было всё равно. Посёлок как посёлок, не хуже и не лучше остальных, но Ёсико неожиданно прикипела душой к дочке местного зоотехника. Странно, но совершенно не похожая на японку веснушчатая беленькая Настёна остро напомнила Ёсико оставшуюся на Старой Земле младшую сестрёнку Хотару — взглядом, наверное? или манерой наклонять голову, заинтересовываясь? — и маленькая рыжая лисичка сперва подолгу наблюдала за ней, а как-то решилась подойти.
*Хотару — светлячок (по-японски)
Настя, которой тогда было всего семь, сидела дома одна и боялась, потому как папа срочно повёз маму на фельдшерский пункт (роды начались на две недели раньше, чем предполагали, маме было плохо, все паниковали и торопились), а дома было темно (родители боялись, что оставшийся дома ребёнок учинит пожар, и света не оставили) — и появившаяся как будто из ниоткуда маленькая ярко-рыжая лисичка, которая зажгла огненный шарик и положила его в стеклянный стаканчик, вовсе даже не напугала её, а, скорее, обрадовала.
Отец разрывался между работой и поездками в больницу в соседнее большое село, был хмур и мрачен. Что-то с мамой было не очень хорошо, и Настя старалась не попадаться ему под горячую руку. Она сидела в своей комнате на втором этаже и играла с рыжей лисичкой, которая оказалась лучше всех-всех кукол, потому что ещё и разговаривала! И называла её иногда так смешно: не Настя, а Светлячок!
К концу первой недели вся еда, которая появлялась в доме, состояла из колбасы, майонеза и хлеба. Изуми, глядя на такое дело, сказала, что их это как бы не касается, но нельзя же так кормить ребёнка!
И пока Ёсико играла с Настей, она приняла человеческий облик, перетащила в дом заначенные в беседке продукты (не спрашивайте даже, где кицунэ их взяли) и приготовила обед, а заодно и ужин. Они накормили девочку, потом уложили её поспать и неторопливо поели сами… Хозяин, явившийся вечером, удивился готовому ужину, но Настя сказала ему, что приходила тётенька и всё приготовила.
Соседка, наверное, или из управы кого отправили — решил зоотехник и выкинул этот вопрос из головы, все мысли другим заняты были.
Так они прожили всю зиму: хозяйка лежала в больнице вместе с новорождённой малышкой, хозяин почти не бывал дома, Изуми с Ёсико, соскучившись по домашней жизни, с энтузиазмом экспериментировали в кулинарии, перемыли весь дом и вообще навели полный марафет, как тут говорят. К Среднезимью Изуми отправилась на ежегодную встречу лис — кому-то из двоих надо было пойти, а то сёстры всполошились бы — а Ёсико осталась. Не могла же она бросить девочку одну? Теперь она иногда показывалась и в человеческом виде, как помощница по хозяйству, но Настя не подозревала, что весёлая рыжая девушка и маленькая лиса — это одно и то же лицо.
ЧУТЬ НЕ СПАЛИЛИСЬ
Изуми вернулась довольная, распираемая новостями — и про ближних рыжих, и про дальних золотых и белых, ушедших на восток, к неграм, среди которых попадались даже людоеды! Они уложили Настю, сели за вечерний чай и так увлеклись, что проворонили приход хозяина и очнулись только когда дверь с веранды в комнату отворилась и качнулись в сторону толстые (для тепла) занавески в дверном проёме. Изуми мгновенно обратилась лисой и спряталась под стол, а Ёсико… Ёсико, замершая на месте, словно её ноги к полу приморожены, остро пожелала стать невидимой.
Хозяин вошёл, с удивлением оглядел стол, стоящие на нём две недопитые чашки чая, разложенные вкусняшки, скользнул взглядом сквозь Ёсико, пожал плечами и начал убирать со стола.
«Он меня не видит!» — эта мысль пропела в мозгу маленькой лисы торжествующим горном. Теперь она могла себе позволить находиться в доме круглосуточно, показываясь только Насте, когда рядом не было взрослых.
Когда хозяйка вернулась из больницы, она сразу почувствовала это — чужую женскую руку. Для начала, чтоб не устраивать с порога семейную сцену, осторожно расспросила дочку. И та ей, естественно, всё выложила: и про двух девушек, которые приходят варить и убираться («рыжие и глазки вот такие»: Настёна слегка оттянула уголки глаз к вискам), и про маленькую говорящую лису. В посёлке была всего одна рыжая женщина — кудрявая хохотушка Маринка, учётчица с управы, но под описание она никак не подходила. Была она полновата, глаза имела серые, а не чёрные, да к тому же сама через месяц должна была родить — чего уж ей бегать чужой дом перемывать да готовить! К тому же Маринка была одна, а тут… Ещё более странным оказалось то, что муж этих «тётенек» ни разу в глаза не видел.
Новость о помощницах настолько поразила Арину Сергеевну, что говорящая лиса прошла мимо, как история про игрушку или сказка, даром что у Настёны над кроватью вся стена была увешала самолично нарисованными портретами огненно-рыжей кицунэ.
ДОМОВЫЕ
Хозяйка начала осторожно наблюдать, и поняла, что помощницы никуда не делись: то полы помыты, то забежишь в курятник, как заполошная — а куры уж накормлены, и яички в корзинку собраны, на столике у двери стоят, то торопишься с магазина, думаешь — не рыдает ли там мала́я, а она лежит в колыбельке, гули́т, ровно разговаривает с кем-то, улыбается…
А помощницы и впрямь жалели женщину, медленно отходившую после тяжёлых родов, хоть ма́лым, да старались ей помочь. Тем более что хлопот у хозяйки прибавилось: детей теперь двое, и рачительный муж решил купить дойную корову. Здо́рово, конечно — молоко, творог, масло своё — только ведь за этой коровой тоже уход нужен, да и прочие домашние дела никто не отменял. Скоро уж огород садить… Работать в деревне — не переработать, вот Ёсико, чувствующая себя в доме, как в свой тарелке, и помогала.
Изуми после того случая с вечерним чаем старалась быть вдвойне осторожной, в дом вовсе не заходила, но к курам заглянуть или лошади гриву расчесать — это запросто!
Арина немного понаблюдала и окончательно уверилась, что в доме появился кто-то типа домового, и даже, возможно, не один. Говорить об этом никому не стала (кто скажет — свихнулась, а кто и позавидует — к чему такое?). Как с ними общаться, она не знала, да и не по себе как-то было, но поблагодарить следовало. Посоображав так и сяк, она припомнила бабушкины рассказы о том, что домовой да овинник, дескать, любят молоко — и в тот же день после вечерней дойки вынесла и поставила за тыльный угол дома, выходящий к огороду, литровую пузатую миску парного молока. На другое утро миска оказалась пуста, а грива у рыжего Тихони заплетена во множество мелких косичек. Арина уверилась, что всё делает правильно, и начала выставлять молоко каждый вечер.
Изуми, видя такое внимание, немного смягчилась и даже попробовала благословить огород, как показывали на встрече золотые. Вроде бы получилось неплохо, хотя хозяин всё списывал на партию хороших новых семян.
На другую зиму они бегали на встречу вместе. Ёсико с Изуми показывали невидимость (через некоторое время у Изуми тоже стало получаться). Касуми с Цубаки хвастались переполняющей их энергией, нерастраченные запасы которой можно было накапливать во