– Значит, так, мои дорогие, у меня две новости, как в анекдоте: плохая и хорошая. Первая – Фёдор Осипович не умер, его убили, точным ударом порвали селезенку.
Марина явно была любительницей театральных эффектов и, сказав с удовольствием режиссера, достигшего желаемого результата, наблюдала эффект от своих слов. Борис в этот момент пил воду и поперхнулся, но никто даже не подумал ему постучать по спине. Карл замер с поднесенной вилкой ко рту, а француз Филипп продолжал протирать стекла в своих очках, да с таким усилием, что они уже начали скрипеть.
– А какая, едрёный комбайнер, хорошая новость? – первым пришел в себя, откашлявшись, Боря.
– Это была хорошая, – невозмутимо сказала Марина. – Плохая – мы все под подозрением.
– Кто мы? – спросил Филипп, водрузив на нос очки.
– Все, кто ехал в девятом вагоне, у меня знакомый работает в полиции, – продолжала Марина, будто пересказывала интересный детектив. – Так вот, он сказал, что так вчера случилось, что наш вагон был заблокирован, какой-то придурок-фокусник ехал из Воронежа в Ростов-на-Дону на гастроли и вез большой реквизит – ящик, похожий на гроб. Он его в тамбур затащил, а там ни туда ни сюда. Они его и вытащить, и убрать хотели – ни в какую, только в Ростове с помощью пилы смогли извлечь эту конструкцию из тамбура. Так что от Воронежа и до Ростова дверь в наш вагон была заблокирована. До этого, по свидетельским показаниям, ну, то есть по нашим, Федора Осиповича видели живым и здоровым, после, по сведениям патологоанатома, он был уже мертв. У полиции под подозрением все, даже бедная Галина, которая сейчас в больнице.
Марина была командиром по жизни, возможно, не мужья у нее были плохие, а, скорее всего, именно из-за этого ее качества они и бежали от нее как от чумы. Сейчас в столь важный момент, когда она чувствовала себя выше всех этих успешных и напыщенных мужиков, прозвенел такой ненужный и отвлекающий от ее триумфа звонок.
– Да, – Карл взял трубку, – я вас слушаю.
– Это Клавдия Жукова, адрес сына у меня, – звонившая говорила коротко и по делу, будто боялась снова сболтнуть что-нибудь лишнее.
– Сбросьте мне в мессенджере, позже позвоню, – сказал Карл и положил трубку.
Тут же зазвонили одновременно телефоны у всех присутствующих, это были полицейские, приглашающие их завтра для дачи показаний в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
– Знаете, ребята, у Федора Осиповича есть сын, – сказал Карл, уже немного отойдя от новостей, – я адрес узнал, давайте завтра съездим к нему?
– Зачем? – не понял Филипп, у остальных тоже стоял этот вопрос в глазах, но они постеснялись это произнести, все-таки мы, русские, очень щепетильны в этих вопросах.
– Во-первых, дадим денег на похороны, так принято у русских людей, – сказал Карл, обращаясь индивидуально к Филиппу, – во-вторых, Федор Осипович в вагоне мне документы дал на хранение, мне нужно их отдать его сыну, – пряча глаза, добавил Карл.
– А что, едрёный комбайнёр, ты их полиции не отдал? – равнодушно спросил Борис.
– А вдруг в этих документах что-то важное, помните, он говорил про какие-то сокровища? – на полном серьезе ответил Карл. – Я ему обещал сохранить.
– Что вредничаете, надо – значит, съездим, что мы, не люди, что ли, может, и вправду мальчику сокровища перепадут, – сказала Марина, решив опять взять на себя руководящую позицию. – Решено, завтра съездим.
– Марин, а ты Динку позови с нами, вы же с ней телефонами обменялись? – попросил Карл.
– А сам, что ж, всё в кусты? – усмехнулась она.
– Ты знаешь, не хочу ее обижать, позвоню – она понадеется, напридумывает себе что-нибудь. Так что, есть номер?
– Нет, но я найду, не переживай, мы сейчас все у полиции под контролем, а полиция – под моим, – сказав это, она засмеялась, схватив телефон, и вышла из-за стола, уже на ходу разговаривая: – Да, опять я, ничего, потерпишь, мне нужна еще информация.
На этом и порешили: завтра сначала полиция, потом – сын убитого. Борис, по своему обыкновению, предложил выпить за помин души Федора Осиповича, сопротивляться никто не стал, уж очень насыщенный и морально тяжелый выдался день. Правда, щепетильный француз как-то грустно резюмировал, что выпить, когда плохо, это очень по-русски, но, вспомнив, что он на четверть тоже русский, присоединился к компании. К десяти вечера все, кроме Марины, были в хлам, выпивая наравне с мужчинами, она держала лицо и ориентировалась в пространстве.
– Я Динке позвонила, она с нами, – сказала Марина Карлу. – Даже хотела сюда сейчас подъехать, но, видимо, что-то не получилось.
– Марина, ну ты и кремень, – восхищался ею огромный боров Боря. – Ладно, ребят, я спать.
– Донеси Филиппа до номера, – попросила Марина.
– Я сам, – сопротивлялся француз.
– Ага, сам он, а ты, Карл, иди на улицу, на лавочке посиди, подыши, сразу легче станет, – Марина будто взяла шефство над ними, а может, по привычке раздавала всем указания. Но, как ни странно, никто и не думал сопротивляться: Борис водрузил на себя Филиппа, а Карл вышел на улицу. В южном городе Краснодаре солнце садилось рано, поэтому в десять часов вечера была уже полнейшая темнота, только фонари вдоль дороги тускло освещали пространство.
Карл взглянул на небо в поисках звезд, это была его тайная слабость, идущая прямиком из детства. Летом семья выезжала на отдых к бабушке в Испанию, и там у них с отцом был маленький секрет. По вечерам, когда беспощадное испанское солнце уже садилось за горизонт, они усаживались на каменные ступеньки, которые с радостью отдавали тепло, полученное за день, и рассматривали звезды.
– Вот, смотри, Большая Медведица, вот Малая, вот Полярная звезда. А ты знаешь, сын, что самая яркая звезда на небе, видимая с земли, Полярная, это всего лишь всеобщее заблуждение? Сириус на самом деле светит ярче.
Карл до сих пор не знал, говорил ли отец правду или выдумывал на ходу, он после не спрашивал его об этом ни разу, потому как это не имело никакого значения. В этих сакральных разговорах под звездами было что-то большее, чем получение знаний о небесных телах, они объединяли их с отцом душевно, он был бесконечно счастлив тогда, на теплом каменном крыльце. И вот это ощущение счастья он сохранил в душе на всю жизнь. Вот и сейчас, в те дни, когда он был чем-то расстроен или проблемы горстями висли ему на плечи и не было никакой возможности слетать к родителям в Испанию, чтоб получить свою порцию счастья рядом с родными людьми, Карл выезжал за город, где было мало фонарей и рекламных билбордов, останавливался в самом темном месте и смотрел на звезды. Первым делом искал Большую Медведицу и любовался ею, ощущая, как в душе поднимается детская волна счастья. Конечно, это было не то, но уверенность возвращалась, и мысли выстраивались в ровный ряд.
Возле гостиницы стояли очень яркие фонари, они никак не позволяли разглядеть звезды на небе, Карлу же показалось, что именно это сейчас необходимо ему больше всего. Соседнее строение утопало в зелени и темноте, фонарь возле него был разбит и печально повесил голову. Решение прогуляться к нему показалось правильным, возможно, именно там удастся разглядеть Большую Медведицу. Для Карла именно это созвездие ассоциировалось со спокойствием, потому что большая и сильная мама-медведица никогда не даст в обиду маленького сына-медвежонка, он чувствовал себя сейчас именно таким.
Зайдя в самую темную точку у соседнего забора, Карл поднял голову к небу. Сквозь ветки разросшегося дерева он увидел её, в его фантазии она шла уверенно за своим сыном, и ничто не могло ее остановить. «Ну, вот и всё, маленький мишка в безопасности», – подумал Карл. В этот момент он почувствовал движение за своей спиной и, не успев повернуться, получил сильный удар по голове, Медведица на небе повернулась в его сторону, но не успела помочь – Карл провалился в темноту.
– Эй, дядька, ты, это, ты не умирай давай, – услышал Карл и открыл глаза, перед ним на темном звездном небе висела Большая Медведица и улыбалась.
– Фух, жив, ты что, пьяный, что ли?
– Почему ты со мной разговариваешь? – еле шевеля губами от страха, спросил он у нее.
– Ну, в принципе, могу не разговаривать, жив – и ладно, тогда иди, куда шел, и не лежи под забором, разит-то от тебя, фу. С виду вроде приличный, а, видать, уже пропащий, – сказала она обиженно.
Карл зажмурился, последнее, что он помнил, – это сильную боль в затылке, до этого шуршание, видимо, его огрели по голове и теперь он общается с Большой Медведицей. Ужас, что же делать? Сходить с ума не было в его планах, но раз выдалась такая возможность, Карл все-таки решил поговорить с небесным созданием.
– Медведица, а бог есть? – спросил Карл, немного приоткрыв глаза, боясь увидеть что-то лишнее.
– Я думаю, есть, у меня мамка померла, так я ее представляю на облаке, будто сидит она и мне оттуда рукой машет, – спокойно отвечала ему собеседница. – Но с медведицей ты, дядька, загнул, как меня только ни называли: и дрыщом, и шваброй, но медведицей…
Только тут Карл понял, что звук идет не сверху, а сбоку, постанывая, он повернул голову: на небольшой коряге сидела маленькая девочка, она была абсолютно спокойна и, приставив кулачок к подбородку, лениво наблюдала за ним.
– Кто ты? – спросил Карл.
– Ну, уж точно не медведица, – все так же спокойно ответила она. – Слышь, дядька, пока тебе медведи мерещатся, ты кровью зайдешься, пойдем в дом, я перевяжу тебя хоть.
В словах этой маленькой худой девчонки был смысл, очень осторожно, чтоб опять не грохнуться, Карл поднялся сначала на четвереньки.
– Ну вот, я верю в тебя, горец, еще немного, – абсолютно без капли сарказма говорила новая подруга, даже не встав с коряги. – Вот сейчас за забор цепляйся, молодец, и теперь мелкими шагами в правую сторону в направлении калитки. Нет, горячий южный парень, это лево, ты в школе-то хоть учился?
Голова у Карла по-прежнему кружилась, но забор помогал ориентироваться помаленьку в пространстве.