– Вот едрёный комбайнёр, – пронеслось знаменитое выражение Бориса.
Только сейчас Карл заметил, что круг сомкнулся вокруг него, все подошли поближе и внимательно слушали рассказ. Стояли молча, даже француз Филипп не задавал уточняющих вопросов, а просто внимательно вглядывался в его лицо. Карл пожалел, что оставил Клавдию Петровну в машине, его голова сейчас не очень работала, то ли от удара, то ли от выпитого накануне, он никак не мог сфокусироваться и проследить за реакцией, а управляющий директор была не дура, логическое мышление и анализ в ее интерпретации ему очень понравились, возможно, он даже ее не уволит, просто понизит, и все. Чтоб нарушить повисшую в воздухе неловкую паузу, возникшую после его признания, Карл предложил:
– Поедемте все вместе, у моей подчинённой минивэн, все поместимся.
И вот спустя три часа, уставшие от жары и постоянного ожидания в коридорах, они ехали в машине Клавы. Динка с Мариной уселись на третий ряд, как самые худенькие, так как там места было совсем немного, Филипп и Борис – на второй, а Карл рядом с Клавой впереди.
– Ну что, есть какие новости? – сквозь зубы спросила Клава, прибавляя в салоне музыку.
– Федора убили одним ударом, порвав ему селезенку, он некоторое время был жив, но так как вовремя не помогли, он умер, – так же сквозь зубы почти одними губами ответил Карл. По радио популярный нынче белорус пел свою знаменитую «Незабудку», а Клава продолжила допрос. Её воображение уже разыгралось, и она пыталась решить эту логическую задачку, как в детстве шарады, вводных, правда, было маловато.
– Упасть мог?
– Нет, однозначно удар, – ответил так же тихо Карл.
– Значит, мужчина? – резюмировала Клава.
– В том-то и дело, что нет, – вздохнул он, вспоминая разговор в полиции.
Следователь из Норильска, что так ненавидел жару, даже в кабинете с кондиционерами постоянно вытирал свой потный лоб с залысиной. Платок был другой, ярко-желтого цвета, но по-прежнему огромный.
– Понимаете, Карл Юрьевич, вы уж простите, буду называть вас, как представились, а не по паспорту, язык сломать на вашем имени можно. Кстати, а у вас в Испании родственники есть?
– Есть, – раздраженно ответил Карл, его очень бесило, что следователь постоянно уходил от разговора. – Что вы хотели сказать?
– А жара у вас там такая же адовая? – не унимался следователь.
– Да, летом точно такая же жара, жара, она, знаете, везде одинаковая, если это жара, то одинаково жарко, что в Испании, что в России, – Карл решил ответить на все вопросы сразу, но не тут-то было.
– А вот тут вы не правы, вот у нас в Норильске, – сел на своего любимого конька следователь, но Карл, до этого два часа просидевший в коридоре, уже был на взводе.
– Давайте вернемся к убийству, вы сказали, что Федора Осиповича убили, ударили по селезенке, и потом продолжили, сказав «понимаете».
Следователь немного обиделся на такое равнодушие к норильскому лету, но все-таки продолжил уже по делу:
– Понимаете, наш эксперт говорил, что удар был несильный, теоретически так ударить может даже женщина, но самое главное, удар был очень точный, обученный. Тот, кто бил, однозначно знал, что делает.
И вот теперь Карл ехал и вглядывался в лица своих новых друзей, кто из них смог бы так ударить, от былого братства не осталось и следа, потому как эти мысли были теперь у всех членов компании, у всех, кроме одного, кроме убийцы, он один точно знал, кто.
Карлу необходимо было вычислить гада, жизненно необходимо, так как именно он последним видел в живых Федора Осиповича. Нет, следователь не пугал и не намекал, но Карл понимал: если не найдут настоящего, возьмут крайнего. Даже странно, что его сейчас отпустили, взяв только подписку о невыезде. Видимо, помогает жара, она делает движения медленными, а поступки – не всегда обоснованными, но следователь к этому морально придёт, обязательно придёт, поэтому надо спешить, время пошло.
Деревянный дом, почти такой же, как у Сеньки с Булей, стоял посередине Краснодара. Да, есть у этого города такая особенность: при всей его продолжительности и большой численности населения множество частных домов сочеталось с высотными зданиями. Вероятно, сказывались особенности климата, каждый житель мечтал иметь маленький, но двор. Чтоб посадить черешню, грецкий орех или абрикос, которые росли бешеными темпами, лишь воткни их в землю, но это делалось не только для урожая, в принципе любую ягоду в Краснодаре можно купить на одном из множества рынков, а в сезон – так наивысшего качества за сущие копейки. Это делалось для проведения досуга, каждый уважающий себя краснодарец по вечерам сидел в своем дворе под тенью огромного дерева и вел разговоры о природе, о жаре, о ценах на рынке и температуре Черного и Азовского морей, в общем, обо всем и ни о чем. Такие разговоры без тени деревьев, конечно, были не те. Поэтому одни жители покупали дома на земле, другие же, уже имеющие свои заветные сотки, не спешили с ними расставаться. Видимо, из этой категории жителей была и семья Зубовых, дом хоть и выглядел миленько, но, скорее всего, помнил еще приезд Екатерины в Краснодар. Делегация замерла у ворот, никто не хотел заходить первым. Все даже немного отступили друг за друга, и Клава незаметно осталась одна у калитки. Карл же, вовремя вспомнив, что он начальник, скомандовал:
– Сходите узнайте обстановку.
– Не-не-не, – запротестовала подчиненная, – это не моя война, если по работе, пожалуйста, командуйте, тут же я пас. Вы знали его отца, идите вы.
– А если он в папу и начнет плакать? Я не готов сегодня никого успокаивать.
– Надо же, какая вы цаца! – воскликнула Клава. – Не можете вы – вон друзей своих попросите.
На этих словах Карл и Клава оглянулись, попутчики, наблюдая перепалку, отступили до конца, вжавшись в Клавин автомобиль, и, увидев, что на них обратили внимание, одновременно отрицательно закачали головами в знак отказа идти первыми.
– Идите уже, – стал подталкивать её в спину Карл, – зарабатывайте себе бонусы, конечно, столько, сколько вы наели, не получится, – многозначительно ухмыльнулся Карл, – но попробуйте, вспомните, в конце концов, что у вас соседка с малолетней девочкой на иждивении. Думайте о том, что вы хотите сохранить, вот вы что больше всего любите? – спросил он Клаву, одновременно толкая ее к калитке.
– Мороженое, – машинально ответила та, на ходу обдумывая, что говорить ребенку, который только что потерял отца.
– Боже мой, вам сколько лет?
– Тридцать три, – опять же на автомате ответила Клава.
– Как можно в тридцать три больше всего любить мороженое, у вас, по-моему, проблемы.
На этих словах Карл впихнул подчинённую в старую зеленую калитку, а сам остался снаружи.
– Как можно в свои тридцать не любить ничего, а, это у вас проблемы, Карл Юрьевич, – пробубнила себе под нос Клава, но из-за калитки прозвучало:
– Я все слышу.
Двор был похож на любой другой двор Краснодара с огромными плодовыми деревьями, которые поднимались к небу и там переплетались своим ветками, не давая суровому краснодарскому солнцу пробиться сквозь них. Было видно, что уже давно все растет самостоятельно, без надзора со стороны хозяев. За захлопнутой калиткой осталась шумная дорога, люди, спешащие по делам, начальство с друзьями, а здесь во дворе стояла тишина. Деревья выросли и огородили двор со всех сторон стеной листвы и веток, от этого было прохладно и уютно, хоть и не очень ухожено.
– Здравствуйте, – нарушила тишину Клава, мелкими шагами продвигаясь вглубь двора. Она почему-то сразу решила: искать хозяина надо в саду, а не в доме. Может, интуитивно чувствовала, ведь она именно так поступила, когда не стало родителей. Находиться в опустевшем доме было просто невыносимо, поэтому все время Клава проводила в саду, обедала, даже спала, пока поздняя осень не загнала ее обратно в дом.
– Извините, пожалуйста, я Клавдия Жукова, можно с вами переговорииииии… – на последнем слове невидимая сила схватила Клаву за правую ногу и потащила вверх. Мир в одну секунду перевернулся с ног на голову, последнее, что Клава подумала, перед тем как начать громко материться: «Зря я не подстриглась коротко».
Крик Клавы прозвучал неожиданно, и вся компания, на мгновение взглянув в испуганные глаза друг друга, рванула во двор, на ходу готовясь к худшему. Там их ждало неожиданное, увидев это, все сначала встали как вкопанные, но, придя в себя, Боря с Филиппом смущенно отвели глаза, а Марина с Динкой гаденько захихикали. Клава висела на дереве ногами кверху, если быть точным, то одной, вторая же конечность болталась как попало, ее платье, согласно закону притяжения, тоже тянулось к земле, оголяя выдающуюся филейную часть, чему хозяйка, как могла, сопротивлялась, но, естественно, безуспешно.
– Едрёный комбайнёр, – счастливо улыбаясь, произнес Борис так, будто делая девушке комплимент.
– Помогите, спасите! – кричала Клава, вставляя, где возможно, между слов ругательства, ее нога, обтянутая веревкой, покраснела, волосы распались из шишки, делая ее похожей на кисточку.
– Вы зачем туда залезли? – закричал Карл, стоя внизу и не зная, что предпринять.
– Вот, решила сверху посмотреть, где хозяин дома, отсюда гораздо виднее, – зло ответила Клава.
– Слезайте сейчас же, это была глупая идея, ветка, на которой вы сейчас висите, скоро треснет, не выдержав вашего огромного веса, – предупредил Карл.
– Вам даже сейчас мой вес покоя не дает, вы действительно думаете, что я сама сюда залезла? Не разочаровывайте меня своей глупостью, – Клава уже перешла на визг.
– Но вы же сами сказали, – удивился Карл.
– Я над вами пошутила, снимите меня скорее, а то не ветка не выдержит, а нога оторвется.
– Нашли время шутить, – возмутился Карл. – Я в экстренных ситуациях впадаю в ступор.
И, повернувшись к товарищам, добавил:
– Ребята, надо что-то делать.
Но делать ничего не пришлось, потому что спокойный и даже немного грустный голос сказал: