Видно было, что он был причастен к данному процессу, но, помня о шишке на лбу у Бори, все побаивались спрашивать, каким образом.
– После развала Советского Союза завод сначала начал хиреть, животных кормить было нечем, зарплату не платили, и, наверное, года за три он полностью закрылся. А станица-то только им и жила, работать стало негде. У нас ведь даже моря нет, чтоб турист какой ехал, в общем, кормиться стало нечем. Потянулся народ в город, сейчас Зареченскую и станицей-то уже не назвать. Так, деревушка, живут только бабки, деды, век свой доживают да пенсию проедают.
– Вы вот, я смотрю, человек в станице авторитетный, – начал с поклона Карл, – значит, можете подсказать, у кого мы можем на постой остаться. Компания у нас большая, да и с головой не все дружат, как вы заметили, но оплатить свое жилье в состоянии.
– Да что и думать, – усмехнулся дед, – только у меня и можно поселиться. У меня у одного двухэтажный дом в станице. Как жена-то померла, я на второй этаж, правда, и не поднимаюсь. Дети ездят редко, в Геленджике они у меня живут, в основном я к ним наведываюсь. Так вот он, мой дом, приехали.
Деревья будто в один момент расступились, и как на ладони раскинулась деревня, домики маленькие, разноцветные, правда, немного заваленные, зато огороды и сады были великолепны в своей пышности и зелени. Самый большой дом стоял с краю деревни на кромке леса. За ним метрах в ста виднелась красивая церковь, переливаясь золотыми куполами и совсем не сочетаясь с простотой деревни. Все с превеликим удовольствием покинули автомобиль и начали растирать затекшие конечности. Дом был красивым и, что самое главное, по сравнению с другими домишками, ухоженным. Огромный, двухэтажный, построенный из кругляка, благородного коричного цвета и темной обналичкой выглядел, конечно, впечатляюще.
– Ого, – присвистнул Борис.
– Круто, – зачарованно сказала Сенька и, не поверив в удачу, спросила: – Мы будем здесь жить?
– Кем, говоришь, Степан Егорыч, ты работал? – тыкнул деду, которого уже все боялись, Санек, но он не привык бояться людей, возможно, из-за своей комплектности платяного шкафа, а может быть, по роду деятельности, он был упертый и до тупого смелый, как говорила Клава, без башки.
– А я и не говорил ничего, – ворчливо сказал хозяин роскошного особняка и, распахнув калитку, сказал: – Проходите в мой «теремок».
Двор и сад были тоже очень ухоженными, тропинки петляли мимо деревьев кругами, были чистыми и словно только что выложенными красивой тротуарной плиткой. Огромное деревянное крыльцо с резными перилами утопало в цветах, это ощущение создавалось из-за горшков, которые очень по-хозяйски были подвешены под сказочный козырек. В доме все блестело и сверкало, а высокие потолки создавали иллюзию, что гости действительно попали в сказочный терем.
– Нюрка, – крикнул хозяин, зайдя в дом, – у нас гости, давай рассели их, покажи уборные и накрывай стол.
На крик выбежала девушка лет двадцати, русая коса уходила в пол, щеки круглые, румяные. Она очень органично вписывалась в теорию сказочного терема, единственное, что резало взгляд, так это ее униформа горничной.
– Здрасьте, – поздоровалась щекастая красавица. – Так у меня все готово можно харчевать.
– Вот дал бог помощницу, – взмолился Степан Егорыч. – Выгоню, не харчевать, а ужинать. И что, у тебя на всех еды хватит? Посмотри, сколько гостей, давай живо, делай, что тебе сказали.
На первом этаже «терема» располагалась большая и очень красивая столовая с огромным овальным обеденным столом, кухня, две ванные комнаты и спальня хозяина. Второй этаж больше походил на гостиницу – коридор и множество комнат, за которыми находились одинаковые спальни в количестве четырех штук. Девушек распределили сразу, а вот с мужчинами было труднее, так как их было пять человек. Клава с Сенькой, заселившись в одну из спален, сразу свалились на кровать прям в чем были, дорога вымотала, не оставив ни капельки сил.
– Вот, смотри, Клав, я должна начальника твоего ненавидеть, ведь он тебя обидеть хочет, а не могу, – начала вслух размышлять Сенька. – Это потому что я его спасла, ну, типа как в той книжке, которую ты мне почитать подсунула, помнишь? Мы в ответе за тех, кого мы приручили.
– Не подсунула, а дала почитать, и не та книжка, а «Маленький принц».
– Ну, не вредничай, ты же поняла, что я имела в виду, – совсем не обиделась Сенька на Клавины нравоучения, ведь они были постоянны, и она уже считала, что обязательны.
– Я думаю, – уже серьезно сказала Клава, – что он просто неплохой человек, а возможно, даже и хороший. Ты это чувствуешь, и от этого не можешь его ненавидеть.
– А еще, Клавочка, знаешь, дед странный какой-то, в гости позвал, а сам волком смотрит.
– Бывают люди и такие, – согласилась Клава. – Их жизнь побила, и они уже боятся доброту проявлять, так как добрым всегда на шею садятся. Вот и он такой: надел жесткий панцирь, чтоб никто не прокусил, а сам под ним не помещается, так как добрый очень. Хотя права ты, Сенька, ухо востро надо держать.
На этом моменте в дверь постучали, и практически сразу появилась голова Ярика.
– Девочки, помогайте, – чуть ли не рыдал он. – Почему так, почему я, ведь я мозг экспедиции, без меня ничего не было бы.
– Стоп, Ярик, теперь тихо и по порядку, – прервала монолог Клава. – Садись рассказывай.
– Да что рассказывать, – он немного успокоился и начал рассказывать: – Этот боров Борис схватил француза и занял лучшую комнату.
– Не преувеличивай, они все одинаковые, я видела, – Клава резко прервала жалобы Ярика. – Дальше и по существу.
– Ну вот, – уже менее жалобным тоном продолжил Ярополк, вытирая нос рукавом, – нам с Саньком и Карлом на троих досталась одна комната, кровати там две, они разыграли на камень, ножницы, бумага, и я достался Саньку.
– В смысле достался Саньку? – не поняла Клава.
– А вот так, они сразу решили, что проигравший спит со мной валетом, – на последнем слове Ярика прорвало, и он зашелся в истерике. – А я не хочу валетом, я не хочу ноги Санька всю ночь нюхаааааать, – истерил он.
Клава краем глаза увидела, как Сенька смеется, держась за живот, и показала ей кулак.
– Значит, так, Ярик, я эту проблему решу, не бойся, не придется тебе нюхать Санькины ноги.
– Обещаете? – очень по-детски спросил он.
– Обещаю, – ответила Клава, устало вздохнув.
– Клянитесь сердцем, – приказным тоном сказал Ярик.
Клава, закатив глаза к небу и не получив оттуда помощи, сказала:
– Клянусь сердцем, кровью и остальными внутренностями.
А Сенька, повернувшись к Клаве, вздохнув, сказала:
– Как маленький, да, Клавочка?
– И не надо на меня так смотреть, – кричала за столом Марина. – Я его не убивала, я просто шла в туалет, наверное, и решила проверить его, возможно, хотела пошутить, я не помню, но, зная меня, скорее всего, я открыла дверь и сказала: «Сокровища или жизнь?», – но я не знаю, как он среагировал, спал, наверное, уже, – тут она запнулась, еще раз всех осмотрела и уже не так уверенно добавила: – Ну, или уже не спал.
– Вообще, ребят, словам женщины, у которой тюбики в ванной всегда повернуты в одну сторону, я бы не доверял, маньячиной попахивает, – сказал Саня и, театрально вздохнув, добавил: – Ой, как мне фартануло-то, вовремя я капитулировал.
Вместо ответа в него полетела кружка.
А ведь так всё мирно начиналось, сегодня решили никуда не идти, дорога, к удивлению горе-туристов, заняла почти весь день, солнце, по законам южного региона, уже клонилось к закату. Приняв душ с дороги, а кое-кто даже умудрился попариться в шикарной бане хозяина, все собрались за овальным столом.
– Прошу присаживаться, – скомандовал хозяин, переставший выглядеть дедом, а в один момент превратившийся в вальяжного помещика. На нем был надет домашний костюм свободного покроя с небрежно подкатанными рукавами, белая футболка и шейный платок.
Стол ломился от яств, и, по словам хозяина, все было экологически чистым и натуральным, в том числе и настойка. Может быть, именно она и послужила причиной этого скандала, вернее, ее безграничное количество. Ну или едкое замечание Санька, любителя поязвить, который как бы между прочим сказал:
– Ребят, а вы в курсе, что среди вас убийца?
Если до этого все это понимали, но не хотели осознавать, то настойка помогла всему вылиться наружу, первым начал Филипп:
– Между прочим, я полиции не сказал, что видел, как Марина входила в купе, где лежал Федор Осипович, может, расскажешь нам, что ты там делала? – обратился он к побелевшей в момент женщине.
После криков и пролетевшей над головой Санька кружки на некоторое время в комнате вновь воцарилась тишина. Хозяин дома с удовольствием наблюдал происходящее, будто смотрел детективный фильм, в последние годы затворничества ему этого очень не хватало.
– Я не понимаю, что тут такого, – вступилась за подругу Динка. – Ну, Марина – шутница, у нее с Федором сразу не сложилось, вот и решила приколоться, тут все логично, как мне кажется, а вот что в купе Федора Осиповича делал Филипп?
– Ты его видела? – спросил Карл.
– В один момент я пошла в туалет и увидела, как он туда входил, тогда я, понятное дело, не обратила на это внимания. Потом просто от ужаса всего происходящего забыла, а сейчас, когда стали ругаться, вспомнила.
– Ну, Филипп, расскажи нам, что ты там делал?
– Я не ходил туда, – растерянно сказал он. – Я был чересчур пьян, я не помню, возможно, я ошибся дверь.
– Когда ошибаются, – сказала Марина, – то, увидев, что попали в чужое купе, тут же выходят, а, по словам Динки, ты, Филипп, туда вошел.
– Вы что прикопались к человеку? – встал на защиту друга Боря, и Филипп благодарно ему улыбнулся. – У него зрение плохое, – продолжал он бойко быть адвокатом иностранца, – в купе темно, зашел, не понял, плюс пьяный был, когда понял, что кто-то лежит, вышел, все тоже очень логично. Презумпцию невиновности еще никто не отменял, – полностью войдя в роль правозащитника, закончил фермер.