– И вообще, – решил вставить слово в свою защиту и Филипп, – может, это проводница убила, она странная очень. У нас во всех хороших детективах убийца – садовник.
– Она слабая женщина, – возмутился Карл, – причем не садовник, – выдвинул он еще один аргумент.
– Да это почти одинаково, – возразил француз. – А насчет силы – я тоже не сильный, посмотрите, – и в доказательство он стянул с себя футболку, показывая свое тело, состоящее в основном из кожи и костей.
– А вот и стриптиз, – пьяно засмеялась Марина.
– Я даже в спортзал не хожу, – продолжал антирекламу себя Филипп. – В детстве всегда болел, а полицейский, между прочим, сказал, что это мог сделать любой, только надо знать точно, куда бить и с какой силой. Но я не знаю этого до сих пор, покажите мне, где находится селезенка. Здесь или здесь? – Филипп тыкал в себя как в анатомический манекен, а остальные заливались в порыве пьяного смеха.
– Филипп, сейчас же одевайтесь, я завтра вам покажу, где она находится, – смеялась Динка.
– А ты откуда знаешь? – спросил Боря.
Динка провела рукой по короткостриженому ежику и ответила:
– Я тренер, да к тому же закончила институт физкультуры и спорта, мне положено это знать, Боря, а вы знаете?
Борис замялся, не ответив на вопрос, спас его Карл:
– Не забывайте, ребята, что убийца закрыл купе, – рассуждал он. – Чтоб Федор Осипович, будучи еще некоторое время живым, не мог позвать на помощь. Ключ той ночью пропал у проводницы Галины, все, кто заходили, получается, видели Федора просто спящим, только вот кто раньше из вас заходил, а кто закрыл за собой дверь?
В комнате поднялся галдеж, все начали спорить и выдвигать свои версии. Воспользовавшись ситуацией, Клава, ударив начальство под столом, кивнула на дверь.
– Вы это что делаете? – начала шёпотом кричать она на него, лишь только они вышли в коридор.
– Что? – опешил от такого наезда Карл.
– Вы зачем все тузы открываете? Где ваша стратегия? Не могли со мной сначала посоветоваться, перед тем как вот так просто выкладывать ценную информацию убийце, чтоб у него была возможность все продумать?
– Я не знал, что вы у нас Жуков, стратег и военнокомандующий нашей операцией, – обиделся Карл. – У вас с ним, кроме фигуры, ничего общего, вон у вас какие глаза красивые.
Клава была после душа, ее длинные волосы завивались локонами и спускались по плечам. Очередное однотипное, но сегодня грязно-розовое льняное платье оттеняло ее смуглую, уже загоревшую кожу. Карл поневоле залюбовался ею, пропустив смысл сказанных слов.
– Вы что улыбаетесь? – испугалась неадекватной реакции начальства Клава. – Вы пьяны?
«Действительно, я просто пьян, – подумал Карл, – вот и мерещится всякое».
Стряхнув наваждение, как собаки стряхивают воду, уже по-деловому Карл продолжил:
– А вы почему не пьете, блюдёте или вы при исполнении?
– Я в принципе не пью, никогда, – резко ответила Клава.
– Болеете? – докапывался Карл.
– Давайте данный факт примем за аксиому и продолжим. Знаете, я подумала, надо послушать еще раз всех ваших попутчиков, зачем они ездили в Москву. Сейчас они все в алкогольном опьянении, и я, думаю, смогу понять, кто врёт.
– Хорошо, давайте, – согласился Карл, – как распределимся? – пьяный, он трудно принимал решения.
В этот момент к ним подлетела Сенька.
– Клавочка, милая, что скажу, – начала она, перебивая их разговор.
– Значит, так, – повысил на нее голос Карл, – взрослые разговаривают – маленькие молчат. Мы с Клавой работаем, отойди и подожди, когда закончится собрание.
Сенька обиделась и вышла на улицу.
– Значит, так, Карл Юрьевич, – резко сказала Клава.
– Можно просто Карл, мы же не на работе, – улыбнулось пьяное начальство.
– Это вы не на работе, а я за нее борюсь. Если вы будете их расспрашивать, то даже в пьяном виде это вызовет подозрения. Разговаривать пойду я, а вы лучше идите извинитесь перед Сенькой, вы ее очень обидели, она не маленькая, ей столько пришлось пережить, что ментально она точно старше вас, а когда вы в таком состоянии, то на сто процентов, – и, развернувшись, резко ушла в столовую.
Карл босиком вышел на еще теплое крыльцо, ночь уже полностью накрыла Краснодарский край своим черным, как смоль, крылом. Сенька сидела на широкой деревянной ступеньке и вглядывалась в звёздное небо. Карл не знал, как извиняться перед маленькой девочкой, поэтому просто сел рядом с ней и тоже стал смотреть в звездное небо.
– Хочешь, я покажу тебе Большую Медведицу? – прервал молчание Карл. – Вот там она, видишь? На ковшик похожа. Я искренне считаю, – решил он открыться перед девчонкой, – пока она в небе, в мире все будет хорошо.
Его слова прозвучали немного пафосно, и он ожидал насмешки со стороны ребенка, но, к его удивлению, она заговорила вполне серьезно:
– Нет, дядька, – тяжело вздохнула Сенька, – все хорошо будет, пока Умка рядом с ней.
– В смысле? – не понял Карл.
– Ты что, «Умку» не смотрел? – удивилась Сенька.
– Не помню, – честно сказал Карл.
– В мультфильме большая белая медведица с маленьким сыном Умкой шагает по Северному полюсу, потихоньку забираясь на небо, там, видать, близко, они идут друг за другом и превращаются в созвездия – Большую и Малую Медведицы. Так вот, тот маленький ковшик – это Умка, рядышком с мамкой идет. Ведь одна медведица что, ничего, а с Умкой они сила, с Умкой они семья. Пока они рядом, все в мире будет хорошо.
И столько в ее словах было взрослой философии, пропитанной сожалением и потерями, что Карл растерялся и не нашел подходящих моменту слов. Сенька словно поняла это и пожалела его, просто продолжила свой рассказ:
– Мамку свою я не знала совсем, она при родах померла, Буля мне всех заменила: и мать, и отца. Родительницу я только по фоткам видела, красивая она у меня была, страсть, жалко я не в нее пошла, а в отца своего непутевого, – на этих словах Сенька пригладила торчащие в разные стороны волосы, после душа она не стала заплетать хвост, и теперь они пушились, как стог сена, на голове.
– Почему непутевого? – спросил Карл.
– А путевый бросит женщину беременную? То-то же, я, конечно, думала: вырасту, приеду к нему и все в лицо выскажу, даже плюну, может быть, но не получится харкнуть на паразита, мамка померла, и спросить про ирода больше не у кого. Буля говорит, что ничего не знает.
– Почему ты так странно разговариваешь, как старушка малограмотная? – спросил Карл.
– Так с кем поведешься, – засмеялась Сенька. – Буля-то моя всю жизнь воспитателем в детском доме отработала, у нее только училище и есть. В школе я учусь плохо, но это потому как мне там неинтересно, – словно оправдалась Сенька.
– Врет она, – послышалось от двери, – плохо учится, потому что сбегает каждый раз с уроков, – Клава подошла к ним и села рядышком на ступеньку. – Булю по старой памяти, зная, как им денег не хватает, устроили мыть полы в детский дом, но сил у нее на это не хватает, поэтому и сбегает Сенька периодически с уроков, деньги им очень нужны, – грустно закончила Клава.
– Ладно, разговаривайте, – Сенька встала и пошла в дом.
– Ты прости меня, – уже вслед ей сказал Карл. – Я ошибся, ты очень взрослая.
– Да ладно, – улыбнулась она. – Только жалеть меня не надо, я самая счастливая. У меня есть Буля и Клава, у многих и этого нет.
Когда она скрылась в доме, Клава начала отчет:
– Значит, так, четко и почти дословно сформулировал свое путешествие в Москву только Боря, остальные плавали. Например, ваша Динка.
– Она не моя, – вставил Карл, и если бы не было так темно, то Клава заметила бы, как он покраснел.
– Хорошо, не ваша, а просто Динка, никак не смогла ответить, почему она поехала в СВ. Ведь она просто фитнес-инструктор, откуда деньги на такую роскошь? Марина сказала, что решила развеяться, судя по тому, что она только что развелась с Саньком, это вполне логично. Филипп – тоже отдельная история, зачем поезд, когда есть самолет? Приехал на конференцию и благополучно забыл про нее, вообще я попыталась его разговорить насчет неё, и очень странно, что он не может сказать никаких деталей, ссылается на трудности перевода, но до этого ему знаний русского ему вполне хватало.
– Значит, вычеркиваем Бориса? – спросил Карл.
– Да нет, Бориса только подчеркиваем, жирным красным карандашом, не может человек так дословно формулировать цель своего визита, если только она специально не заучена.
– В смысле?
– Вам надо бросать пить, вы тупеете, – вздохнув, сказала Клава. – Только вранье, которое очень важно, заучивается дословно и повторяется в любых ситуациях, правда же интерпретируется в зависимости от того, кто спрашивает.
– Клавочка, – сказала Сенька, выбежав на крыльцо, – пора спасать Ярика, Санек схватил его в охапку и потащил спать. Он, как раненый пленный, просил тебе напомнить, что ты обещала его спасти.
– Боже мой, Ярик, – Клава вскочила и убежала, а Сенька, толкнув слегка Карла, не сдерживая улыбки, предложила:
– Пошли, дядька, поржём?
Дом уснул только ближе к полуночи, сначала все переругались, потом помирились. Потом всем коллективом отрывали от Санька бедного и испуганного Ярика. Тот, прижав его к себе как любимую игрушку, не хотел отдавать, пришлось применять тяжелую артиллерию – Марину, только она смогла вызволить Ярика из пьяного дружеского плена Санька. Постелили пострадавшему рядом с комнатой горничной в узком чулане на раскладушке, но Ярик был рад этому безмерно.
Когда все разошлись по своим комнатам, дом зажил какой-то своей непонятной жизнью: где-то под половицей кузнечик издавал звук, вот скрипнули створки незакрытого окна, а на крыше то ли ветер, то ли мыши издавали странные и непонятные звуки. Сны случайных соседей по теремку крутились где-то в воздухе под потолком, они были разные, цветные и черно-белые, добрые и наивные, страшные и горькие, но крепче всех абсолютно без снов спал убийца, потому как, перешагивая токую грань добра и зла, душа умирает и уже не умеет видеть сны.