– Деточка, – повторила бабушка, – а где тут масло для глухонемых? Очки дома забыла, не вижу ничего.
Я остолбенела. Конечно, товаров сейчас пруд пруди, в том числе и самых фантастических, но масло для глухонемых! Про такое слышу впервые.
– А разве бывает такое масло? – спросила я. – Вы ничего не перепутали?
Бабушка немного обиделась.
– Ничего я не перепутала! Зрение у меня плохое, а с головой все в порядке! Рекламу я видела, ее каждый вечер показывают в сериале. Женщина там, приятная такая, молодая… Да вот беда, глухонемая! Видно, что мужа любит без памяти, все время еду готовит! Хочет сказать, что его любит – сладкое делает. А муж тоже симпатичный. Молодец, не бросил жену, есть же порядочные мужчины на свете. Ласковый такой, кушает и приговаривает: «Ах ты, моя затейница!»
Я поняла, о какой рекламе идет речь, и опустила голову, скрывая улыбку.
– Ну что? Есть тут такое масло?
– Есть. – И я сняла с полки пластиковую бутыль с наклейкой «Затея». – Пользуйтесь на здоровье.
– Вот спасибо! – обрадовалась бабушка. – Хочу деду пирожков нажарить. Он у меня глухой стал, не докричишься. А так – нажарю пирожков и кричать не надо. Сам к столу прибежит.
Приговаривая все это, она двинулась дальше. Я проводила ее взглядом, улыбнулась и все-таки взяла проверенное масло. По крайней мере эта марка не скомпрометирована идиотской рекламой.
Я пошла вдоль рядов, размышляя о том, что у всего на свете должен быть предел. Даже у глупости. Но наши рекламщики каждый день доказывают, что глупость бывает беспредельной. Например, реклама этого масла для глухонемых. В самом деле, что за идиотка эта приятная молодая женщина! Не может набраться храбрости и поговорить со своим мужем на нормальном русском языке? Если и впрямь не может разговаривать, то объясните мне, зачем целыми днями торчать у плиты? Не проще ли выучить азбуку для глухонемых?
Ответа на этот вопрос я так и не нашла. Как, впрочем, и на множество других вопросов, которые возникают у меня после показа очередной порции рекламной видеочуши. Поэтому, купив все необходимое, я отправилась на Черемушкинский рынок.
Через полтора часа я вернулась домой, нагруженная сумками и пакетами. Приятно, что у меня есть деньги и их можно тратить, ни перед кем не отчитываясь. Нельзя оставаться без работы, нельзя. Плохо то, что я совсем не умею пользоваться компьютером. Казалось бы, чего проще, иди и запишись на курсы! Спрашивается, почему я столько лет сиднем сидела? Все! Завтра же выберу офис поближе к дому и пойду учиться. А что? Я же не работаю все семь дней в неделю! Есть свободное время, почему не использовать его столь полезным образом?
Я быстро перемыла и почистила яблоки. Яблочный сок Кате очень даже полезен. Сделаю примерно литр. Она же не одна в палате лежит, наверняка захочет угостить соседок. Еще нажарю ей сырников, которые Катька любит. Сварю курочку, белое мясо легкое и не содержит холестерин. Еще притащу ей помидорчиков-огурчиков, овощи всегда хороши. Нужно будет проконсультироваться с врачами, что можно есть выздоравливающему человеку. Говорят, у выздоравливающих зверский аппетит.
Чтобы не было скучно, я включила приемник, нашла позывные «Радио-джаз». Оставила волну с легкой приятной музыкой, принялась за дело.
Нет, новая работа меня просто преобразила! Раньше я возилась на кухне долго, а теперь все делаю буквально за две минуты! Я стала гораздо мобильнее и собраннее! А все почему? Потому что стала ощущать себя независимым достойным человеком, а не домашней собачкой на полном пансионе.
Работа, работа!.. Это то, что держит человека на плаву и никогда не обманывает. Вложишь труд – получишь результат. Иногда он будет значительно меньше затраченных усилий, что обидно. Но иногда результат превосходит самые смелые ожидания. Не течет вода только под лежачий камень. Нужно двигаться! Все время двигаться! И тогда есть надежда на маленькое чудо: тебя заметят и оценят.
Размышляя о своем преображении, я приготовила сырники, упаковала их в специальный контейнер, сохраняющий тепло, выжала сок. За это время успела свариться дивная бело-розовая курочка, купленная на рынке. Я отделила грудку от остальной тушки, завернула ее в фольгу. Перемыла овощи, вытерла насухо, уложила. Огляделась вокруг. Неужели все сделала? Все. Я решительно начинаю себя уважать.
Прием в больнице начинается с двенадцати, сейчас ровно половина. Полчаса уйдут на дорогу, значит, буду на месте вовремя. Привычка к пунктуальности продолжала руководить мной не только на работе.
Перед шестнадцатой палатой я остановилась. Поправила волосы, словно собиралась предстать перед строгим критиком. Впрочем, Катерина и есть мой самый строгий критик.
Я постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Окинула взглядом четыре койки в поисках подруги. Боже мой! Это Катька? Не может быть! Я подошла к ней, присела на край кровати, опустила сумки на пол.
– Ты чего с вещами явилась? – спросила Катерина. – Решила у нас поселиться?
Катерина превратилась в тень бойкой шумной девушки, которую я знала раньше. Лицо ее сжалось до каких-то смешных кукольных размеров, и от этого возникло неприятное ощущение, будто Катька внезапно состарилась. Состарилась за неполные две недели.
Но характер у нее остался прежним.
– Что ты на меня уставилась, как страус на дверную ручку? – раздраженно спросила Катька, которой наскучило молчание.
Я спохватилась и сказала, что соскучилась.
– Успела меня позабыть?
Я нашла руку подруги, молча пожала ее. Катерина шумно вздохнула, сказала чуть тише:
– Не успела явиться, как уже расстроила. Что, сильно страшная? Только не ври!
– Ну-у-у… Немножко изменилась, конечно, – заюлила я.
– Слава богу, разродилась. От тебя, Мария, добиться правды – как от козла молока.
– Кать, все поправимо! Пройдет немного времени, станешь краше прежнего.
Мы немного помолчали. Потом я начала разбирать сумку.
– Кать, смотри, что я принесла. Это свежевыжатый яблочный сок. Выпей побыстрей, его долго не хранят.
Я поставила на тумбочку литровую пластиковую бутыль из-под минералки.
– Ничего себе! – выразила недовольство Катька. – Куда мне столько?
– А ты угости соседок, – ответила я, выкладывая содержимое сумки на тумбочку. – Вот смотри. Это сырники, еще теплые. Со свежим соком самое оно. Это вареная куриная грудка. Здесь помидоры, огурчики. Вот хлеб, твой любимый, «Бородинский». Вот соль, смотри не просыпь. Ну и шоколадка. Не знаю, можно тебе сладкое или нет, просто помню, что ты любишь «Аленку».
Катерина молча наблюдала за моими манипуляциями. Мне показалось, она мрачнеет на глазах.
– Понатащила! Кому столько? Мы вчетвером не съедим!
Это был откровенный беспричинный наезд из-за дурного настроения. Неделю назад я бы сникла от этих слов, как цветочек под холодным ливнем. Но между той пугливой драной кошкой, какой я была раньше, и нынешней самостоятельной женщиной пролегла целая пропасть. Поэтому я не стала комплексовать и спокойно ответила:
– А вы постарайтесь.
Катерина фыркнула. Я вздохнула, запасаясь терпением, и спросила, неужели она мне не рада?
– Рада? – Катерина, пристально посмотрев на меня с удивлением, добавила: – Ты стала какая-то другая.
– Приятно слышать.
– Что тут приятного? Может, я хотела сказать, что ты изменилась к худшему!
– Я же знаю, что это неправда, – спокойно ответила я. – Выходит, ты мне просто завидуешь. Попалась?
И я рассмеялась. Представить Катерину в припадке зависти просто невозможно. Подруга живет по принципу «хочешь – добейся» и всегда достигает любой поставленной цели.
– Попалась, – признала Катька. Ее губы наконец тронула слабая улыбка. – Прости меня, Машка. Что-то я становлюсь раздражительной.
– Все выздоравливающие становятся раздражительными, – успокоила я подругу. – Серьезно. Прочитала в каком-то околонаучном издании.
– Господи, что за муть ты читаешь!
Я снова рассмеялась. Катерина похожа на маленького домашнего ежика. Сначала исколет своими иголками, потом начинает проситься на ручки.
– Проголодалась? – спросила я. – Будешь сырники?
– Спрашиваешь!
Я налила сок в кружку, стоявшую на тумбочке. Достала из контейнера живые, дышащие теплом румяные кругляши. Подержала их в руках, осмотрелась вокруг. Вот досада, забыла тарелку.
Я подала Катерине стопку бумажных салфеток. Подруга буквально выхватила у меня из рук сырник, откусила половину и застонала от наслаждения.
Катерина запихала за щеку остатки сырника, запила соком. Откинулась на подушку, блаженно закрыла глаза.
– Балдеешь? – спросила я.
– Балдею. Ну, давай рассказывай.
– Что рассказывать?
– Все! С чего ты так цветешь и пахнешь?
– Цвету? – удивилась я.
– Цветешь, цветешь.
Я потерла кончик носа. Признаваться, не признаваться? Рассказать Катьке, какую прекрасную я нашла себе работу, или не стоит ее волновать?
Катерина взяла меня за руку.
– Отомри, подруга! Отвечай на вопрос…
Она не договорила. Медленно перевернула мою ладонь, осмотрела жесткие бугорки мозолей. Я вырвала руку и покраснела. Катерина снова откинулась на подушку и уставилась в потолок.
– Ничего себе! – сказала она. – Вот что значит мозолистая рука пролетариата! Колись! Что это значит?
– Кать, ты только не ругайся. Я на работу устроилась.
– На какую работу? Улицы подметаешь? Или на заводе слесаришь?
Я не удержалась и фыркнула.
– Между прочим, ты угадала. Подметаю.
– Кончай хохмить, я серьезно! – вспылила Катька.
– Я тоже! Серьезней не бывает!
Рассказать Катерине всю свою одиссею? Нет, не стоит. Она с ума сойдет от страха за меня, поэтому я рассмеялась и сказала:
– Да ладно! Я смотрю, ты вообще шуток не понимаешь! Представь: я и вдруг с метлой! Это возможно?
– А почему ладони в мозолях? – тут же поймала меня в капкан подруга.
– Затеяла дома генеральную уборку. Представляешь, стукнул бзик! Мебель передвигала!