Я выпустила связку, и она повисла на вставленном ключе. Я снова воровато оглянулась, вытерла ладонью мокрый лоб. Волнуюсь. Еще бы мне не волноваться!
Я снова взялась за ключ, медленно повернула его вправо. Замок едва слышно щелкнул. Порядок, путь наполовину открыт. Теперь попробуем второй ключ.
Второй ключ подошел к замку так же идеально, как и первый. Дверь скрипнула и приоткрылась. Я попятилась. Не вовремя я испугалась, ох как не вовремя!
Из квартиры потянуло странным будоражащим запахом. Я втянула носом воздух. Духи. Женские духи, смешанные с мужским парфюмом. Запах мужской туалетной воды напомнил мне квартиру Штефана, а вот запах духов не был похож ни на одну знакомую марку.
Войти или нет?
Дверь снова заскрипела, словно негодуя на меня за нерешительность. Я, как под гипнозом, открыла сумку, достала из нее тонкие кожаные перчатки. Натянула их на руки и вошла в полуоткрытую дверь, за которой, возможно, скрывалась разгадка тайны.
Странно. Коридоры у нас одинаковые, но ощущение такое, будто эта квартира больше. Наверное, потому что здесь нет встроенных шкафов, как у меня. Я приоткрыла матовую дверь в левой стене. В моей квартире эта комната служит гостиной. И здесь тоже.
Сервант для посуды, полки с книгами, подставка под телевизор. Все новое, модное, сверкающее, но какое-то безликое, типовое, лишенное индивидуальности. Комната напомнила мне трехзвездочный гостиничный номер.
У стены стоял удобный большой диван, над ним висело длинное овальное зеркало. Я подошла к зеркалу, взглянула на свою бледную, перекошенную от страха физиономию. Мягкий бледно-зеленый ковер на полу заглушал мои шаги, и от этого возникало неприятное ощущение, что я сплю и вижу сон. Причем очень страшный сон, похожий на кошмар.
В спальне тот же набор стандартной современной мебели. Нет ничего, что говорило бы о вкусе и пристрастиях хозяев. Все вычищено, вымыто, стерилизовано. Никаких следов проживания людей.
Я открыла большой гардероб. Как и следовало ожидать, никаких вещей. Ну вообще никаких! Ни платочка, ни салфеточки, ни галстучка! Кто бы здесь ни жил, он позаботился о том, чтобы уничтожить все следы своего пребывания.
Я закрыла гардероб и перешла в третью комнату. У нас дома это Пашкин кабинет. Там стоит большой красивый секретер, в котором муж хранит свои рабочие папки. Там же находятся книжные шкафы, до отказа набитые книгами. Мама любила читать и собрала дома хорошую библиотеку. Да и мы с мужем пополняем ее как можем.
Почему говорю «как можем»? Потому что мы с Пашкой обожаем детективы и покупаем их на всех развалах, мимо которых проходим. А мама ни за что не потерпела бы в доме такой низкопробной литературы. Ну, на худой конец согласилась бы на Агату Кристи или на Реймонда Чандлера. Какие-никакие, а классики жанра.
Я открыла дверь следующей комнаты и остановилась на пороге, потому что входить было незачем. Здесь царила абсолютная пустота. Только стояла у стены старая ободранная раскладушка с порванным брезентом на петлях. А больше ничего не было. Кроме пыли, конечно.
Я прикрыла дверь, пошла на кухню.
Минимум мебели перестал меня удивлять. Видимо, хозяева квартиры изначально предназначали ее для сдачи, вот и не ломали голову над обстановкой. Девиз «только самое необходимое» смягчался новыми вещами хорошего качества. Очевидно, плата за жилье была здесь немаленькой.
Я по очереди открыла все шкафы, осмотрела все полочки. Ничего интересного. Только упаковка растворимого кофе на мгновение привлекла мое внимание. Этот сорт покупает мой муж. Пашка не любит возиться с молотым кофе. А из многочисленных сортов растворимого кофе этот ему нравится больше всего.
Я открыла холодильник, осмотрела пустые полки. Не за что зацепиться. Вообще не за что. Очень обидно. Такого страху натерпелась, и все зря!
Я вышла на лестничную площадку, заперла квартиру на все замки. Нужно узнать, кто тут хозяин и где он находится. А уже потом можно будет выяснить, кому квартира сдавалась. Значит, завтра я так и сделаю. Поговорю с соседями. Кто-нибудь что-нибудь знает, как же иначе? Зачем же существуют на свете соседи?
Размышляя о плане действий на завтра, я спустилась на свой этаж. И неожиданно наткнулась на Теплякова, подпиравшего стенку возле моей двери.
– Привет! – сказал он угрюмо.
– Что ты тут делаешь? – Я была крайне удивлена.
– Тебя жду. – Ванек нервно передернул плечами и тут же пошел в атаку: – А чего ты по чужим квартирам шастаешь?
Мне почему-то вспомнилась квартира Штефана, и я не сразу сообразила, что Тепляков имеет в виду. Наверное, поэтому так испугалась.
Ванек ткнул пальцем вверх:
– Слышал, как ты дверь запирала!
Я перевела дух. Только и всего? А я уже затряслась как заяц!
Несмотря на облегчение, я не сразу нашлась что ответить. Ну почему я так медленно соображаю?
Теплякова вдохновило мое молчание. Он оживился, придвинулся ко мне, подмигнул и без того косящим правым глазом.
– Давай, мать, колись! Любовника завела, пока муж в командировке? Удобно! Съемная хата прямо над головой, далеко ходить не нужно! И разговоров лишних не будет, домой-то к себе никого не водишь… Молодец!
Сердце билось гулко, как оловянный язык в колокольные стенки, но говорила я небрежно, даже кокетливо. Откуда что взялось – сама не знаю.
– Дурак ты, Тепляков, – ответила я. – Всех по себе не меряют. Соседи уехали отдыхать, попросили поливать цветы. Такая мысль тебе в голову не приходила?
Лицо Теплякова медленно вытянулось.
Я пожала плечами, сохраняя на лице презрительную гримасу. Достала из сумки ключи от дома, отперла замки. Толкнула дверь, сухо пригласила незваного гостя. Ванек не заставил упрашивать себя дважды. Вошел в коридор, окинул высокие потолки завистливым взглядом.
– Да, мать, – произнес он в сотый раз. – Хорошая у тебя хата.
Я закрыла дверь, сняла куртку, переобулась и пошла на кухню. Если Ванек приперся в гости, без ужина он не уйдет. Ладно, пускай доест борщ, все равно у меня ничего больше нет. Хотя почему нет? Остались вареные куриные ноги. Вообще-то я хотела съесть их сама, но разве Тепляков позволит? Изо рта вырвет.
Я достала из холодильника кастрюлю, поставила на плиту. Ванек следовал за мной бесшумно, как тень.
– Маш, ты не хлопочи, я ненадолго.
– Даже есть не станешь? – не поверила я и, услышав, что нет, так и села.
Вот этот текст из уст Теплякова я не слышала ни разу. Равно как и другие наши общие знакомые.
– Болеешь, что ли? – спросила я. – Желудок ноет, или сосуды барахлят…
– Ничего у меня не ноет и не барахлит! – отмел Тепляков мою жалкую версию. – Просто не хочу тебя напрягать.
Если бы я могла сесть второй раз, я бы это сделала. Но поскольку под моей попой уже находился стул, я только развела руками.
Почему я так изумилась? Поясняю.
До глобальных проблем человечества моему другу и коллеге Теплякову всегда есть дело. Он готов часами разглагольствовать о проблеме перенаселения планеты, потеплении климата, защите окружающей среды, возврате к естественному образу жизни, нетрадиционной медицине и тому подобных модных темах. Но на проблемы конкретного представителя человечества Теплякову откровенно наплевать. И если Ванька хочет кушать, то любую мою жалобу на усталость коллега воспримет как уклонение от прямого долга. «Ты ведь женщина!» – скажет он возмущенно.
Теперь вы понимаете, в какой ступор меня загнало новое заявление коллеги о том, что он не хочет меня напрягать. И не только вогнало в ступор, но и насторожило. Поэтому я не стала тянуть и задала простой конкретный вопрос:
– Тепляков, что тебе от меня надо? Если ничего, тогда зачем пришел?
– Деньги принес.
Я страшно удивилась и, ничего не понимая, переспросила:
– Какие деньги?
Тепляков глубоко вздохнул, словно собираясь с силами перед прыжком в воду. Достал из внутреннего кармана куртки тонкую стопку долларовых купюр, пересчитал их, шевеля губами, сложил вместе, не удержался и снова пересчитал. Затем поднял на меня страдальческий взгляд и протянул доллары:
– Вот, бери. Твое.
Я взглянула в глаза коллеги, полные нечеловеческой тоски, и ужаснулась. Никто и никогда не слышал от Теплякова таких крамольных слов. Слово «бери» в лексиконе моего коллеги используется крайне редко из принципиальных соображений. А уж применить его в отношении денег!.. Нет, это что-то несусветное. Не может Ванька, находящийся в здравом уме и трезвой памяти, добровольно отдать кому-то деньги. Да еще в твердой валюте! Попробуйте отобрать кость у голодного волкодава – и вы получите слабое представление о том, что значит попросить у Теплякова взаймы. Скажу честно: в случае с волкодавом шансов у вас значительно больше!
Поэтому я очень испугалась и спросила, заглядывая коллеге в глаза:
– Ванек, миленький, что с тобой? Не заболел?
– Ты уже спрашивала! – громыхнул коллега, как Зевс. – Бери деньги, пока дают! Ну!
Чтобы не волновать больного, я деньги приняла. Правда, вырвать их из цепкой лапы художника было не так-то просто, но я постаралась. Опять-таки из самых гуманных соображений. Может, Тепляковым овладела мания раздавания денег? И ему этот процесс принесет потом облегчение?
Однако внешний вид коллеги свидетельствовал об обратном: он страдал. Ванек проводил доллары скорбным взглядом.
– Я продал твои копии, – выдавил он из себя наконец.
– Все пять? – ахнула я.
– Все пять. По двести баксов за каждую. – Тепляков тяжело вздохнул. – Вот и набежала штука.
– И ты принес все деньги мне?! – не поверила я.
– Как видишь.
Я снова развела руками. Отделила от пачки две сотенные купюры, протянула их коллеге.
– Это комиссионные, – объяснила я. – Ты работал, продавал. Двадцать процентов твои, как и полагается.
Ванек протянул руку к деньгам и тут же с опаской отдернул назад. Решительно, я не узнавала коллегу. Принять деньги Иван Сергеевич способен в любом состоянии. В том числе находясь в полном параличе.