Сначала я не узнала Катю. Передо мной лежала худая девушка с ввалившимися щеками и тонким заострившимся носом. Короткие волосы потемнели от пота и утратили золотой блеск. Глаза были закрыты, брови страдальчески сведены к переносице. Грудь тяжело поднималась в попытке вдохнуть воздух. Хриплое дыхание сотрясало все тело. Я обернулась к врачу, попросила:
– Сделайте что-нибудь!
Валерий Петрович стиснул челюсти. На его щеках заиграли твердые желваки.
Ясно. Как говорится, «медицина бессильна».
Я подошла к Кате, нашла ее руку и крепко сжала. Валерий Петрович подставил мне стул, дотронулся до плеча, показал глазами на стул. Я села и обвела глазами палату, словно пыталась отыскать волшебное средство для спасения бывшей подруги. Но такого средства не нашлось.
Все, что я могла сделать, – это сидеть рядом с Катей, держать ее за руку и слушать хриплое натужное дыхание. И я сидела и слушала.
Сначала вдохи были длинными, а пауза между ними короткая. Потом вдохи начали укорачиваться, а пауза между ними все удлинялась и удлинялась. Наконец не стало вдохов… и осталась одна только бесконечная пауза.
Женщина в белом халате подняла Катины веки, посветила в них узким фонариком. Повернулась к врачу и развела руками.
– Ничего не понимаю, – сказал Валерий Петрович. – Она же на выписку шла! Утром все было прекрасно, она домой просилась! А всего час назад…
Валерий Петрович не закончил. Я тоже немного помолчала, не выпуская Катиной руки. Потом спросила:
– Какое сегодня число?
– Восьмое октября. А что?
Ничего. Просто сегодня ровно месяц с того дня, как Штефан был отравлен.
Ушел и забрал с собой Катерину. Как обещал.
Прошло три дня.
Я успела обложиться газетами с объявлениями, вырезать телефоны компьютерных курсов, чтобы найти учителей поближе к дому.
Редактор издательства позвонил мне, как обещал, ровно через два дня и предложил заключить договор на оформление книги. Я согласилась не раздумывая.
Вечером позвонил пропавший Пашка.
– Машуня, привет, – сказал он гнусавым голосом.
– Привет, муж, – ответила я. – Куда пропал? Слетал с любовницей на Канары?
– Ага, и вернулся с ангиной.
Я встревожилась, по старой привычке засуетилась.
– Паш, ты чего? Серьезная болячка?
– Да нет, черт бы побрал! Просто все время из носа течет! Очень неудобно с документами работать.
Я хмыкнула и спросила:
– Ты домой-то собираешься? Или черт с ним, с домом, тебя и в Нефтеюганске неплохо кормят?
– Да уж получше, чем ты! – не удержался Пашка от легкого ехидства.
– Паш, я исправлюсь.
– Каким образом? Готовить научишься? Или по магазинам станешь ходить?
– И то, и другое, – бодро ответила я. И добавила: – Конечно, в свободное от основной работы время.
– Господи! – застонал муж. – Опять эта твоя работа! Маш, да брось ты ее на фиг! Посмотри, как погода портится! Ну какой смысл мучиться даром? А?
– Полностью с тобой согласна, – поддержала я. – Поэтому с набережной я уволилась. Тепляков подписал обходной лист.
– Что-о-о?!
– То, что слышишь, – весело ответила я.
Пашка немного помолчал.
– Ну-у… здорово, конечно. И что ты собираешься делать? Хозяйством займешься?
– Говорю же: в перерывах между основной работой.
– Маш, не пугай меня, – попросил муж. – Какой работой?
Я подняла руку к глазам и внимательно осмотрела свои ногти. Пора делать маникюр.
– Мне предложили иллюстрировать детскую книжку.
– Кто предложил?
– Редактор издательства.
Пашка помолчал. Потом неуверенно спросил: правда ли это? Услышав мой ответ, муж бурно возликовал:
– Машка! Я так рад! Слава богу, займешься настоящим делом, уйдешь с этой проклятой набережной, где, кроме бронхита, ничего не заработаешь…
– Ошибаешься, муж. Пять моих картин недавно ушли с молотка. Так сказать, косяком. – И добила мужа окончательно: – По двести долларов за штуку.
Пашка провалился в глубокое подполье. Настолько глубокое, что я не выдержала и позвала:
– Эй, муж! Чего молчишь?
– Я в полном ауте. Дай дух перевести. – Пашка немного помолчал и ревниво осведомился: – Слушай, жена, ты там ни с кем не закрутила? Что-то ты сильно изменилась! Такая решительная стала, самостоятельная…
– А ты хотел, чтобы я всю жизнь была домашней кошкой!
– Хотел! – нагло признался Пашка. И добавил без всякой связи: – Я же тебя люблю. Кстати, я завтра возвращаюсь.
– Да ты что! – обрадовалась я, все-таки я ужасно по нему соскучилась.
– Предупреждаю заранее, как полагается интеллигентному человеку. А то мало ли что? Вернусь не вовремя, увижу то, что мне видеть не следует.
Я подумала, что уже, слава богу, не увидит.
– Какой номер рейса?
Пашка назвал рейс и время прибытия. Я записала.
– Ну! – усмехнулся муж. – Может, скажешь что-нибудь на прощание?
Я на мгновение прикусила губу, а потом решилась:
– Я тебя очень люблю. Так соскучилась, передать не могу!
Пашка выпал в осадок. Не часто он от меня получает такие подарки.
– Что-что? Повтори, я не ослышался?
– Не ослышался!
– А почему ты мне раньше этого не говорила?
– Надеялась, сам догадаешься! – сердито ответила я и нажала кнопку на мобильнике.
Нечего глупости болтать, да еще и по телефону, за наши кровные денежки. Завтра наговоримся.
Я пошла на кухню, открыла холодильник, придирчиво осмотрела забитые полки. Все в порядке. Продуктов в холодильнике полно, обед готов, завтра куплю бутылку вина, и все – можно считать, что стол для банкета накрыт.
Я прошлась по квартире с тряпкой, сделала легкую влажную уборку. Постельное белье решила поменять завтра.
В общем, все в доме находилось в состоянии полной боевой готовности. Нужно придумать, чем бы заняться. Может, начать работать над иллюстрациями? Ах да! Я же еще не прочитала книгу! Автор выразил готовность рассказать мне сюжет в укороченном виде и описать героев, но я отказалась.
Первая работа волновала меня так же сильно, как первая любовь.
Кстати, а кто моя первая любовь? Смешно, но получается, что это Пашка. Втрескалась, дура старая, не прошло и тридцати лет со дня рождения!
Я прыснула.
Вышла в коридор, немного покрутилась перед зеркалом. Свет мой зеркальце, скажи…
Хороша! Даже очень хороша! Новая прическа тому причиной или нет, но девушка в зеркале мне безумно нравилась.
«Главное, не сутулься!» – напомнила я сама себе.
Девушка со стильной стрижкой кивнула в ответ.
Я побрела на кухню, включила чайник. Мельком взглянула на часы: полпятого. Время детское, нужно как-то продержаться до вечера. Плохо, когда нет никаких дел. Отвыкла я от свободного времени.
В дверь позвонили. Я насторожилась. Гостей не жду, непонятно, кому я могла понадобиться.
Я вышла в прихожую, заглянула в глазок. Оторвалась от двери, задумчиво выпятила нижнюю губу. Пожала плечами и открыла замок.
На площадке стоял молодой человек в черных очках.
– Здрасьте, – сказала я.
– Ираклий Андронович просит вас приехать, – отбарабанил бритоголовый, не отзываясь на приветствие. Подумал, сморщился, вспоминая заученный текст, и добавил: – Если, конечно, вы не заняты.
– А почему Ираклий Андронович сам не позвонил? – строго спросила я.
Молодой человек переступил с ноги на ногу. На этот вопрос он ответа заранее не приготовил.
– Короче, у него сегодня этот… день варенья.
– А-а-а, – протянула я. – И много гостей?
– Нет, сходняк уже закончился, – поторопился он успокоить меня. – Все разбрелись, шеф один дома остался, тоскует. Вот попросил за тобой съездить. А звонить не стал, чтобы ты с подарком не парилась. А то начнутся приседания: то неудобно, сё неудобно… – Молодой человек перевел дух и подытожил: – Короче, ты едешь?
– Еду, – ответила я. – Только переоденусь. Ты здесь подождешь или в машине?
– В машине.
– Хорошо. Да, кстати! Вы машину во дворе поставили? Не годится! – сказала я решительно. – Встречаемся на том же месте, что и в первый раз! На перекрестке! Понял?
Гонец пожал плечами. Развернулся и потрусил по ступенькам. А я начала собираться.
С некоторых пор этот процесс стал отнимать у меня массу времени. Дело в том, что я купила кое-какую косметику и даже научилась ею пользоваться.
Я привела в порядок лицо, поправила прическу. Пошла в спальню, открыла гардероб, задумчиво перебрала вешалки с тряпками.
День рождения, конечно, грустный праздник. Но не стоит подчеркивать это своим внешним видом.
Я выбрала темно-серое платье-коктейль с элегантной вышивкой у горловины. Платье сидело на мне безупречно.
Решительно я перестала себя узнавать.
На улице сейчас такая погода, что без сапог не выйдешь, значит, возьму туфли с собой и переобуюсь в машине, решила я.
Этот вопрос отпадает. Что делать с украшениями?
Я немного подумала, открыла сейф и достала коробку с серебряным браслетом, украшенным бирюзой. Что-то мне подсказывало, что Ираклий Андронович будет рад видеть его на моей руке.
Я застегнула браслет на запястье, бросила последний взгляд в зеркало. Все отлично.
Подхватила пакет с туфельками, вышла в прихожую. Только прежде задержалась у сейфа и достала из него еще одну вещь. Что бы там ни говорил молодой человек, а являться на день рождения с пустыми руками некрасиво.
Я влезла в сапоги, надела плащ и туго завязала пояс. Поставила квартиру на сигнализацию и поспешила к машине.
Знакомая черная иномарка ждала меня на перекрестке. Дверца открылась изнутри, я скользнула на сиденье.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Что-то ты сегодня подозрительно любезный.
– Шеф велел с тобой цацкаться, как с фарфоровой, – равнодушно сообщил бритоголовый.
– И на том спасибо.
Молодой человек широко зевнул, не прикрывая рот, и ничего не ответил.
Машина неслась сквозь бурные дождевые потоки, я смотрела в окно, размытое водой, и думала: хоть бы завтрашний рейс не отложили! Хоть бы Пашка наконец прилетел домой! Хоть бы вернулась назад наша спокойная, беспроблемная жизнь!