— Ты такая красивая. И какие прекрасные у тебя волосы! — она дотрагивается до локона и улыбается.
Меня переполняет печаль. Я пришла сюда, надеясь получить ответы о Мэй Крэндалл и старой фотографии с ее ночного столика. Но, похоже, надежды были напрасными.
— Жила-была девчушка с забавной завитушкой, которая у ней на лобике росла,— бабушка улыбается мне. Холодные пальцы с тонкой, как бумага, кожей гладят меня по щеке.
— В те времена, когда она послушною была, то очень- очень хорошо себя вела,— подхватываю я. Бабушка всегда встречала меня этим стишком, когда я в детстве приходила к ней в гости в дом на Лагниаппе-стрит.
— Но если уж она проказничать бралась, то жутко вредной сразу становилась,— заканчивает она, улыбается еще шире и подмигивает мне, и мы вместе смеемся, как в старые добрые времена.
Я сижу в кресле напротив нее за небольшим круглым столиком.
— Я всегда любила, когда ты дразнила меня этим стишком,— в доме Пчелки девочкам полагалось вести себя прилично, но все знали, что у бабушки Джуди есть склонность к проказам, из-за чего ее поведение норой балансировало на грани дозволенного. К примеру, она заявляла о гражданских правах и образовании для женщин задолго до того, как им разрешили высказывать свое мнение.
Она спрашивает, давно ли я видела «Уэлли-боя» — так она называет моего отца, Уэллса.
Я рассказала ей про вчерашнюю пресс-конференцию в городской администрации, затем про долгую, бесконечно долгую встречу Общества дочерей американской революции в Дрейден Хилле. Конечно же, тему свадьбы я поднимать не стала.
Бабушка Джуди одобрительно кивает, а услышав про форум, хмурится и вставляет мудрые замечания:
— Уэллс не должен позволить этим людям одержать над собой верх. Они с удовольствием смешали бы Стаффордов с грязью, но этого не будет.
— Конечно, нет. Он, как всегда, замечательно выдержал атаку,— я не рассказываю, каким уставшим выглядел отец и как он медлил перед ответом.
— Узнаю своего сына. Он очень хороший мальчик. Понятия не имею, как он сумел воспитать такую вредную девочку.
— Пффф! Ну бабушка! — я хлопаю своей ладонью по ее и мягко сжимаю ее пальцы. Она узнает меня, она даже шутит! Сегодня очень хороший день.— Наверное, такие черты передаются через поколение.
Я ожидаю очередной остроумный ответ. Но вместо этого она вежливо замечает:
— О, многое передается именно так.
Она оседает в кресло, ее ладонь выскальзывает из моей. Я чувствую, как ускользает подходящий момент.
— Бабушка Джуди, я хочу кое-что у тебя спросить.
— Что же?
— Вчера я встретила одну женщину. Она сказала, что знает тебя. Имя Мэй Крэндалл тебе знакомо? — имена старых друзей и знакомых бабушка помнит отлично. Такое впечатление, что книга ее памяти упала и раскрылась, и теперь ветер вырывает из нее страницы, начиная с последних. Чем старше воспоминания, тем больше вероятность, что они остались нетронутыми.
— Мэй Крэндалл...— повторяет бабушка, и я понимаю, что она знает это имя. Я тянусь за телефоном, чтобы показать ей фото, но она неожиданно произносит: — Нет... никого такого не припоминаю.
Я поднимаю взгляд от сумочки — бабушка смотрит на меня в упор из-под редких выцветших ресниц: глаза цвета морской волны чуть прищурены, но глядят необычайно пристально. Неужели мы подошли к такому моменту разговора, когда она неожиданно останавливается, а затем, без всякого предупреждения, начинает заново, будто я только пришла, с фразы вроде: «Не знала, что ты сегодня заглянешь. Отлично выглядишь»? Но бабушка задает вопрос:
— Почему тебя это интересует?
— Я встретила ее вчера... в доме престарелых.
— Да, ты уже говорила. Но, дорогая моя, очень многие знают Стаффордов. Нам нужно быть начеку. Люди всегда ищут повод для скандала.
— Для скандала? — ее слова меня поражают.
— Разумеется.
Телефон в ладони внезапно кажется мне ледяным.
— Я не и знала, что у нас есть какие-то скелеты в шкафу.
— Боже милосердный! Разумеется, у нас их нет.
Я нахожу в телефоне снимок и вглядываюсь в лицо молодой женщины. Сейчас, когда я сижу напротив бабушки, она еще больше кажется на похожей на беременную незнакомку.
— У нее на столике стоит вот эта фотография. Ты знаешь, кто на ней изображен? — может, это наша дальняя родня? Какие-то родственники, которых бабушка не желает признавать? В каждом клане есть изгои. Возможно, одна из кузин сбежала с недостойным человеком и забеременела? Я поворачиваю к бабушке экран и слежу за ее реакцией.
— Куин...— шепчет она, потянувшись, чтобы придвинуть к себе телефон. — Ох...
Ее глаза увлажняются. Слезы собираются в капли и скатываются по щекам, оставляя на них мокрые дорожки.
— Бабушка Джуди?
Она будто за миллионы миль отсюда.
Нет, не миль. За много-много лет. Она что-то вспомнила. Она знает, кто изображен на фото. «Куин». Что это значит?
— Бабушка Джуди?
— Куини, — она проводит пальцами по фотографии. Затем так резко поворачивается ко мне, что я подскакиваю в кресле.— Нельзя, чтобы люди узнали...— говорит она, понизив голос. Она бросает взгляд на дверь, склоняется ниже и шепотом добавляет: — Нельзя, чтобы они узнали об «Аркадии».
Я не сразу собираюсь с мыслями, чтобы ответить. «А я хоть раз слышала от нее это слово?»
— Что? Бабушка Джуди... что за аркадия?
— Тсссс! — она говорит так резко, что мелкие брызги слюны перелетают через стол.— Если они когда-нибудь узнают...
— Они ? Кто « они » ?!
Со скрипом поворачивается дверная ручка, и бабушка откидывается в кресле, аккуратно сложив руки одна на другую. Одними глазами она призывает меня сделать то же самое.
Я притворяюсь, что расслабилась, а в голове роятся самые невообразимые предположения — от тайной операции в стиле Уотергейта до секретного общества жен известных политиков, которые занимались шпионажем во время холодной войны. Во что оказалась втянута бабушка?
В комнату заходит дружелюбная горничная с кофе и печеньем. Обитатели «Магнолии Мэнор» не довольствуются только основными приемами пищи, им также приносят закуски и напитки в перерывах между ними.
Бабушка незаметно указывает на мой телефон, поворачиваясь к горничной:
— Чего ты хотела?
Сотрудницу не смущает нехарактерное для бабушки угрюмое приветствие.
— Я принесла ваш утренний кофе, миссис Стаффорд.
— Да, конечно,— бабушка Джуди еще раз намекает мне, чтобы я убрала телефон.— Разумеется, мы с удовольствием выпьем по чашечке.
Я бросаю взгляд на часы. Я сижу здесь дольше, чем мне казалось. Мне нужно быть с отцом на обеде и торжественном открытии чего-то там в Колумбии. С разрезанием ленточки. «Замечательная возможность засветиться рядом с сенатором в своем родном штате»,— по выражению Лесли. Ожидаются пресса и губернатор. Из-за слухов о том, что отец засиделся и Вашингтоне и озабочен только столичной карьерой, местные мероприятия для нас очень важны. Я это отлично понимаю, но больше всего мне хочется остаться с бабушкой Джуди и попытаться выяснить, откуда она знает Мэй Крэндалл и что такое эта «аркадия».
Может, бабушка говорила о городе? Об Аркадии в штате Калифорния? Или во Флориде?
— Бабуля, мне и правда нужно бежать! Я должна сопровождать папу на торжественном открытии.
— О боже, тогда мне не стоит тебя задерживать.
Сотрудница все равно наливает две чашки кофе.
— Просто на всякий случай, — поясняет она.
— Можешь взять его с собой,— шутит бабушка. Кофе налит в фарфоровую чашку.
— Я с утра уже выпила, наверное, бочку кофе. И скоро буду отскакивать от стен, словно мячик. Я забежала только, чтобы спросить тебя о Мэй...
— Тссс! — шипение и поднятый вверх палец не дают мне закончить имя. Бабушка смотрит на меня так, будто я только что чертыхнулась в церкви.
Горничная предусмотрительно забирает тележку и покидает комнату.
Бабушка Джуди шепчет:
— Будь осторожна, Рилл.
— Ч-что? — меня снова застают врасплох вспышки ее воспоминаний. Что происходит в бабушкиной голове? «Рилл». Это чье-то имя?
— Уши,— бабушка Джуди показывает на свои уши, — они повсюду...
Не настроение меняется в мгновение ока. Она вздыхает, берет крошечный фарфоровый кувшинчик:
— Сливки?
— Мне нужно идти.
— Очень жаль. Было бы славно, если бы ты могла со мной немного посидеть. Очень мило с твоей стороны было забежать ко мне.
Мы с ней болтаем уже не меньше получаса. Она просто забыла, о чем мы говорили. Аркадия, чем бы она ни была, растворилась в тумане.
Бабушка улыбается мне пустой, словно хорошо вымытая грифельная доска, улыбкой. Это проявление вежливости. Она не уверена в том, что знает меня, но пытается быть учтивой.
— Прихода снова, когда тебе не нужно будет так торопиться.
— Конечно, приду, — я целую ее в щеку и выхожу из комнаты — без ответов, только с еще большим количеством вопросов.
Но я ни за что не отступлюсь. Мне необходимо выяснить, с чем я столкнулась. Мне нужен другой источник информации, и я уже знаю, откуда начну копать.
Глава 8Рилл Фосс Мемфис, Теннесси1939 год
Тень большого белого здания накрывает машину, проглатывая ее целиком. По обочинам дороги высятся магнолии с толстыми стволами, похожие на живые стены сказочного замка Спящей Красавицы. Магнолии скрывают нас от жилых домов, где во дворах играют дети, а мамы возят коляски с малышами. На переднем крыльце здания стоит детская коляска. Она старая, без одного колеса, скособоченная. Если положить в нее ребенка, он точно вывалится оттуда.
Маленький мальчик сидит, словно обезьянка, на одной из магнолий. Возрастом он примерно как Ларк — пяти или шести лет. Он наблюдает, как мы едем по дорожке, но не улыбается, не машет, не двигается. Когда машина останавливается, он исчезает в листве.
Секунду спустя я вижу, как он сползает с дерева и проскальзывает под высокую железную ограду, которая охватывает задний двор здания. Соседний дом, похоже, когда-то было школой или церковью. Несколько детей играют и качаются на качелях во дворе, но в самом здании двери и окна наглухо забраны деревянными ставнями, на которых едва виднеются остатки краски.