— Хорошо, будет сделано, — из нас всех Эллисон больше всего похожа на Пчелку. Она всегда словно генерал на поле боя, вот только когда родились мальчишки, ее стала побеждать наступающая армия.— Я уже почти возле студии. Как только спасу твою дочь — напишу.
Мы завершаем звонок, и через несколько минут я подруливаю к учреждению мисс Ханны. Перед домом стоит Кортни. Лицо ее проясняется, когда она видит, что про нее не забыли.
— Привет, тетя Эвс! — говорит она, садясь в машину.
— И тебе привет.
— Мама снова про меня забыла? — она закатывает глаза и свешивает голову на одну сторону — жест, из-за которого она кажется гораздо старше своих десяти лет.
— Нет... просто без тебя мне было скучно. Я подумала: может, нам с тобой прогуляться, сходить в парк, покататься на горке, поиграть в детской крепости — что-то в этом роде?
— Ну серьезно, тетя Эвс...
Меня немного задело, что она так быстро отвергла мое предложение. Она слишком взрослая, что в общем-то неплохо. Вроде бы только вчера она тянула меня за штанину и умоляла полазить с ней по деревьям и Дрейден Хилле?
— Ладно. Мне позвонила твоя мама и попросила забрать тебя, но только потому, что мальчишки заболели. Мне сказано отвезти тебя к Шелли.
Лицо Кортни озаряется радостью, и она выпрямляется на пассажирском сиденье,
— О, здорово! — Я бросаю на нее притворно сердитый взгляд, и она добавляет: — Я не про то, что мальчишки заболели...
Я предлагаю остановиться и взять по мороженому — когда-то это было нашим любимым развлечением, — но племянница говорит, что не голодна. Девочка хочет побыстрее добраться до дома подруги, поэтому и включаю GPS и устремляюсь в нужном направлении.
Кортни выхватывает свой телефон, чтобы написать Шелли, и я грустно думаю, что моя племянница стремительно мчится к подростковому возрасту. А потом мои мысли снова уносятся к «Аркадии» и Мэй Крэндалл, которые затмевают подступившую грусть. Что ответит Мэй, если я спрошу, что значит это слово — «Аркадия»?
Только вряд ли я успею что-то выяснить сегодня: когда я доберусь до жилища Шелли, в доме престарелых как раз настанет время ужина. Персонал будет занят, и Мэй тоже.
Я сворачиваю с главной дороги и петляю по обсаженным деревьями улочкам между величественных зданий столетнего возраста, окруженных идеально подстриженными газонами и ухоженными садами. Проскочив несколько кварталов, я неожиданно понимаю, что путь к дому Шелли неспроста кажется мне странно знакомым: недалеко отсюда, на Лагниаппе-стрит, стоит дом бабушки Джуди.
— Слушай, Кортни, ты, случайно, не хочешь забежать в дом бабушки, перед тем как я оставлю тебя у Шелли? — Мне не хочется идти туда одной, но ведь среди вещей бабушки Джуди могут найтись ответы на мои вопросы.
Кортни опускает телефон и глядит на меня с недоумением.
— Как-то боязно, тетя Эвс. В нем никто не живет, но вещи бабушки Джуди все еще там,— она выпячивает нижнюю губу и честно смотрит на меня большими голубыми глазами. Дети тяжело восприняли резкие перемены в бабушке. Они первый раз так близко столкнулись с тем, что все люди смертны.— Но если тебе действительно нужно, чтобы я пошла е тобой, то, конечно, пойду.
— Нет, все нормально,— я проезжаю мимо поворота. Ни к чему втягивать в это дело Кортни. Я сама забегу на Лагниаппе после того, как оставлю племяшку у подруги.
Ей явно полегчало.
— Хорошо. Спасибо, что забрала меня, тетя Эвс.
— Всегда пожалуйста, детка.
Через несколько минут она бежит по дорожке к дому Шелли, а я еду на встречу с Лагниаппе-стрит и бабушкиным прошлым.
Тупая боль пронзает меня, когда я выруливаю на подъездную дорожку и выхожу из машины. Куда бы ни упал взгляд, все вызывает воспоминания. Вот розы, за которыми я помогала ухаживать бабушке. Вот ива, под которой я играла в дочки-матери с маленькой девочкой, жившей по соседству. Вот наверху виднеется эркер, который мог бы украшать замок
Спящей красавицы. Вот открытая веранда, которая служила фоном для фотографий после выпускного. Вот садовый пруд, где разноцветные карпы подпрыгивали за крошками от крекеров.
Я буквально чувствую присутствие бабушки на веранде в чарльстонском стиле в боковой части дома. И, поднимаясь по лестнице, почти готова встретить ее в гостиной. Больно осознавать, что ее здесь нет. И никогда больше она не сможет принять меня здесь в гостях.
В теплице, на заднем дворике, затхлый воздух, пахнет пылью. Больше нет ароматов влаги и земли. Полки и горшки с растениями тоже исчезли. Без сомнения, моя мама отдала их в хорошие руки.
Ключ спрятан там же, где и всегда. Я вынимаю не-закрепленный кирпич из фундамента, и затейливый кусочек металла поблескивает в лучах вечернего солнца. Отсюда легко проникнуть в дом и отключить сигнализацию. И вот я уже стою посреди гостиной и думаю: « Ну и что дальше ? »
Подо мной скрипит половица, и я подпрыгиваю, несмотря на то что звук хорошо мне знаком. Кортни права. Дом стал заброшенным и жутким, он больше не кажется родным, а ведь с тринадцати лет, когда родители уезжали в Вашингтон во время учебного года, я оставалась здесь, чтобы ходить в школу в Айкене вместе с друзьями.
А сейчас я чувствую себя воришкой, пробравшимся в чье-то опустевшее жилище,
«Глупо было сюда приезжать. Ты ведь даже не знаешь, что ищешь».
А что, если просмотреть фотографии? Может ли женщина с прикроватного столика Мэй Крэндалл оказаться в одном из старых альбомов? Бабушка Джуди всегда была хранителем истории семьи и родословной Стаффордов, она неустанно печатала ярлыки на своей старой пишущей машинке и приклеивала их на все, что казалось ей важным. В этом доме нет ни одного предмета мебели, произведения искусства или фотографии, на которых не висело бы ярлыка с аккуратно написанным происхождением и сведениями о предыдущем владельце. Ее личные вещи, те, что хоть что-то для нее значили, хранились похожим образом. Браслет со стрекозами перешел ко мне в потертой коробке с приклеенной на дне пожелтевшей бумажкой:
Июль 1966 года. Подарок. Лунные камни для первых фотографий привезены с Луны американ-ским исследовательским космическим аппаратом «Сервейер». Гранаты символизируют любовь. Стрекозы — воду. Сапфиры и оникс — память.
Изготовлено на заказ фирмой «Грир Дезайнс». Создатель — Дэймон Грир.
Ниже она приписала:
Для Эвери, потому что именно тебе свойственно дерзновенно мечтать и прокладывать новые тропы. Пусть стрекозы донесут тебя до таких высот, о которых ты не смела и мечтать.
Бабушка Джуди
И только сейчас я обнаружила одну странность — она ни словом не обмолвилась, от кого получила этот подарок. Смогу ли я найти сведения о нем в ее старых ежедневниках? Она прилежно записывала все события своей жизни: с кем встречалась, что надевала, что подавали на завтрак, обед и ужин, не пропуская ни дня. Если они с Мэй Крэндалл дружили или играли в бридж, ее имя должно быть указано в ежедневнике.
«Когда-нибудь ты их прочитаешь и узнаешь все мои секреты»,— сказала однажды бабушка Джуди, когда я спросила ее, почему она так тщательно все записывает.
Сейчас ее фраза кажется мне разрешением, но, пробираясь по темному дому, я не могу избавиться от чувства вины. Моя бабушка еще не умерла, она все еще с нами. Я будто шпионю за ней, хотя при этом не могу отделаться от ощущения, что она хочет, чтобы я что-то поняла, что-то важное для нас обеих.
За библиотекой, в ее маленьком кабинете на столе все еще лежит последний из ежедневников. Он открыт на том самом дне, когда бабушка исчезла на восемь часов, а потом нашлась, растерянная и смущенная, в бывшем торговом центре. Тогда был четверг.
Записи едва можно разобрать. Буквы скачут, строчки съезжают вниз. Совсем не похоже на прекрасный, округлый почерк бабушки. «Трент Тернер, Эдисто» — единственная запись за тот день.
Эдисто? Она хотела туда поехать? Она почему-то решила, что отправляется в коттедж на острове Эдисто, чтобы... с кем-то встретиться? Может, ей приснилась поездка туда, а проснувшись, она решила, что это произошло на самом деле? Может, она заново переживала события далекого прошлого?
Кто такой Трент Тернер?
Я медленно продвигаюсь к началу ежедневника.
В череде встреч и прочих социальных контактов бабушки за последние месяцы нет ни единого упоминания о Мэй Крэндалл. Но по поведению Мэй я каким-то образом поняла, что их последнее свидание состоялось не очень давно.
Чем раньше даты, тем аккуратнее почерк бабушки. Меня обступают привычные дела, в которых я когда-то принимала участие — мероприятия Федерации женских клубов, библиотечный совет, Общество дочерей американской революции, а весной — еще и Садовый клуб... Тяжело осознавать, что всего семь месяцев назад, до стремительного угасания, бабушка жила относительно полной жизнью, занималась общественными делами, хотя пара ее друзей в разговоре с родителями уже упоминали о том, что «у Джуди бывают небольшие проблемы с памятью».
Я снова листаю страницы — размышляю, вспоминаю, думаю об этом переломном годе. Жизнь иногда поворачивает очень круто. Просматривая бабушкин ежедневник, я чувствую это еще острее. Мы можем планировать свою жизнь, но мы не властны над нею.
Январские записи бабушки начинаются с одной строчки, спешно нацарапанной на полях прямо перед первым днем нового года. Там снова написано: «Эдисто» и «Трент Тернер». Под именем указан номер телефона.
Может, она договаривалась о каких-то работах и коттедже? Вряд ли. С тех пор как семь лет назад умер дедушка, все дела бабушки Джуди ведет личный секретарь отца. Если существовали какие-то договоренности, о них должен был позаботиться секретарь.
Думаю, есть только один способ проверить.
Я беру телефон и набираю номер.
Раздается первый гудок. Второй.
Я начинаю думать, что же сказать, если кто-то ответит. «Э-э-э... Я точно не знаю, почему вам звоню. Я нашла ваше имя в старой записной книжке в доме бабушки, и...»
И... что?
На другом конце линии включается автоответчик: «Агентство недвижимости Тернера. Это Трент. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок, но если вы оставите сообщение...»