Он отшатывается, скривившись.
— Нет!
— Тогда расскажи! — я будто снова в зале суда, и у меня только одна цель — докопаться до истины. —
Отдай мне конверт!
Он бьет ладонью по стойке, сотрясая все, что на ней стоит, затем огибает ее и устремляется ко мне. Несколько шагов — и мы оказываемся лицом к лицу. Я изо всех сил тянусь вверх, а он все равно нависает надо мной. Но меня так просто не запугать. Мы решим пот вопрос. Здесь и сейчас.
Звонит колокольчик на двери, но мы его почти не замечаем. Я вижу только голубые глаза и стиснутые зубы.
— Фух! А снаружи-то жарковато. Есть тут у вас попкорн? — Я бросаю взгляд через плечо, и вижу, что в дверях стоит человек в официальной униформе — из технического обслуживания или, возможно, из охотничьего управления — и переводит взгляд с меня на Трента Тернера и обратно.— Ой... я не знал, что у тебя гости.
— Заходи и угощайся, Эд, — Трент встречает гостя с дружелюбным энтузиазмом, который сразу испаряется, когда он поворачивается в мою сторону и добавляет: — Эвери уже собирается уходить.
Глава 12Рилл Фосс Мемфис, Теннесси1939 год
Только через две недели я узнаю, что все дети тут — подопечные Общества детских домов Теннесси. Правда, когда я в первый раз слышу это слово из уст миссис Мерфи, которая разговаривает по телефону, смысл его мне неизвестен. И спросить я не могу, потому что знать, о чем она с кем-то беседует, мне не положено. Но я обнаружила, что, спрятавшись под разросшимися возле дома кустами азалии, можно подобраться достаточно близко к ее кабинету и услышать много важных для нашего выживания вещей: сетка на окнах отлично пропускает звук.
— Разумеется, все наши дети — подопечные Общества детских домов Теннесси, Дорта. Я понимаю трудности, с которыми столкнулась ваша невестка. В печали многие мужчины припадают к бутылке... и обращают внимание на других женщин. Для жены это настоящее испытание. Ребенок улучшит атмосферу в семье и поможет решить все проблемы. Отцовство меняет мужчин. Я уверена, что не будет никаких трудностей, если вы внесете оплату целиком. Да... да... конечно, все можно устроить быстро. Сюрприз к годовщине свадьбы.
Как мило! Если бы я могла прямо сейчас отдать вам ребенка, Дорта,— разумеется, я не колебалась бы ни минуты. У меня как раз есть несколько чудных маленьких ангелочков. Но все решения принимает мисс Танн. Мне платят только за уход за детьми и...
Теперь значение нового слова мне понятно. «Подопечные» — это дети, за которыми не пришли родители. Мои здешние знакомые говорят, что если родители не забирают отсюда ребенка, то мисс Танн отдает его другим людям, и те уводят его к себе домой. Иногда ребенок остается у них насовсем, иногда они возвращают его обратно. Мне кажется, что я больше не видела старшую сестру Стиви с самого момента нашего приезда сюда потому, что мисс Танн кому-то ее отдала. Шерри была «подопечной». Но проверить свои подозрения и не могу: разговаривать на эту тему нам запрещено, и задавать подобные вопросы небезопасно.
Нам повезло, что мы не такие, как сестра Стиви. У нас есть Брини, он заберет нас, как только Куини станет лучше. Правда, я думала, это произойдет быстрее, расспрашивала работниц, но те только цедят сквозь зубы, что нам нужно хорошо себя вести, иначе мы останемся тут надолго. Представить что-нибудь хуже этого я не могу, и потому старательно приглядываю за младшими. И прячусь под окнами миссис Мерфи. Я стала это делать, надеясь услышать что-нибудь про Брини.
Я очень рискую — нам строжайше запрещено подходить к клумбам миссис Мерфи. Если она узнает, что я подслушиваю ее телефонные звонки и разговоры с посетителями на крыльце... Я примерно представляю, что может со мной произойти.
Она подходит к шторам, и сквозь кусты азалий и вижу, как она выдыхает сигаретный дым. Он густым облачком плывет во влажном воздухе, словно джинн из лампы Аладдина, и мне хочется чихнуть. Я зажимаю нос и рот ладонью, и ветви шевелятся. Сердце, словно молот, начинает биться в ребра.
— Миссис Пулник! — кричит она.— Миссис Пулник!
Я холодею. «Не беги. Не беги!» — повторяю я себе.
Снаружи в коридоре слышны быстрые шаги.
— Что такое, миссис Мерфи?
— Скажи Риггсу, пусть разложит яд под азалиями. Эти чертовы кролики снова хозяйничали на моем газоне.
— Я немедленно порутчу ему это задание.
— И пусть подметет во дворе и уберет ветки. Скажи, чтобы взял в помощники мальчиков постарше, кого сочтет нужным. Завтра приезжает мисс Танн. Я хочу, чтобы все выглядело прилично.
— Да, миссис Мерфи.
— Что с теми детьми, которые в больничной комнате? Особенно меня интересует тот маленький мальчик с фиалковыми глазами. Мисс Танн хочет его видеть. Она обещала его заказчикам в Нью-Йорке.
— К несчастью, он отчень плох. Ешче он отчень худой. Ест только немного кукурузной каши. Боюсь, он не сможетт куда-то поехать.
— Мисс Танн это не понравится. Мне тоже это не нравится! Эти маленькие отбросы, выращенные на задворках и R канавах, должны быть покрепче!
— Да, это правда. Девотчка там тоже отчень слабая. Уже два дня отказывается есть. Нужно вызвать докттора, да?
— Нет, разумеется, не нужно! Боже правый, зачем звать доктора из-за какого-то поноса? У детей все время бывает расстройство желудка. Дайте ей немного имбиря. Должно помочь.
— Как вам будет угодно.
— Как поживает малыш Стиви? Он примерно того же роста, как мальчик в больничке. Старше, но возраст можно поменять. Какого цвета у него глаза?
— Карие. Но он постоянно мотчит постель. И не говорит ни етдиного слова. Я не думаю, что он устроитт клиента.
— Это нехорошо. Если он снова намочит постель — привяжите его, и пусть остается в ней на целый день. Несколько волдырей послужат ему уроком. Но в любом случае для этого заказа не подходят карие глаза. Голубые, зеленые или фиалковые — цвет оговаривался особо. Никаких карих.
— Робби?
Мне перехватывает горло. Робби — так они называют моего младшего братика. Больше в доме нет никого по имени «Робби».
— Боюсь, что нет. Все пятеро должны быть готовы к особому событию — показу детей.
Я проглатываю жгучий комок, и он проваливается куда-то в желудок. Показ детей. Кажется, я уже знаю, что это означает. Несколько раз я видела, как сюда приходили родители. Они ждали на крыльце, а работницы выводили к ним детей — чистых, красиво одетых и причесанных. Родители приносили подарки, обнимали сыновей и дочек и плакали, когда им приходилось уйти. Наверное, это и есть «показ детей».
«Брини скоро придет повидаться с нами».
Эта мысль радует и одновременно тревожит меня. На прошлой неделе пришел мужчина, чтобы навестить своего маленького сына, а миссис Мерфи сообщила ему, что мальчика здесь уже нет.
— Его усыновили. Мне очень жаль,— вот что она сказала.
— Он должен быть здесь! — спорил с ней мужчина. — Лонни Кемп. Он мой, я не отдавал его на усыновление. В детском доме просто временно заботились о нем, пока я не встану на ноги!
Миссис Мерфи не проявила ни капли сочувствия, даже когда мужчина не выдержал и зарыдал.
— В любом случае его здесь уже нет. Семейный суд счел, что так будет лучше. Его отдали родителям, которые смогут обеспечить ему хорошее будущее.
— Но он мой сын!
— Не нужно быть таким эгоистом, мистер Кемп. Что сделано, то сделано. Подумайте о ребенке. Он вырастет в условиях, которые вы никогда не смогли бы ему обеспечить.
— Он мой сын...
Мужчина, рыдая, упал на колени прямо на крыльце.
Миссис Мерфи спокойно вернулась в дом и закрыла дверь. Немного позже мистер Риггс поднял мужчину, проводил до дороги и усадил в его грузовик. Мужчина просидел в нем весь день: он смотрел на двор, тщетно пытаясь увидеть своего мальчика.
Меня беспокоит, что Брини может прийти за нами и оказаться в такой же ситуации. Вот только Брини не будет стоять на крыльце и плакать. Он ворвется внутрь, и тогда произойдет что-нибудь ужасное. Мистер Риггс — здоровяк. А у мисс Танн знакомые в полиции,
— Постарайтесь как можно лучше ухаживать за малышом в комнате для больных, — говорит миссис Мерфи. — Сделайте ему хорошую горячую ванну, дайте мороженого. Или имбирного печенья. Немного побалуйте его. Я попрошу мисс Танн отсрочить заказ на день или два. Я хочу, чтобы он хорошо перенес путешествие. Понятно?
— Да, миссис Мерфи, — миссис Пулник шипит эти слова сквозь стиснутые зубы, из чего я заключаю, что совсем не хочу сегодня попасться под кустами азалий. Когда она в таком настроений, лучше убежать подальше и спрятаться в укромном месте, потому что она будет искать, на ком бы выместить злость.
Последнее, что я слышу, — как миссис Мерфи пересекает комнату и кричит в коридор:
— И не забудьте об отраве для этих кроликов!
Я беру сломанную ветку и начинаю тихо ворошить листья, скрывая свои следы, чтобы мистер Риггс не узнал, что я тут была, и не рассказал об этом миссис Пулник.
Но не это пугает меня больше всего. Гораздо страшнее, если мистер Риггс вообще узнает, что сюда кто-то ходит. Чтобы пробраться под азалии, нужно пройти мимо дверей в подвал. Риггс не закрывает их и, если захочет, может затащить туда кого угодно. Никто не рассказывает, что происходит с теми, кто попал туда, даже старшие мальчишки. «Если будешь болтать,— говорят они,— Риггс найдет тебя, сломает тебе шею и скажет, что ты просто упал с дерева или оступился на лестнице. Потом они отвезут твое тело в болото и скормят аллигаторам — и больше о тебе никто никогда не услышит».
Рыжий Джеймс со сломанным зубом пробыл здесь достаточно долго и видел это своими глазами. Мы даем ему мятные карамельки, а он иногда рассказывает нам о правилах жизни в доме миссис Мерфи. Каждое утро, когда мы просыпаемся, под нашей дверью обнаруживается небольшой пакетик с конфетами. Ночью я слышу, как к двери подходит мистер Риггс. Он трогает дверную ручку, но работницы, как только проверят, что мы легли спать, запирают нас на ночь и уносят с собой ключ. Я этому рада. Иногда, после того как Риггс приходит к нашей комнате, я слышу, как он поднимается наверх. Я не знаю, куда он идет, но очень рада, что мы в подвале. Здесь холодно, раскладушки грубые и вонючие, и ночью нам приходится пользоваться ночным горшком, но по крайней мере никто не может войти в нашу комнату.