В моем воображении оживает история: мечтательная девушка из хорошей семьи, мужчина с сомнительной репутацией, скандальное бегство и тайный брак или даже хуже — сожительство без свадьбы. Внебрачная беременность. А потом кавалер бросил ее, и ей пришлось вернуться в семью?
В те времена совершивших ошибку девушек отсылали из дома, чтобы они родили ребенка и тихо отдали его на усыновление. Даже сейчас женщины из социального круга моей матери иногда шепчутся о дочерях знакомых, которым пришлось на некоторое время «уехать к тете». Не исключено, что подобные сведения скрывает и Трент Тернер...
Но теперь у меня появилась путеводная нить: последнее письмо, напечатанное на этой пишущей машинке, было адресовано Тренту Тернеру, и хотя я не могу сказать, как давно это случилось, не сомневаюсь, что содержимое таинственного конверта способно ответить на множество вопросов.
Или создать новые.
Недолго думая, я пробегаю через дом, хватаю телефон и набираю номер Трента Тернера, который уже выучила наизусть.
Я звоню уже в третий раз, когда бросаю взгляд на часы и понимаю, что сейчас почти полночь. Не совсем подходящее время, чтобы беспокоить почти незнакомого человека. Пчелка пришла бы в ужас от моих манер.
«Если нужно наладить отношения, это явно не лучший способ, Эвери»,— раздаются у меня в голове мамины слова, когда низкий, сонный голос произносит: «Алло, Трнт Трнер...», подтверждая мою догадку, что я подняла его с постели. Похоже, он ответил только потому, что не посмотрел, кто звонит.
— Общество детских домов Теннесси,— выпаливаю я, поскольку отлично понимаю: у меня всего две с половиной секунды до того, как он проснется и повесит трубку.
— Что?!
— Общество детских домов Теннесси. Какое отношение оно имеет к твоему делу и моей бабушке?
— Мисс Стаффорд? — несмотря на официальное обращение, из-за низкого, сонного голоса имя звучит очень интимно, словно при разговоре в постели.
За словами следует глубокий вздох, и я слышу, как скрипят пружины кровати.
— Эвери. Это Эвери. Пожалуйста, ответь. Я тут кое-что нашла. Мне нужно знать, что это значит.
Еще один долгий вздох. Он прочищает горло, но голос у него по-прежнему низкий и сонный.
— Ты вообще в курсе, который час?
Я бросаю смущенный взгляд на часы, будто это невидимое собеседнику действие искупает мою невежливость.
— Приношу свои извинения. Я не обращала внимания на время, когда дозванивалась.
— Ты могла бы повесить трубку.
— Боюсь, что, если я так поступлю, ты больше не ответишь на мой звонок.
По сдавленному смешку я понимаю, что права.
— Тоже верно.
— Пожалуйста, выслушай меня. Пожалуйста! Я перерыла бабушкин коттедж и кое-что нашла. Но объясните мне, что это значит, можешь только ты. Я просто... Мне ; нужно знать, что происходит и есть ли повод волноваться. Не исключено, что скрытый в прошлом нашей семьи скандальный секрет уже утратил свою вредоносную силу и способен заинтересовать только старых сплетников, но я не могу быть в этом уверена, пока не узнаю все.
— Но я и правда не могу тебе рассказать.
— Я понимаю, ты обещал деду, но...
— Нет, — голос Трента неожиданно звучит бодро — очень бодро и совершенно осознанно.— Не в этом дело: я никогда не заглядывал ни в один из конвертов!
Я только помогал дедушке доставить их тем, чьи имена были указаны на конвертах. Вот и все.
Он говорит правду? Мне в это трудно поверить. Я из тех, кто аккуратно снимает клейкую ленту с оберточной бумаги рождественских подарков сразу же, как только их положат под елку, чтобы узнать, что туда положили. Я не люблю сюрпризов.
— Но же он отправлял что-то людям? Какое отношение это имеет к Обществу детских домов Теннесси? Детские дома — это учреждения для сирот. Могла моя бабушка разыскивать кого-то, кого отдали в другую семью из такого дома?
Я высказываю предположение вслух, и тут же понимаю, что проговорилась.
— Это всего лишь моя версия,— добавляю я.— Доказательств и причин настаивать на ней у меня пет, — к чему давать малознакомому человеку пишу для нового скандала? Я не знаю, можно ли доверять Тренту Тернеру, хотя месяцами хранить чужие запечатанные конверты способен далеко не каждый. Мистер Тернер-старший, похоже, знал, что его внук — человек чести.
Трубка молчит; тишина на том конце повисает так надолго, что мне остается лишь гадать, не бросил ли Трент трубку. А если я снова заговорю, мои слова могут так или иначе нарушить хрупкое взаимопонимание и равновесие.
Я не привыкла кого-либо о чем-либо просить, но в конце концов шепчу:
— Пожалуйста. Я сожалею, что днем мы так неудачно начали наше общение, но не знаю, где еще искать ответы.
Он глубоко вздыхает. Я почти вижу, как вздымается его грудь.
— Приходи.
— Что?
— Приходи ко мне домой, пока я не передумал.
Я так изумлена, что не могу выдавить из себя ни звука. И не в состоянии оценить свое состояние: то ли я в восторге, то ли до смерти напугана, то ли схожу с ума, серьезно раздумывая о том, чтобы посреди ночи заявиться в гости к чужому мужчине.
С другой стороны, на острове он зарекомендовал себя как серьезный бизнесмен.
Который теперь знает, что я раскопала часть какого- то секрета.
Секрета, который его дедушка унес с собой в могилу.
«Что, если за приглашением Трента кроются зловещие намерения? Никто не узнает, куда я пошла. Мне и рассказать-то некому...»
Я не знаю никого, с кем мне прямо сейчас хотелось бы поделиться.
«Я оставлю записку... здесь, в коттедже...
Нет... погоди. Я пошлю самой себе письмо по электронной почте. Если я исчезну, полицейские в первую очередь проверят именно ее».
Отношение к этой идее меняется, как в калейдоскопе: неплохо — глупо и мелодраматично — вполне разумно.
— Я только возьму ключи и...
— Машина не понадобится. Я живу в четырех коттеджах от тебя.
— Ты живешь но соседству? — я раскрываю шторы на кухне и пытаюсь разглядеть что-нибудь сквозь живую стену из дубов и чайного падуба. «Все это время он находился совсем рядом?»
— По пляжу будет быстрее. Я включу свет на заднем крыльце.
— Скоро буду.
Я обшариваю коттедж в поисках фонарика и батареек. К счастью, родственники, запасливы, как белки, и оставили самые нужные мелочи. Телефон звонит как раз тогда, когда я набираю электронное письмо для самой себя, указывая в нем данные о своем местонахождении и времени выхода из дома. Я подпрыгиваю чуть ли не на три фута, затем падаю в пучину ужаса. Трент уже передумал...
Но на экране номер телефона Эллиота. Я слишком на взводе, чтобы высчитывать, который час сейчас в Милане, но он явно еще на работе.
— Я был страшно занят, когда ты вчера звонила. Прости,— говорит он.
— Я так и поняла. Тяжелый день?
— Весьма,— отвечает он, не вдаваясь в подробности. Как и всегда. В его семье женщины не интересуются бизнесом. — Как дела в Эдисто?
Да уж, сарафанное радио в нашей семье работает лучше, чем спутниковая навигация.
— Как ты узнал, что я здесь?
— Мне мать рассказала,— Эллиот вздыхает.— Она была в Дрейден Хилле, чтобы помочь с детьми, когда в гости приезжала твоя сестра с Кортни и мальчишками. И сейчас она снова в тоске по внукам,— он по понятным причинам расстроен.— Битси напомнила, что мне уже тридцать один, а ей пятьдесят семь, и что она не хочет быть «старой бабушкой».
— Ой-ей,— иногда я думаю о том, какой свекровью станет Битси. Я ее люблю, и у нее исключительно добрые намерения, но под ее напором бледнеет даже Пчелка.
— Можем мы попросить твою сестру и тройняшек несколько дней погостить у матери? — печально спрашивает Эллиот.— Возможно, хоть это приведет ее в чувство.
Шутку я понимаю, но мне больно это слышать. Пусть тройняшки и ведут себя как маленькие дикари, я все равно их обожаю.
— Ты сам можешь спросить у Эллисон, — несмотря на то что мы с Эллиотом обсуждали рождение детей как часть нашего жизненного плана, его уже беспокоит, что в нашей семье возможно появление на свет сразу нескольких младенцев. Он опасается, что не сумеет выдержать больше одного ребенка за раз. Временами я беспокоюсь, что завести ребенка «когда-нибудь» в случае Эллиота может превратиться в «никогда». Но, с другой стороны, твердо уверена, что мы всегда сможем договориться. Ведь все пары как-то договариваются?
— И сколько ты планируешь отдыхать? '— Эллиот меняет тему разговора.
— Всего пару дней. Если я останусь на подольше, Лесли пошлет за мной охотников с собаками.
— Ну, Лесли старается ради твоего же блага, Тебе необходимо появляться на публике. Именно для этого ты вернулась домой.
Я хочу ответить, что вернулась, чтобы присматривать за отцом, но для Эллиота любой шаг в жизни — ступенька к каким-то достижениям. Он самый целеустремленный человек из всех, кого я когда-либо знала.
— Да, конечно. Но немного перевести дух тоже здорово. По твоему голосу понятно, что и тебе стоило бы взять перерыв. Постарайся отдохнуть, пока ты там, ладно? И не волнуйся за свою маму. Ее забота о несуществующих внуках преходяща. Завтра она переключится на что - нибудь другое.
Мы прощаемся, и я дописываю свое превентивное письмо; «Полночь с четверга на пятницу. Иду в четвертый дом вниз по улице от коттеджа Эдисто, чтобы поговорить с Трентом Тернером о деле, связанном с бабушкой Джуди. Должна вернуться через час».
Я чувствую себя глупо, но все равно тыкаю в кнопку «Отправить» и выскальзываю за дверь.
Снаружи стоит тихая, ароматная ночь. Я иду по тропинке между дюн, освещая дорогу фонариком, чтобы не наткнуться на змей. Окна в коттеджах на берегу темны, окрестности заливает заливает серебром полная луна, а вдалеке, у горизонта, мелькают огоньки. Шуршат листья и морская трава, а по пляжу бочком бегают крабы-привидения. Я шагаю осторожно, чтобы ненароком не помешать их ночному пиршеству и не раздавить пару-тройку едоков.
Ветер гладит меня по шее, треплет волосы, и мне хочется просто гулять, расслабляться и наслаждаться умиротворяющей песней моря. У меня есть музыка для медитаций с такими же звуками, но редко удается послушать их вживую. Сейчас мне за это стыдно. Я и забыла, как это место похоже на рай: идеальная граница между землей и морем, не изуродованная гигантскими небоскребами, кострами и квадроциклами.