та. Он усмехается одним уголком губ, и странное ощущение охватывает меня с головы до ног. Словно молния, сверкнувшая далеко над водой, — непредсказуемое, опасное...
Оно оглушает меня, и я забываю, где нахожусь и зачем сюда пришла.
Головка Ионы скатывается с плеча отца, и наваждение исчезает, Я отхожу от него, словно наркоман, просыпающийся после эфирного забытья. Мысли текут медленно — необходимо время, чтобы привести мозг в порядок и отвести взгляд. Я смотрю на свой палец, где сейчас нет обручального кольца. Я сняла его, когда решила принять душ, чтобы на него не попало мыло, а после душа — вода оказалась холодной — вечер принял весьма неожиданный оборот.
Что происходит? Раньше со мной ничего подобного не случалось. Никогда. Я не принимаю необдуманных решений. Меня не могут очаровать случайные знакомые. Я не имею привычки хамить людям. Первостепенную важность этих запретов я впитала с молоком матери, а юридический факультет только закрепил их. Я беру себя в руки.
— Мне нужно идти, — и будто по заказу, в кармане начинает вибрировать телефон. Реальный мир настигает меня. Стол скрипит, когда я резко опираюсь на него. Трент замирает — он что, и правда хотел впустить меня в мастерскую деда? Сейчас? Ночью? Или думал о чем- то еще?
Я не обращаю внимания на звонок. Рассыпаюсь в благодарностях за письмо для бабушки. Затем добавляю:
— Может, встретимся завтра? — при ярком, ясном свете дня.— Посмотрим, что осталось в мастерской? — я, конечно, рискую. К утру Трент может передумать. Но и сейчас, посреди ночи, существуют риски иного рода. — Я ведь разбудила тебя, да? С моей стороны было крайне невежливо звонить так поздно. Извини, пожалуйста... Мне просто ужасно хотелось все узнать...
Он подавляет зевок, моргает, затем с усилием сосредотачивает на мне взгляд.
— Ничего страшного. Я вообще-то сова.
— Да, это заметно, — шучу я, и он усмехается.
— Завтра,— слово звучит как обещание.— После работы. Весь день я буду занят. Заодно узнаю, сможет ли тетя Луи присмотреть за Ионой.
Его ответ приводит меня в восторг. Надеюсь, он не передумает на свежую голову.
— Тогда до встречи вечером. Только сообщи, в какое время. Да, и еще: можно не оставлять Иону из-за меня у тетушки. Временами я присматриваю за племянниками-тройняшками, им по два года. Меня не пугают маленькие мальчики,— сообщаю я, собирая бумаги бабушки Джуди, и, прихватив фонарик, направляюсь к двери. Спохватываюсь, ищу карандаш и что-нибудь, на чем можно написать.— Мне нужно оставить свой номер телефона.
— У меня он есть, — Трент корчит грустную рожу. — В памяти телефона около... двух сотен звонков.
Дочери сенатора следовало бы смутиться, но мне ужасно смешно. Отсмеявшись, Трент заворачивает и коридор.
— Подожди тут. Я уложу Иону и провожу тебя.
Его предложение мне нравится, но я говорю совсем не то, что думаю:
— Все нормально, я знаю дорогу!
Сад за окном коттеджа залит лунным светом, а за пальмами на заднем дворе блестит вода. Запах моря смешивается с ароматами розы и жасмина. Идеальное сочетание. Только Лоукантри может создать такое.
Трент хмурит брови.
— Уже глубокая ночь. Позволь мне хотя бы проявить галантность.
Я жду, пока он уложит Иону, затем мы вместе спускаемся по ступеням заднего крыльца. Легкий бриз ерошит мои волосы, скользит по шее и спускается по футболке, С подножия лестницы я смотрю на бывший домик для рабов: над его крыльцом шесть окон в деревянных рамах. Неужели ответ на мой вопрос прячется за их припорошенными солью стеклами?
— Этот домик построен в 1850 году, — Трент будто нащупывает тему для разговора. Может, он тоже чувствует некую неловкость, избавлением от которой станет нечто большее, чем простая болтовня.— Дедушка перевез его сюда, когда стал владельцем участка. Эта хижина стала его рабочим кабинетом. А вообще это была его первая сделка: он купил землю, прилегающую к коттеджу Майерсов, и разделил ее на три части: под этот коттедж и еще два других.
Вот обозначилась и еще одна ниточка между Трентом Тернером-старшим и моей бабушкой. Несомненно, они были старинными приятелями. Заручилась ли бабушка его поддержкой, чтобы найти кого-то из родных, потому что знала, что он этим занимается? Или поиски Тернера-старшего привели его к бабушке? Может, она сама предложила ему купить участок, прилегающий к ее коттеджу? Действительно ли Трент Тернер-третий разбирается во всех этих хитросплетениях так же плохо, как и я? Почему наши деды и бабушки, чьи судьбы, оказывается, были так причудливо переплетены, по неведомой причине тщательно скрывали свои дружеские отношения от потомков?
От вопросов у меня пухнет голова, а мы тем временем выходим на пляж, где морской овес в лунном свете v блестит, словно скрученные стеклянные нити.
— Славная ночь,— замечает Трент.
— Да, и правда славная.
— Осторожней. Начинается прилив. Ты можешь промочить ноги,— он кивает в сторону моря. Я замедляю шаг: сияющая дорожка идет но волнам прямо к луне, а над нашими головами сверкает и переливается звездный ковер. Сколько лет назад мне доводилось наслаждаться подобной ночью? Я изголодалась но этим впечатлениям. Я хочу, чтобы в моей жизни было больше моря, неба и свободы. Может, моя бабушка испытывала те же чувства? И потому так часто сюда приезжала?
— Еще раз спасибо... за то, что позволил мне нарушить вечерний покой вашего дома,— я делаю шаг, оказываюсь на песке и вскрикиваю: что-то пробегает по моей ноге.
— Лучше включить фонарик,— Трент улыбается мне.
Я поворачиваюсь и, укрывшись в сфере искусственного света, ухожу, вспоминая об этой улыбке. И знаю, что он наблюдает за мной.
Снова гудит телефон, и, вытащив его из кармана, я будто распахиваю дверь в другой, знакомый и безопасный мир. И торопливо окунаюсь в него: мне нужно прийти в себя, позабыть на время странные ощущения, охватившие меня в доме Трента.
Но Абби? Из балтиморского офиса? Почему она звонит мне в этот предрассветный час?
Я перезваниваю и слышу ее взволнованный голос:
— Эвери, ну наконец-то. Все в порядке? Я получила от тебя совершенно безумное письмо.
Я начинаю смеяться.
— Ой, Абби, извини, пожалуйста. Я хотела отправить его самой себе.
— Тебе понадобилось сообщать самой себе, куда ты идешь? И это результат роскошной жизни в Южной Каролине?
Абби — очень серьезная девочка. Родилась в беднейшем квартале Вашингтона и сумела подняться с самых низов до докторантуры в университете. Отличный юрист и потрясающий федеральный прокурор. Как мне не хватает наших совместных обедов и мозговых штурмов по актуальным судебным делам!
Если кому я и могу доверить информацию насчет бабушки Джуди, так это Абби. Но сейчас мне гораздо больше хочется поговорить о том, что происходит у нее в офисе, поэтому я отвечаю уклончиво:
— Долгая история. А ты-то почему не спишь в такой поздний час?
— Работаю. Завтра до судебное представление доказательств. Отмывание денег и мошенничество с использованием почты. Крупное дело. Они наняли Брэкена и Томпсона.
— Ого... серьезные ребята,— болтовня на юридические темы переносит меня домой, в Балтимор. Вся та ерунда, что заполнила мою бедную голову в доме Трента, исчезает, чему я очень рада.— Расскажи, что там у вас с ними.
Я шагаю по пляжу и слушаю Абби, которая охотно углубляется в подробности расследования. Все мои чувства обострены, и не потому, что сейчас глубокая ночь, а Трент — как я выяснила, бросив краткий взгляд через плечо,— все еще наблюдает за мной. Просто я ужасно скучаю по своей прежней жизни.
И это неоспоримый факт.
Глава 16Рилл ФоссМемфис, Теннесси1939 год
Мисс Додд, открывая дверь в нашу подвальную комнату, говорит:
— Проснись и пой! Посмотрите-ка, сегодня наконец выглянуло солнышко!
Мисс Додд тут новенькая: работает всего два . Она моложе остальных работниц и гораздо добрее. Если я застану ее одну, спрошу о Камелии. Никто не говорит, куда подевалась моя сестра. Миссис Пул ник велела мне заткнуться и больше не приставать к работницам.
Дэнни-бой говорит, что Камелия умерла. Дескать, он проснулся и услышал, как миссис Мерфи давала распоряжения Риггсу насчет Камелии, которая умерла в чулане. Дэнни-бой говорит, что Риггс отвез ее тело в грузовике и сбросил его в болото. Он видел все это своими глазами. Он сказал, что моей сестры больше нет. Что невелика потеря.
Я не верю ни единому слову Дэнни-боя. Он — гниль до мозга костей.
Мисс Додд расскажет мне правду.
Сейчас ее больше волнует вонь в комнате. Когда идет дождь, здесь растет плесень и капает вода, да к тому же
Ферн мочится в постель каждую ночь с тех пор, как забрали Камелию и Габиона. Я прошу Ферн, чтобы она прекратила, но все бесполезно.
— Господи, ну и запах! — мисс Додд бросает на нас обеспокоенный взгляд.— Нельзя детям жить в таких условиях.
Я загораживаю собой мокрую постель. Я накрыла ее покрывалом, потому что не знала, как еще ее быстро спрятать.
— Я... опрокинула ночной горшок.
Она смотрит в угол. Цементный пол под горшком сухой.
— Кто-то намочил постель?
У меня на глазах выступают слезы, а Ларк забивается в угол вместе с Ферн. Я хватаюсь за фартук мисс Додд и сразу отдергиваю голову, ожидая удара. Все равно я должна удержать ее, чтобы она не пошла наверх к миссис Пулник.
— Не говорите никому.
Коричневые ресницы мисс Додд трепещут над ее добрыми серо-зелеными глазами.
— Но почему, во имя святого Франциска? Мы просто вытрем лужу, и все будет в порядке.
— У нас будут неприятности,— думаю, мисс Додд пока еще не знает, что происходит в этом доме с детьми, которые писаются в постель.
— О, святые небеса. Конечно же нет.
— Пожалуйста,— внутри, словно приливная волна, меня захлестывает страх.— Пожалуйста, никому не говорите! — я не могу потерять Ферн и Ларк. Я не знаю точно, что произошло с Камелией, и спустя четыре дня после показа мне ясно, что те люди не отдадут обратно Габиона. Я потеряла брата. Камелия исчезла. Все, что у меня осталось, — это Ларк и Ферн.