«Еще несколько часов, — уговариваю я себя. — Подожди до конца дня, затем ужин, еще одно купание — и я вернусь. Домой, на “Аркадию”».
Но когда я иду через двор, замечаю, что меня ищет Стиви, и думаю: «А как же он?»
Из-под остролиста выныривает Дэнни-бой, чтобы отогнать Стиви от входа на церковный двор.
— Оставь его в покое,— я подхожу ближе и смотрю сверху вниз на паршивого мальчишку. Похоже, что я выросла, пока сидела в подвале. И похудела. Кулак, который я показываю хулигану, такой костлявый, будто высовывается из могилы.
— Я не буду с тобой драться. Слишком уж ты воняешь,— Дэнни-бой испуганно сглатывает. Может, он понял, что если я выжила после стольких недель в подвале, со мной опасно связываться. А может, он боится, что, если попадет в передрягу, с ним случится то же самое.
Больше он не задевает ни меня, ни Стиви.
Когда мы вечером выстраиваемся в очередь, чтобы зайти в дом, первые места я занимаю для себя и Стиви. Дэнни-бою это не нравится, но у него не хватает духу со мной спорить. Сначала он несет глупости о моих волосах и вони, а потом затевает новую песню.
— Слышал, что завтра привезут обратно твою дурочку-сестру,— говорит он за моей спиной, когда мы входим в столовую.— Слышал, те люди отказались от нее, потому что она слишком тупая, чтобы не писать в постель.
Может, он снова врет, но во мне загорается искра надежды. Я не хочу ее тушить. Я подкладываю к ней щепки и осторожно раздуваю огонь. После ужина я собираю всю свою смелость и спрашиваю одну из работниц, правда ли, что завтра вернется Ферн. Та подтверждает, что с тех пор, как сестренку увезли, она все время ревет, зовет меня и мочится в постель.
— Похоже, упрямство у вас в крови,— говорит работница.— Стыд-то какой. Похоже, она никогда не найдет себе новый дом.
Я пытаюсь не показать, как меня радуют ее слова, но я счастлива. Как только вернется Ферн, мы сможем вместе уйти отсюда, правда, мне нужно уговорить Силаса подождать еще один день. Этой ночью я выскользну наружу и предупрежу его.
Мне только нужно понять, как сделать так, чтобы меня не поймали работницы. Они, должно быть, станут присматривать за мной, ведь это мой первый день наверху. Но вообще-то работницы беспокоят меня гораздо меньше, чем Риггс.
Он знает, где я буду сегодня спать.
И он знает, что дверь там не запирается.
Глава 17Эвери Стаффорд Эдисто, Южная КаролинаНаши дни
Остров Эдисто — неплохое местечко, если нужно убить время.
Легкий бриз с моря веет через сетку и теребит подол простого платья-халата. Я оставила дома зарядку для телефона, а совместимых с ним устройств на острове не оказалось. Вчерашние звонки съели половину заряда, поэтому, вместо того чтобы отвечать на электронные письма или рыться в Интернете в поисках информации, относящейся к откровениям прошлой ночи, мне пришлось развлекаться по старинке.
Сплав на взятой в прокате байдарке в бассейне рек Ашепу, Комбаи и Эдисто стоил мне еще одного еле теплого душа и шорт, безнадежно перепачканных смесью вязкой черной грязи и ржавчины с сиденья. Неужели я впадаю в детство?
Путешествие на веслах напомнило мне об одной давней экскурсии: я училась тогда в шестом классе, с увлечением работала над проектом для научной ярмарки об экосистемах глубоких вод в Лоукантри и приехала на Эдисто с отцом. Мне, маленькой перфекционистке, хотелось все сделать самостоятельно — собрать образцы, сделать фотографии,— а не просто взять нужные данные из книг. Отец сдался под моим напором. Эта наша поездка осталась в моей памяти как одно из замечательных редких событий, разительно отличающихся от обыденных конноспортивных состязаний или пресс-конференций. Даже теперь, спустя столько лет, воспоминание о ней — одно из самых драгоценных.
Кстати, в работе над проектом мне помогал и Эллиот: он приложил руку к изготовлению массивного задника. Мы нашли все, что нужно, в шкафу, набитом старыми агитационными материалами, закрасили плакаты, а потом принялись спорить о том, как установить большие листы картона таким образом, чтобы они не падали. Ни он, ни я никогда не были особо дружны с инструментами.
«Не понимаю, почему ты просто не купила что-нибудь готовое»,— возмущался Эллиот после нашего второго эпического провала. Была уже поздняя ночь, а мы всё возились на конюшне отца с плохо прибитыми планками, перемазанные по локти в краске.
«Потому что я хочу написать в работе, что экспонат сделан из переработанных материалов. Я хочу иметь право честно заявить, что изготовила его сама».
«Не понимаю, какая разница...»
Остальная часть спора, к счастью, утонула в песках времени. Но мы так тогда расшумелись, что вмешался управляющий конюшнями отца: он принес нам несколько тяжелых деревянных стоек — они использовались для барьеров, через которые прыгают лошади,— большую коробку стяжек и немного изоленты. После этого дело пошло на лад.
Воспоминание о научной ярмарке здорово поднимает мне настроение. Идея позвонить Эллиоту и поговорить об этом приходит спонтанно, но бросив взгляд на часы, я понимаю,-что сейчас должен появиться Трент Тернер. А при нем болтать с женихом я не хочу. Но вообще-то уже больше пяти, а от Трента ни слуху ни духу. Может, он сегодня задерживается на работе? Или передумал и не хочет показывать мне остальные записи своего дедушки?
Медленно проползают еще полчаса. Я кружу по коттеджу, словно нервный хомяк по очень маленькой клетке, постоянно проверяя качество приема в телефоне, и наконец сдаюсь желанию пойти на пляж и украдкой проверить коттедж Трента: есть там кто-нибудь или нет. Рассматривая по дороге окрестные дюны и морской овес, я одолеваю примерно половину пути, когда раздается долгожданный звонок. Он застает меня врасплох: я подпрыгиваю от неожиданности, поскальзываюсь на песке и чуть не роняю телефон.
— Я уже решил сдаться,— говорит Трент, когда я отвечаю на вызов.— Стучал трижды, и тишина. Решил, что ты передумала.
Я стараюсь не выказывать нетерпение, но это бесполезно.
— Нет, я здесь. Возвращаюсь домой.— Он сказал: «Стучал»? Он пришел ко мне?
— Я обойду дом.
Я смотрю на коттедж Майерсов и понимаю, как далеко ушла; наверное, он догадается, что я хотела сделать.
— Похоже, у тебя над воротами растет ядовитый плющ.
— Ты ошибаешься.
Я разворачиваюсь и со всех ног бегу домой: шлепанцы скользят и вязнут в песке, длинное платье с запахом облепляет лодыжки. Голубая рубашка мелькает рядом с живой изгородью из пальм возле бабушкиного дома, и я успеваю перейти на шаг и спокойно выйти на дощатый настил.
И все равно Трент смотрит на меня с недоумением.
— Ты как-то слишком модно одета... для того, чтобы копаться в кладовке моего деда. Я же говорил: там довольно пыльно. И жарко.
— А... ты про это? — я смотрю на подол платья-халата. — Больше у меня в чемодане ничего не было. Сегодня утром плавала на байдарке и загубила комплект одежды. Полная катастрофа.
— Ты не так уж катастрофично выглядишь! — Я безуспешно пытаюсь разобраться, сочувствует мне Трент или флиртует. И понимаю, почему его бизнес процветает: он — само обаяние. — Готова? — добавляет он.
— Да.
Я закрываю заднюю калитку, и мы спускаемся на пляж. Он извиняется за то, что припозднился.
— Сегодня у тетушки Луи был небольшой переполох. Каким-то образом — ни один из кузенов не признается, как это произошло — Иона засунул себе в нос шоколадный шарик из сухого завтрака. Мне пришлось срочно приехать и помочь его вытаскивать.
— Вы его достали? Иона в порядке?
Трент ухмыляется.
— Черный перец. Закупорка дыхательных путей была устранена с помощью сжатого воздуха в носовых проходах. Проще говоря, он чихнул. Когда тетя Луи сможет допросить кузенов о том, кто виноват в происшествии, пока неясно. Там их семеро. Все мальчики, й Иона самый маленький, на три года младше всех, так что жизненные уроки он постигает самым трудным путем.
— Бедный малыш. Я могу ему только посочувствовать. Быть ребенком нелегко. И хотя в нашей семье только девочки, мне порой тоже приходилось тяжко. Если тебе нужно eгo забрать...
— Ты что, шутишь? Да он бы устроил скандал, если бы я попытался. Он обожает там бывать. Две родные сестры моей матери и еще одна двоюродная живут на одной улице, и мать с отцом проводят тут немало времени, так что там постоянные развлечения и угощения и всегда есть с кем поиграть. Вот основная причина, по которой, после того как умерла мать Ионы, я переехал сюда и выкупил офис для агентства недвижимости. Мне приходится работать поменьше, но все равно лучше, что сын проводит время с родней. Я не хотел, чтобы он рос только со мной, в одиночестве.
Моя голова мигом наполняется вопросами, большинство из которых кажутся слишком личными.
— Где ты жил раньше? — я уже знаю ответ: постаралась разузнать о нем побольше, когда рассматривала вероятность шантажа.
— В Нью-Йорке,— из-за штанов цвета хаки, лодочных туфель и легкого техасского акцента представить Трента дельцом в наглухо застегнутом черном классическом костюме практически невозможно.— Коммерческая недвижимость.
Я чувствую неожиданное душевное родство с Трентом Тернером. Нам обоим пришлось привыкать к новому окружению, к новой жизни. Его изменениям я немного завидую.
— Большие перемены, да? Тебе здесь нравится?
В голосе звучит что-то похожее на легкое сожаление.
— Тут совсем другой ритм жизни. Спокойно... Это неплохо.
— Сочувствую твоей потере. Я о жене, — мне интересны подробности, но расспрашивать я не собираюсь.
Ему хочется скрасить свое одиночество, и это естественно: прошло всего несколько месяцев после трагедии. Но поддерживать такой стиль общения я не хочу. С момента нашей с Эллиотом помолвки я всегда ношу кольцо, правда, оно с изумрудом огранки «принцесса», поэтому люди иногда принимают его за обычное украшение.
— Мы не были женаты.
Я краснею и чувствую себя глупо из-за того, что сделала неуместное предположение. В наше время никогда не угадаешь.