Предстоящий завтрак радовал Еву больше, чем она предполагала. Ален давал ей деньги на туалеты и не просил ее заниматься домашними делами. Однако, уходя на утреннюю репетицию, он совершенно забывал о существовании Евы, между тем ее непривычно праздное существование было полностью посвящено мыслям о нем.
Ален Марэ был доволен, даже более чем доволен Евой, хотя ей предстояло еще многому научиться, чтобы стать той идеальной любовницей, какой он намеревался ее сделать. И тогда, как это случалось прежде, он начнет от нее уставать.
Вивьен де Бирон, урожденная Жанна Сан, родилась в глухом, унылом пригороде Нанта, где жили люди ниже среднего достатка. Совершенно сложенная, она выдержала первые пробы в мюзик-холле, и хотя впоследствии выяснилось, что она не способна танцевать, подчиняясь ритму оркестра, Жанна двигалась по сцене с царственной грацией.
Двадцать лет она носила тяжелый, густо усеянный блестками наряд статистки с достоинством и изяществом, понимая, что в мюзик-холле она и другие статистки подобны слонам магараджи — величественным, бесполезным, но необходимым, и гордилась тем, что справляется с отведенной ей ролью не хуже своих коллег, а может быть, лучше многих.
С честью покинув сцену пять лет назад, Вивьен де Бирон достигла к нынешнему моменту одной из трех целей, составляющих предмет мечтаний любого ветерана ее профессии. Хотя она не стала звездой (в чем не было никаких сомнений) и не вышла замуж за порядочного человека, не сулящего ей ничего, кроме скуки, Вивьен все же приобрела двух не слишком требовательных, уже немолодых, но надежных покровителей. Пользуясь их советами, она выгодно вкладывала их щедрые даяния.
Ее доходов с избытком хватало для мирной, спокойной и обеспеченной жизни в центре той части Парижа, где она всегда хотела жить. Мюзик-холл, столь долго составлявший средоточие ее мира, был и сейчас смыслом ее существования, и Вивьен никогда не пропускала новых исполнителей или новое ревю. Жизненный опыт, который приобрела Вивьен благодаря наблюдательности и острому уму за тысячи часов, проведенных за кулисами, был огромен. В свои сорок пять она, заглядывая вперед, уже видела то время, когда сможет распрощаться со своими покровителями и спокойно спать все семь ночей в неделю. Между тем молодая женщина, въехавшая в квартиру напротив, пробудила в Вивьен любопытство, ибо сильно отличалась от прежних пассий Алена Марэ. Наряду с красотой, она обладала хорошими манерами и проявляла при всей своей провинциальности явную независимость.
— Нравится ли вам Париж, мадам? — спросила она Еву за завтраком в кафе «Де-ла-Пе», когда они удобно расположились в большом роскошном зале со стенами цвета морской волны и расписным потолком, который удовлетворил бы вкус мадам де Помпадур.
— Я от него без ума! Это самый чудесный город в мире, — пылко ответила Ева. Ее брови взлетели высоко вверх от переполнявших ее эмоций.
Вивьен внимательно оглядела свою новую соседку. Ева была одета по самой последней моде. Из-под маленькой шляпки без полей, прикрывавшей волосы, на щеки девушки спускались локоны, только-только входившие в моду, но опыт подсказал Вивьен, что элегантная Мадлен Лафоре еще зелена, как деревенская девчонка, приехавшая на рынок продавать цыплят. Эта Лафоре такая же «мадам», как Вивьен — многодетная мать. Но… тут все дело в музыке.
— Ваше пение, мадам, доставляет мне такое наслаждение, что и словами не выразить.
— Мое пение?
— Вы не знали, что я слышу вас, находясь на кухне?
— Не знала, даже не догадывалась, — взволновалась Ева. — Я полагала, что при таких толстых стенах мое пение не может никого побеспокоить… Простите, должно быть, я свожу вас с ума. Хорошо, что вы мне об этом сказали, — извинялась девушка, чувствуя глубокую досаду. Узнав, что популярные любовные песенки, которых она нахваталась тут и там и пела для себя, мешали соседке, наверняка желавшей приготовить себе ужин в тишине, она так смутилась, что не могла подобрать слов в свое оправдание.
— Таковы уж стены в многоквартирных домах — всегда слышно, что делается у соседей. Но позвольте вас успокоить: давно уже я не испытывала такого удовольствия. Пение месье Марэ я тоже часто слышала, много раз. Тогда мне казалось, что я на концерте.
— И вы ни разу не говорили ему об этом? — удивилась Ева.
— Конечно нет. Он разучивал новые песни. Это естественно для артиста и простительно. К тому же я восхищаюсь его голосом. Однако вы, мадам, вероятно, не профессиональная певица?
— Нет, конечно нет, мадам де Бирон. Это поймет каждый, послушав, как я пою, не так ли?
— Нет, отнюдь не каждый. Я догадалась об этом лишь потому, что никогда о вас не слышала. Будь вы профессиональной певицей, я, несомненно, знала бы вас. Да и не только я, но и вся Франция. Ничто в музыкальном мире не ускользает от меня. Мне нечем занять свои дни. Мюзик-холл был моим миром, теперь это мое увлечение, моя страсть, если хотите, и никто никогда не мог придумать ничего лучшего.
— Обо мне знала бы вся Франция? Почему вы так думаете?
— Но это же очевидно. Вам следует понять, что у вас чудесный… нет, даже чарующий, пленительный голос. А ваше исполнение! Вы вызывали у меня слезы глупыми песенками, которые я слышу дюжину раз на дню. Однако не может быть, чтобы никто не говорил вам об этом.
Безусловно, это был первый искренний комплимент, услышанный Евой. Старый ворчун — профессор Дютур всегда был чем-то недоволен. Мать Евы считала ее голос лишь придатком к хорошему воспитанию девушки, полагая, что он всегда может помочь произвести впечатление в нужный момент. Ева не знала, что ответить, и Вивьен де Бирон, увидев ее замешательство, решила сменить тему.
— Вы часто бываете в мюзик-холле, мадам Лафоре? — спросила она.
— К сожалению, нет, — ответила Ева. — Видите ли, месье Марэ поет в «Ривьере» каждый вечер, кроме субботы, а мне нелегко отважиться пойти в театр одной. Как, по-вашему, это очень глупо?
— О нет, напротив, вы поступаете очень разумно. А как насчет дневных представлений?
— Я о них как-то не подумала.
— Вы не хотите как-нибудь отправиться на дневное представление со мной, если я достану билеты? Дирекция всегда оставляет для меня контрамарки.
— О да, спасибо! Я с удовольствием пойду с вами в театр, мадам де Бирон. Странно, когда я впервые встретилась с месье Марэ, я не считала предосудительным пойти к нему за кулисы, однако теперь мне почему-то неловко находиться там, пока он на сцене… Мне нет там места, но… но меня очень тянет туда, — печально произнесла Ева.
— Ах, я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, — живо отозвалась Вивьен. Когда-то, много лет назад, она была влюблена в молодого певца. Господи, уж лучше сломать обе лодыжки, быть ужаленной пчелами в кончик носа, заразиться чесоткой, лишь бы такое никогда не повторилось! Этот рай, эти муки и под конец горький обман.
С этого момента началось знакомство Евы с мюзик-холлом высшего класса. Построенный в 1858 году роскошный «Эльдорадо» стал первым настоящим театром, сменившим концерты в кафе — это истинно французское сочетание пения со звоном полных бокалов. К тому времени простые кафе уже не соответствовали возможностям этого жанра. Вскоре Ева и мадам де Бирон перешли на «ты» и стали называть друг друга по имени. Старшая женщина водила свою молодую спутницу в «Ла Скала» и «Варьете», «Бобино» и «Казино де Пари», делясь с очарованной девушкой своим богатым двадцатилетним опытом и знанием театрального мира.
— Теперь послушай о Дранаме. Найдется лишь несколько певцов, способных развеселить меня так же, как он. Он умеет заполнить собой весь театр, хотя с виду в нем нет ничего особенного: громадные калоши и нелепая шляпа, которую он ценит на вес золота. Он называет ее своим «талисманом», и во всем Париже нет таких денег, за которые Дранам продал бы ее. И обрати внимание на его манеру петь — без единого жеста и с закрытыми глазами. Дранам покрывает румянами лишь нос и подбородок. Он сам создал свой стиль, и никому не удавалось перенять его, хотя многие пытались ему подражать. Дранам, Полен и Майоль — великие оригиналы, дорогая; им подражают тысячи молодых певцов. Милый Полен ничего не смыслит в рекламе. Он всегда приговаривает: «Секрет успеха в том, чтобы покинуть сцену за пять минут до того, как этого захочет публика». Он каждый вечер уходит домой, как самый обычный почтальон, и ты никогда не прочтешь о нем ни единого слова в газетах. Уверена, что именно поэтому он зарабатывает меньше тех, у кого нет и доли его таланта. Что касается Майоля, этого цветущего гиганта, он был бы более популярен, если бы предпочитал женщин мужчинам… Любая слушательница сразу поймет по его исполнению, что он поет не для слабого пола…
Ах, взгляни повнимательнее налево, на девушку с рыжими волосами и пурпурными перьями на шляпке. Вчера мне шепнули, что она на четвертом месяце, беременна от своего импресарио. Однако посмотри, у нее живот плоский, как доска. Это доказывает, что нельзя верить ни единой сплетне, которые здесь распространяют. А, вижу, тебе нравится Макс Диарли. Я обожаю… моего старину Макса, как я всегда его называла. Это первый исполнитель комических куплетов, который перестал размалевывать лицо, словно клоун, и надевать нелепые костюмы. Вообрази, какой он произвел фурор — с шиком одетый исполнитель комических куплетов. К тому же он прекрасно танцевал, чего не умели остальные. Все дамы сходили по нему с ума, а он любил их почти так же, как лошадей. Хотела бы я иметь столько денег, сколько он в свое время просадил на скачках.
Ева зачарованно впитывала каждое слово Вивьен. Внимание девушки приковывала не осведомленность старшей подруги, а разнообразие психологических типов. Беременна от импресарио… Певец, любящий мужчин… Деньги, просаженные на скачках… Интересно, мог бы кто-нибудь из них выдержать ту бесцветную жизнь, какую вела она?
— Только взгляни на молодого Шевалье, — сказала Вивьен. — По-моему, он почерпнул вдохновение у Диарли, но с тех пор ушел далеко вперед. Видела когда-нибудь номер, с которого он начинал? Они с Мистенгет изобрели танец, названный и