Я снова опоздала на троллейбус, но почти не расстроилась. Когда что-то отвратительное происходит из раза в раз, кажется, что оно не такое уж и плохое.
Подъехал следующий троллейбус, я потолклась у дверей и запихнулась в салон вместе с толпой. Сегодня она была менее плотной, чем с утра в будние дни. Но все еще плотной. Как вчера.
Занять сиденье я не успела, поэтому встала у поручня и полезла за наушниками. Бабуля-контролер зашла там же, где и вчера. Она всегда появляется на этой остановке, так что ничего удивительного.
Я и сегодня не стала платить за проезд. Бабуля меня не дернула, а я не протянула ей деньги. Не хочется. К тому же сомневаюсь, что и сегодня в то же время, в том же троллейбусе будет ходить тот злюка-контролер.
Так я думала, слушая музыку. Все те же деревья и многоэтажки проносились мимо. Даже песни включались те же. Я смотрела в окно, покачиваясь от движения троллейбуса, и старалась найти хоть что-то занимательное, хоть что-то не такое, как вчера, позавчера и всю жизнь до этого.
Только продвигаясь к выходу из троллейбуса, я задалась вопросом, куда едут все эти люди. Ладно вчера, тридцать первого декабря, у них вправду могло быть полно дел, чтобы куда-то спешить. Но сейчас? Утром первого января единственное срочное дело – это не умереть от похмелья. Хотела бы я сейчас этим заняться… Всяко лучше, чем ехать на работу.
Тут кто-то тронул меня за рукав. Не ожидая подвоха, я остановилась. Хотелось накричать на бестолкового пассажира, который пытается меня задержать.
Но язык отнялся, когда я обернулась. Я увидела знакомое мерзкое лицо. Тот же острый подбородок, тот же усталый вид.
– Ваш билетик, – сказал контролер.
Я вгляделась в него, стараясь найти отличия этого контролера от предыдущего. Но это был тот же человек… Тот же человек, в том же троллейбусе, в то же время! И как после такого совпадения мне не называть себя неудачницей?
Затем меня пробрал нервный смех. Затихла я, только когда дядька сказал:
– Девушка, или покажите билет, или платите штраф.
Билета у меня нет. Мелочи, которая звенит в кармане куртки, не хватит для штрафа. А наличка… Есть подозрение, что и сегодня ее слишком мало. Прищурившись, я попыталась вспомнить, сколько взяла с собой денег. А контролер решил, будто я не знаю размер штрафа, и сказал:
– Штраф за неуплату проезда взимается в…
– Да-да, – сказала я. – В десятикратном размере от стоимости проезда… Мы же это вчера повторяли!
Я снова захихикала. Дядька даже не улыбнулся. Очевидно, у него нет чувства юмора.
Заметив, что пассажиры косятся на нас, я умолкла. И снова благодаря мне они успеют оплатить проезд до того, как контролер попросит у них билетик! Какая же я хорошая.
Смирившись, что пропущу свою остановку и опоздаю на работу, я полезла в сумку за кошельком. Налички там было столько же, сколько и вчера. Не удивительно – я ее не тратила.
– У меня нет денег, – сказала я, закидывая сумку на плечо.
Брови контролера взлетели.
– Даже на карте?
Хотелось сказать «да». Но стало страшно. Вчера этот честный человек заставил меня платить за проезд десять раз. А если я не заплачу штраф сегодня, то, не сомневаюсь, он отправит меня в СИЗО.
– Ага… – сказала я, доставая телефон. Мне пришла чудесная идея. – Закончились. Я же вчера по вашей вине истратила все на десять билетиков.
Контролер даже не моргнул. С таким взглядом он походил на коршуна. Или на жабу.
Моя гениальная идея была вот какая: я покажу вчерашние чеки за билеты. Чтобы контролер не вглядывался в даты, я что-нибудь скажу, отвлеку его. Если не сработает… Что же, тогда буду учить феню.
Но в банковском приложении не было списаний за билеты. Ни за один! Будто кто-то их удалил… Чтобы провериться, я пролистала историю покупок, и увидела, что предыдущие чеки сохранились. Они были недействительны, но не удалились.
Я еще тысячу раз обновила приложение, но билеты так и не загрузились. Не загрузилась ни одна покупка за тридцать первое декабря. Наверное, вчера столько людей обращалось к банку, что его приложение зависло. Ну что за подстава! Почему именно сегодня?
– Ну что? – сказал контролер.
– Ниче, – сказала я. – Сейчас оплачу десять билетиков. Мне не привыкать.
Глянув на него, я принялась за бессмысленные покупки. Контролер и в этот раз не усмехнулся.
Оплатив билетики, я ткнула экраном в дядьку. Сегодня тоже не буквально, хотя стукнуть его хотелось еще сильнее, чем вчера.
Когда контролер кивнул, я сжала лямку сумки.
– До завтра, – сказала я и вышла из троллейбуса.
Затем я бегом бросилась в кафе. Сегодня я решила не экономить минуту и обошла здание, чтобы зайти со служебного входа. Опоздала так опоздала. Скорее всего, Алина больше не ведет учет моих опозданий, потому что не знает таких больших чисел.
Оказавшись в каморке для персонала, я стянула курточку и повесила ее на вешалку. Устроив на полке сумку, я стала стаскивать с себя толстовку, но тут из-за двери услышала, как кто-то смывает воду в унитазе. Я поджала губы и натянула толстовку обратно.
Я застучала ступней по полу, надеясь, что человек услышит меня и поторопится. Кто там? У Глеба вчера была шестая смена. Вряд ли он и сегодня работает…
Но из туалета вышел именно Глеб. Настроение у него было такое же, как и вчера, как и позавчера, в общем, одинаковое с того несчастного дня, когда мама его родила.
От удивления я забыла поздороваться и сказала:
– Ты сегодня в седьмую смену?
– Шестую, – сказал Глеб и, задумавшись, добавил. – Привет.
– Привет, – кивнула я.
Он подошел к куртке и полез в карман.
– Я думала у тебя сегодня выходной.
– Нет. Ты что? Ты же ныла, что мы лохи, раз нам поставили смену на тридцать первое декабря. И предлагала устроить бойкот.
Я кивнула.
– Ну вот.
Глеб вернулся к куртке, а я призадумалась.
– Но это же про тридцать первое декабря.
– Ну да.
Кажется, он не видел пробелов в логике. Я же недоумевала. Хотя что с него, с Глеба, взять? Я покачала головой, а потом сказала:
– Можешь выйти? Я переоденусь.
Глеб кивнул и скрылся за дверью. Я пару секунд вглядывалась в нее, ощущая мощное дежавю. Что-то меня напрягало, и я не понимала, что именно. Затем я дернула плечами, думая, что так избавлюсь от сумасшествия, которое подкрадывалось ко мне со спины. И наконец-то стала переодеваться.
В зал я вышла как раз в ту секунду, когда Алина меня окликнула. Когда я подошла к ней, ее обыкновенно надменное лицо стало удивленным.
– Ты не опоздала?
Секунду я сомневалась, а потом сказала:
– Не опоздала.
– Удивительно… – сказала Алина, черкнув что-то на белом листе, вложенном в папку.
– Ага, – согласилась я. – Решила начать год с чистого листа.
Алина похлопала меня по плечу и сказала:
– Ты сначала закончи свой грязный лист.
Что Алина хотела этим сказать, я не поняла, хотя размышляла над ее странной фразой несколько секунд. Я даже нахмурилась, чтобы лучше думалось. Но затем решила, что Алина просто не изменила своей натуре. Она любит говорить мне гадости, и, кажется, это была одна из них.
Оглядев зал, я увидела, что занят лишь один стол. Им занимался Глеб. Я смотрела на него и не могла понять, почему он на смене. Сегодня должен быть кто-то другой… Глеб вроде как ругался с Алиной и добился, чтобы первое января у него было выходным. Разве нет?
Махнув рукой, я взяла поднос с базы, а затем подошла к Маше. Она сидела в телефоне. Я подкралась со спины, ступая неслышно, чтобы она не засекла меня. А затем тихо, но прямо ей на ухо сказала:
– Бу!
Маша вздрогнула и даже вскрикнула от испуга. Телефон выпал из рук и шлепнулся о кафельный пол экраном. Я услышала звук бьющегося стекла и скривилась.
– Да ладно, – сказала я, пока Маша наклонялась за телефоном. – Не стоило пугаться. Я, конечно, не выспалась, но не такая уж страшная.
Маша вяло улыбнулась мне, а потом несчастными глазами уставилась на телефон. Сверху вниз тянулась длинная трещина, похожая на волосинку.
– Ты чего так перепугалась? – сказала я.
Нужно было что-то сказать, чтобы Маша не успела обвинить меня в разбитом телефоне. Она бы так не поступила, но мало ли…
– Я думала это Алина. Испугалась, что оштрафует меня за то, что я в телефоне сижу.
– Как можно нас перепутать?!
Я спросила это так удивленно, что Маша хмыкнула. Когда она расстроена, хмыканье у нее заменяет смех.
– Ну ладно, – сказала Маша, сунув телефон в карман. – Может, нам сегодня увеличат ставку за праздничный день, и у меня будут деньги, чтобы заменить экран.
– Не неси ерунды, – сказала я. – Если не доплатили за тридцать первое, то вряд ли доплатят за сегодня.
– Может, еще доплатят за тридцать первое… за сегодня.
Маша не изменяла оптимизму, даже когда грустила. Я поджала губы и отвернулась. Глупо так слепо верить в хорошее. Оно случается редко. Плохое – гораздо чаще.
Мы пару минут помолчали, а потом Маша сказала:
– Как дела?
Понимаю, ей хотелось начать беседу. Но можно хоть раз сказать что-то оригинальное! Сегодня, например, можно было поздравить меня с наступившим. Но нет – Маша изо дня в день талдычит одно и то же.
– Плохо, – сказала я, не изменяя традициям.
Я сказала это, просто чтобы не молчать. Но Маша, конечно же, спросила:
– Что-то случилось?
Я глубоко выдохнула, чтобы не сразу наорать на нее. Неужели Маша надеется услышать, что когда-нибудь дела у меня будут «хорошо»?
Но, задумавшись, я хохотнула.
– Ты не поверишь, но все по-старому… Я сказала Ярику, что Деда Мороза не существует, он разрыдался, настучал маме и…
– Ты что?
Обычно Маша меня не перебивала. Я вгляделась в нее, пытаясь понять, что ее так взволновало. Решив, что она просто не успокоилась из-за стекла на телефоне, я продолжила:
– Похоже, мама его убедила вчера, что я неправду сказала, но он сегодня опять такой: «Что? Деда Мороза не существует?»