Я попыталась состроить рожицу, какая бывает у маленьких мальчиков, которые только что осознали, что новогоднего чуда не существует.
– Он же совсем маленький! Сколько ему?
Я нахмурилась.
– Я же тебе вчера говорила.
Маша качнула головой – не вспомнила. Тогда я сказала:
– Четыре.
Маша раздосадованно вздохнула, ровно как вчера.
– И что же он такого сделал, что ты ему рассказала?
Вот тут я поняла, что Маша надо мной издевается. С каких пор она стала такой?
Машу спасло то, что открылась дверь кафе. Не глянув, кто пришел, я развернулась и потопала к базе. Если бы я глянула сейчас на гостей, они бы испугались выражения моего лица и убежали.
Я оперлась о столешницу базы и принялась выстукивать пальцами быструю мелодию, которая крутилась в голове… Откуда она взялась?
Через пару секунд я вспомнила, что она играла вчера дома у Кирилла, когда Артем проводил допрос бедного паренька. Я раньше не слышала этой песни. Не могла мне присниться мелодия, которую я никогда не слышала. Значит, воспоминание реальное…
Или откуда-то я ее знаю? Наверняка так и есть. В торговом центре, например, или здесь, в кафе. Хоть я без понятия, как эта мелодия называется, она отложилась у меня в подсознании. И уже оно подсунуло мне ее в сон. Да, так и было.
Тут ко мне подошла Маша.
– Твой стол, – сказала она.
Маша не сказала номер стола, но вряд ли я запутаюсь, ведь сегодня гостей так же мало, как вчера. Может, Алина снова захочет отпустить нас пораньше?
Я кивнула Маше и пошла к столу. Но замерла, сделав два шага.
За столом сидели те же бабка и дедка, которые приходили вчера. Кажется, они и одеты были в ту же одежду. Почему они не переоделись? То, что они пришли в то же время, еще можно оправдать. Но почему во вчерашней одежде?
Сбоку что-то пискнуло, и я обернулась. Это Маша меня подгоняла. Я слишком долго стояла столбом. Бабка и дед уже выглядывали из-за столика и подзывали меня. Тогда я натянула улыбку и подошла к ним.
– Добрый день, – сказала я. – Желаете наполеон и два кофе, как вчера?
Бабка странно глянула на меня, а дед сказал:
– Нет, нет! Мы пришли в кафе попробовать что-то новенькое.
Я закусила губу. Либо я поехала, либо все остальные поехавшие. Вероятнее, конечно, второе. Может, у этого деда… как его?.. Саша, кажется. Короче, Санек уже все, с Альцгеймером. Он забыл, что вчера говорил ровно эти же слова. Я фразу четко запомнила, потому что она тупая.
Я расслабилась, когда поняла, что это дед болен, а не я. Похоже, пенсионеры будут приходить к нам каждый день, потому что будут забывать, что приходили вчера.
Мою догадку подтвердила и бабка. Она сказала:
– Вы знаете, у нас дочка так вкусно готовит наполеон. Скажи, Саша?..
Сама того не сознавая, я продолжила вместе с бабкой:
– Только вы ей всегда говорите, чтобы клала сливочное масло…
Хор наших голосов походил на заклинание призыва темных сил. Бабка ойкнула и замолкла, а я сказала про маргарин и только потом поняла, как тупо выгляжу.
– Откуда вы знаете? – спросила бабка.
Она испугалась. Это было даже забавно. Но я не улыбалась, боясь, что тогда бабка перепугается не на шутку.
– Я… Просто я тоже так делаю…
Затем я улыбнулась, наверное, слишком широко, так как бабка и дед все еще смотрели на меня недоверчиво.
– Знаете, – начала я, пытаясь говорить не натужно. – Многие экономят и кладут в выпечку маргарин вместо масла…
Я сузила улыбку, и это подействовало лучше, чем слова.
Когда бабка и дед отвели от меня перепуганные взгляды, я поняла, что сердце у меня колотится, будто последние десять минут я от гепарда бежала, а не стеночку подпирала. Что за чертовщина? Ладно повторить пару фраз… Да, они не помнят вчерашний день, но почему говорят теми же словами? Даже порядок не меняют. Это странно. Очень странно.
С другой стороны, я сама могу что-то перепутать и забыть. Вероятно, мне просто кажется, что фразы у них такие же, как вчера. А на самом деле они другие. Да, другие.
– А что такое удон? – спросил дед.
Этот вопрос был точно пощечина. Не больно, но страшно.
– Это… – начала я, стараясь не запинаться. – Это такая лапша… – Тут я воспрянула и сказала, перебив бабку. – Только там свинина! Вам вроде нельзя…
Бабка и дедка переглянулись. Они снова выглядели, как затравленные зверьки. Я пожалела, что вспомнила об отношениях деда Саши и холестерина. Но было уже поздно.
– Девушка, вы следили за нами?
– Нет, нет! – сказала я. – Просто вчера…
– Да она шутит! – сказал Саша, увидев, что я едва не плачу. – А шутки у нее дурацкие.
– Саша! – возмутилась бабка.
Зато мне полегчало. Саша не повторялся. Он точно не говорил этих фраз вчера. Значит, я не схожу с ума и не сплю.
Чтобы убедиться в этом, я завела руки за спину и ущипнула себя. Резкая боль оставила под кожей затухающую пульсацию. Но я ей обрадовалась. Боль значит, что я не сплю.
Тут я заметила, что Маша пытается привлечь мое внимание. Когда я посмотрела на нее, она что-то неслышно сказала, широко открывая рот, и указала на какой-то стол. Я кивнула и отвернулась.
– А наполеон у вас есть? – спросила Саша.
Я ждала этой реплики, но, услышав ее, вздрогнула от неожиданности.
– Да.
– Тогда нам два наполеона и кофе.
– По кофе, значит, эспрессо… Это неразбавленный американо. И латте. Так?
Я переводила взгляд с бабки на дедку, пока они соображали. Мне стало дурно от мысли, что придется и сегодня проводить им лекцию о видах кофе. Но, к счастью, вышло по-другому.
– Да, – просто ответила бабка.
Я собралась повторить заказ и уйти, но запнулась. Недолго решаясь, я все же сказала:
– Латте на миндальном молоке или кокосовом?
Жена Саши растерянно глянула на него, а потом сказала:
– На миндальном.
Покончив со столиком и пробив заказ, я вернулась на хост.
– Забавные такие бабка с дедом, – сказала я.
В слово «забавные» я вложила негативный смысл. Но Маша это не просекла и, удивившись, сказала:
– Я думала, ты ненавидишь обслуживать пенсионеров.
– Так и есть. Просто эти были вчера. Они мне уже почти что родственники.
Маша что-то писала в листке броней. Зарезервированных столиков на сегодня не было. Оторвавшись от листка, Маша посмотрела на меня и сказала:
– Ты же вчера выходная была.
Я нахмурилась.
– Маш… Ты че?
– Я че?
Она хлопала глазами, явно не понимая, какую фигню сморозила. Я, конечно, лошара редкая, раз работаю тридцать первого и первого. Но график у меня два через два. Значит, я все еще не та лошара, которая работает тридцатого, тридцать первого и первого.
Так ничего и не сказав, Маша вернулась к листку и стала калякать на полях маркером. Тогда я поняла, что она отвлекается, только чтобы не говорить со мной. Неужели моя безобидная фраза ее расстроила?
Чтобы отвлечь ее, я сказала:
– Как вчера погуляла?
Маша глянула на меня из-под ресниц.
– Никак, – сказала она. – Почему ты спрашиваешь?
– Ну… – протянула я, растерявшись. – Тебя же раньше вчера отпустили.
Маша нахмурилась еще больше. Заметив, что и я ее не понимаю, она сказала:
– Я вчера как обычно ушла. В девять.
Я хохотнула.
– Ты че? Это те пенсионеры память потеряли, а не я.
Маша снова глянула на меня, как на пациента психбольницы. Она больше ничего не сказала, и я замолчала. Так я точно никого не обижу.
Через пару минут я отнесла пенсионерам заказ, а потом, сложив руки на груди, подошла к стеночке рядом с базой и привалилась к ней.
Нельзя отрицать, что сегодняшний день похож на вчерашний. Очень сильно похож. И варианта тут три. Первое – память меня подводит, второе – все вокруг сговорились и устроили мне день сурка, третье – у меня беды с кукушкой. Я не привыкла в себе сомневаться, поэтому первый и третий варианты отмела. Остался второй. Но в нем загвоздка. Не сумели бы все мои знакомые сговориться. Как судьба могла свести Ярика, контролера из троллейбуса и Машу? Они могут пересечься только в параллельных вселенных! Хотя, может, в одной из таких вселенных я и нахожусь?
Думы погрузили меня в уныние. Вот поэтому я не люблю думать. После всегда тошно.
– Там стол твой.
Я не заметила, как Маша подошла, поэтому вздрогнула. Она улыбнулась, забив на недопонимание. Ее улыбка не была злой, поэтому я ответила ей тем же.
– Седьмой, – сказала Маша. – Нужен будет детский стульчик.
Я кивнула, и Маша ушла.
Разобравшись со столом, я вернулась к хосту и облокотилась о него. Хотела сделать маленькую растяжку. Еще и полсмены не прошло, а спина уже молила, чтобы я прилегла или хотя бы присела.
Но тут я услышала:
– Девушка!
Ясно. Растяжки не будет.
Обернувшись, я увидела, что зовет меня бабка. Они с дедом и сегодня не радовались чеку. Он удивил их точно так же, как вчера, хотя заказ и, стало быть, сумма за него были такие же. Да что же это такое? Они мне теперь каждый день будут мозг выносить из-за миндального молока? Похоже, бабка подумала, что за семьдесят рублей купила себе пожизненное обеспечение миндальным молоком в нашем кафе.
Я натянула улыбку, помня, что, какими бы печальными не выглядели эти ребятки, они еще могут оставить чаевые. А затем подошла к столу.
– Тут, наверное, какая-то ошибка, – сказала бабка и сунула мне чек. – В меню кофе стоит…
– Да-да, – сказала я, вскипая. – Семьдесят за латте, тридцать за миндальное молоко.
Увидев, что бабка недоумевает, а дед открывает рот для своей мега-шутки, я сказала:
– Просто миндаль трудно доить.
Сказав это, мне захотелось почистить зубы. А вот Саша булькнул от удовольствия. Бабка, как и вчера, посмотрела на него грозно, мол, дома поговорим. Ну и веселуха. Они реально оба с Альцгеймером. Это пугает. Почему их дочь, любительница заменить масло маргарином, поручает их самим себе? Я бы переживала за своих бабулю и дедулю, если бы у них была такая болезнь. Мало ли, вдруг дорогу домой не отыщут и мне придется искать их под дождем с фонариком?