Зачем это делать, если я не хочу? Это ужасно тупо. Артем мне больше не нужен, я не нахожу его таким уж привлекательным, чтобы торчать тут с ним в машине. Только вот что бы я ни думала, просто встать и выйти у меня не получалось. Артем держал крепко, и даже когда я задергала плечами, не отпустил меня.
Сперва было слегка забавно. И еще немного лестно.
А потом я попыталась отстраниться от Артема или хотя бы от его губ. И у меня не получилось.
Тогда мне стало страшно.
Я что-то мычала, хмурилась, пихала его одним плечом, потом сразу вторым. Это не работало, и, кажется, Артему лишь нравилось. Теперь не только его губы, но и язык изучали мой рот. На мои стоны, отнюдь не довольные, он не реагировал. Увлекшись процессом, Артем не открывал глаз, хотя я уже давно это сделала.
Я пыталась сжимать губы, вырываться, щипаться – в общем хоть как-то достучаться до него. Ведь Артем так и не понял, что мне не нравится происходящее.
Когда я додумалась подключить ноги, страх был единственным, что я ощущала, а биение сердца и эти мерзкие чавкающие звуки – единственным, что слышала. Я, не целясь, пнула Артема коленом. В «яблочко» я не попала, но Артем дернулся, на миг ослабив хватку. Этой секунды мне хватило лишь на то, чтобы судорожно вдохнуть.
То, что это было ошибкой, я поняла, лишь заметив странный блеск в его глазах. Затем Артем придавил меня к сиденью. После он перекинул одну ногу через коробку передач и поставил ее вплотную к моей. А затем, извернувшись, поставил другое колено рядом с моей правой ногой. При других обстоятельствах эти чудеса акробатики меня бы поразили. Но сейчас мне было слишком страшно, чтобы я могла восхищаться Артемом.
Теперь о том, чтобы защищаться ногами, можно было забыть.
Рядом что-то хрустнуло, и спинка сиденья упала до горизонтального положения. Вместе со спинкой упала и я.
Продолжая стискивать мои плечи, Артем снова впился в мои губы. Мне хотелось кричать, но… да, рот был занят. Я чувствовала, как взмокла спина. А еще – как мерзко ощущается во рту чужой язык. Я была полностью беспомощна.
Но Артем, верно, забыл, что я не из тех, кто быстро сдается. Пока не потеряю сознание, буду бороться.
Платье задралось уже до талии, и где-то там, под ним, была ладонь Артема. Теперь она ощущалась не приятно теплой, а обжигающей, как, наверное, раскаленное железо.
На несколько секунд я перестала бороться, чтобы Артем решил, будто я сдалась. А когда его бдительность ослабла и даже ладонь перестала сжимать мое плечо до синяков, я втянула носом воздух и что есть силы укусила Артема за язык.
От неожиданности он дернулся, и с глухим, но ясно слышимым звуком стукнулся затылком о потолок.
Наверное, ему было очень больно. Артем отпустил меня. Только выскочить я не могла: он буквально сидел на мне. Одну секунду мы смотрели друг на друга молча, я – со злостью, он – с недоумением. А затем Артем крикнул:
– Ты что делаешь, дура?!
Сделав несколько быстрых, но глубоких вздохов, я принялась пинать его коленями, как могла.
– Слезь с меня! Тупой ты ублюдок…
Я подключила руки. Стала колотить Артема до чего дотягивалась, очень надеясь, что достаю до глаз. Артем пару раз попробовал перехватить меня за предплечья. Но во мне откуда-то взялась ловкость и прыть. Наверное, их в тело влила злость. Так что я не попалась.
Ощутив кулаком что-то влажное, я поняла, что заехала Артему если не в глаз, то в рот. Он зашипел от боли и стал переползать на водительское сиденье.
Конечно, если он и впрямь хотел бы довести дело до конца, то никакое махание руками меня бы не спасло. Но, кажется, мое перекошенное лицо, боль и звуки борьбы, заполнившие теперь машину, отрезвили Артема.
– Ну ты и… ублюдок! – орала я, доставая из-под ног сумку.
В ругательствах я повторяться не любила, ведь люди придумали так много слов, чтобы описывать таких, как Артем. Грех их все не использовать. Но сейчас меня переполняла не столько злость, сколько обида и жалость к себе. Поэтому я не могла вспомнить еще чего-нибудь ругательного.
Артем тоже орал. «Сумасшедшая», «потаскуха» и, кажется, там что-то было о моем родстве с чертом. Но он больше не держал меня, и за это можно было его поблагодарить.
Чего я, конечно же, не сделала. Я наконец-то выскочила, хлопнула дверью машины и помчалась к подъезду, на ходу выискивая ключи в сумочке. Хорошо, что я их взяла, а то было бы неловко стоять тут у двери под пиликающий домофон, пока Артем бесится в машине. Бесился он славно. Орал что-то из словарного запаса моряков, чтобы со мной не повторятся, ведь я шпарила по лексикону сапожников. И тыкал мне средние пальцы, в чем я ему не уступала.
А через несколько минут я уже была дома, и вся эта перепалка теперь ощущалась странной, далекой, будто из другого измерения.
– Алиса! – услышала я маму, едва захлопнула дверь. – Ты?
– Да!
Со скоростью света я стянула с себя куртку, запулила туфлями в стену, а затем пробралась к себе в комнату, пока мама не успела выйти из кухни. Увидь она мое лицо – отвечала бы я на вопросы до самого нового года. А это нежелательно. Негоже расстраивать маму перед праздником. Да и всю семью. Обычно я не такая благородная, но сейчас, несмотря на то что у меня было плохое настроение, портить его всем не хотелось.
Что уж там плохое? Отвратное. На душе было мерзко. Кошки там не только скребли, но и, кажется, какали. Я оперлась о стену и, съехав по ней на пол, закрыла лицо руками, а после застонала. Сумку я так и не выпустила, и она неприятно холодила мне бок металлической застежкой.
Затем я снова застонала, услышав, как в дверь стучатся.
– Алиса! – сказала мама теперь уже с беспокойством. – Чего ты так рано?
Не дождавшись ответа, она спросила:
– У тебя все хорошо?
Я попыталась сделать голос как можно более радостным:
– Да! Просто… Просто я устала очень! Уже спать ложусь!
– Спать?
Исковерканное стеной и дверью, эти слова я едва услышала. Ну да, тупо ложиться спать за два часа до нового года… Или сколько там осталось?
Я сделала вид, что не услышала маму, и притихла. Дождавшись, когда ее шаги простучат до гостиной, я тихо встала и вышла на середину комнаты. Тут же разделась, бросила сумку куда-то в угол, стянула платье и, оставив его валяться на полу, с разбега прыгнула на кровать.
Только закутавшись в одеяло по нос, я вспомнила, что надо смыть косметику. Наверное, у меня уже не только веки, но и все лицо в черных жутких разводах… Но так лень вставать.
Хотелось еще вымыться. После всех этих нежеланных касаний я чувствовала себя так, словно в грязи извалялась. Но тепло одеяла сморило меня больше, чем весь этот бесконечный день. Я поворочалась, думая подняться, чтобы сходить в душ. Но сил хватило только на то, чтобы перевернуться на другой бок.
Как же я могла так ошибиться? Так просчитаться с этой дурацкой петлей времени, с Кириллом… с Артемом. А ведь последнего я почти зауважала. Он же был так ко мне внимателен, исполнял мои поручения, никогда не противился, даже когда я полжизни назад попросила его подвезти меня домой… Понятно теперь почему. Не хорошим отношением подобное оплачивается, и нет ничего удивительного в ситуации, которая случилась в машине. Стоило открыть глаза чуть раньше, понять, что значат все его взгляды и уступки. Увидеть это и нажать на тормоз, а не давить на газ, как я всегда это делаю.
Эти мысли вертелись в моей голове, пока я не вздрогнула и не распахнула глаза. Да что я такое думаю? Артем – мудак. И все тут! Дело не в моем коротком платье и не в том, что я будто бы тоже шла ему на уступки, нет. Дело в Артеме и в его тупорылой уверенности, что вот-вот настанет миг, когда я сдамся. Но он не с той связался.
Теперь я даже чувствовала что-то типа гордости. Жаль только, что колено мое по ноге ему прилетело, а не повыше и не полевее. Обидно еще, что, вероятно, «завтра» ничего этого будто бы и не происходило.
Я не сомневалась – петля времени повторится. Я так и не поняла, что мне нужно сделать, чтобы все исправить. Как Женек говорил? Изменить какое-то глобальное событие… Глобальное, вероятно, для моей жизни, раз вся эта катавасия происходит со мной. Но ведь единственное существенное событие, которое произошло со мной в этот день, – это расставание с Кириллом. Что еще я могу поменять?
Как я заснула – сама не поняла. Знаю только, что это произошло до полуночи. И что я была жутко зла.
Глава 3. Китайская пытка водой
Я проснулась недовольная. Затем услышала:
– Доброе утро!
Подушка выскользнула из-под головы. То, что это произойдет, я вспомнила, лишь когда подушка уже валялась на полу. Так что голова стукнулась о матрац, насколько вообще можно стукнуться о что-то мягкое и пружинящее.
Затем я услышала радостный, по-детски беззаботный смех Ярика. После он взвизгнул:
– Алиса!
Я закрыла лицо ладонями и одними губами прошептала:
– Как же я тебя ненавижу…
– Что? – так же радостно прокричал Ярик.
Теперь он залез на кровать и стал тянуться ко мне. Я не отползала от него, как раньше, хотя Ярик все еще, сам того не понимая, пытался сломать мне ногу, пока лез по одеялу.
Шевелиться не хотелось, но я отняла руки от лица и глянула на Ярика. Он так лыбился, будто хотел показать мне, где у него вместо молочных зубов нелицеприятные дырки.
– Я тебя ненавижу, – повторила я.
Ярик замер. Улыбка оставалась на его лице, но он просто забыл ее убрать – по глазам было видно, что теперь ему не до улыбок. А что он думал я скажу? Сам напросился.
Ярик молчал и рассматривал мое лицо, будто что-то новое и неопознанное. Я же стискивала зубы и глядела на Ярика в упор. Тут в голову прилетела мысль, что он удивляется не злости, которая проступила на моем лице вместе с венками на лбу и краснотой глаз.
Он вообще не удивляется. Он специально доводит меня. Все они любят смотреть, как я злюсь.
– Я сказала, что ненавижу тебя! – закричала я, вскакивая с кровати.