– Спасибо большое, девушка! – сказала бабка и, решив, что я здесь все должности исполняю, добавила: – Очень вкусно!
– Я передам повару, – сказала я.
Потом я вспомнила, что десерты у нас привозные. Но бабка и так не заметила моих слов.
– Саш, скажи, вкусно!
– Вкусно, – согласился Саша, прикладывая салфетку к губам и седым усам, словно аристократ. – Но у Юлечки вкуснее получается.
Бабуля так втянула воздух, что мне показалось, будто сейчас она начнет ругаться. Но она сказала:
– Ну конечно! Только… – Тут она повернулась ко мне и со знакомым заговорщицким выражением лица заговорила: – Наша дочь, знаете ли, так вкусно готовит наполеон…
У меня уже глаз дергался от этой занимательной истории. Тем не менее злости я не показывала. Ее почти не было. Я даже нашла чему порадоваться – узнала наконец-то имя маргариновой дочки.
Я пропустила мимо ушей половину бабкиного монолога, поэтому очень удивилась, когда обнаружила, что она печальна. Ну что еще не так?
Пока они с дедом молча лазали по кармашкам, я сказала:
– Что-то не так? Вам что-то не понравилось?
Бабка глянула на меня как-то странно.
– Говорю: нет у меня мелочи вам на чай оставить… Но не волнуйтесь, сейчас найдем…
Как только она это сказала, дед с победным «о!» поднял руку над столом, и, словно красное знамя, над ним колыхнулась пожеванная десятка. Почти в ту же секунду на стол посыпалась мелочь из бабкиной сумочки.
Мне никогда не было противно собирать мелочь или принимать такие вот жеваные купюры. Деньги есть деньги. Но, несмотря на мою мелочность, эти деньги вызвали у меня отвращение. Мгновенное и такое сильное, что я отшатнулась от стола. Я схватилась за край, испугавшись, что упаду. Дело было не в самих деньгах. Нет. Просто я вспомнила бабульку в супермаркете, как она выбирала шоколадку, думая не о том, какая вкуснее, а о том, какая дешевле.
– Нет! – сказала я громче, чем хотела.
Пенсионеры уставились на меня.
– Не нужно, – сказала я, кивнув на деньги.
– Ну как же! Мы же вам хотим приятное сделать… Возьмите… С Новым годом вас.
Я сглотнула, покачала головой, не глядя ей в глаза, а потом, оттолкнувшись от стола, пошла к базе. Сделала вид, что очень занята, и обернулась на третий стол, только когда услышала, как дверь хлопнула.
Ко мне тут же подбежала Маша.
– Что ты им сказала?
Ее голос был взволнованным.
– Ничего… – Маша прищурилась, поэтому я добавила: – Не взяла чаевые.
– Тогда понятно.
– Что понятно? – теперь хмурилась я.
– Понятно, почему они ушли такие радостные.
Совращение
Сегодня поиграть в камень-ножницы-бумага предложила я. Просто я очень верила, что я разнесу Машу и Глеба, как маленьких, ведь я знала, что они будут выкидывать. Но оказалось, если меняется ход игры, то меняются и действия игроков.
Как и вчера, наши игрища долго не продлились. Алина разогнала нас, чему я была только рада. Правда, запал угас, когда я вспомнила, что теперь нас с Глебом ждет уборка.
Уборка, как и любое другое скучное занятие, провоцировала на мыслительный процесс. У меня возникла мысль, что не так уж плохо торчать в петле времени тридцать первого декабря. Получается, что каждый мой день – праздник? А не этого ли желают люди?
Пробыв в голове всего мгновение, эта мысль так меня испугала, что я выронила из рук швабру. Древко с громким звуком стукнулось о кафельный пол.
– Что такое? – спросил Глеб.
Я пялилась на швабру, будто надеялась, что она поднимется мне в руку, словно я играла в квиддич.
Глеб подошел ко мне, ведь я так ему и не ответила.
– Может, будешь протирать игрушки? Я так боюсь их разбить.
Я вспомнила, как Глеб нес поднос с посудой с трех столиков и при этом перекрикивался с Алиной. Поэтому странно было услышать, что он боится что-то разбить. Но я кивнула, забывшись, и получила в руку серую, некогда белую, тряпку.
Я уставилась на елку так, словно видела ее впервые. Большая, нарядная и… Да, красивая. На пару секунд внутри что-то сладко защемило. Какой-то трепет. Тут елка такая большая. Дома у меня елка поменьше, и я не притрагивалась к ней уже несколько лет. Мама каждый год звала меня помогать ее наряжать, но я отказывалась. Ненавидела украшать елку, вешать гирлянды, вырезать вместе с Яриком снежинки из бумаги и лепить их мылом на окна… Ненавидела всю эту новогоднюю суету. Но сейчас, стоя посреди зала и глядя на елку, мне захотелось что-то сделать, внести какой-то вклад.
– Может, вытащим ее на середину? – крикнула я, ни к кому не обращаясь.
Отозвались сразу все.
– Что? – крикнул Глеб.
– Как? – сказала Алина.
– Алиса, ты все-таки пьяна! – это была Маша.
В отличие от Глеба и Алины она улыбалась. А я стала по порядку отвечать.
– Передвинем елку в центр зала, а то в углу она смотрится как-то… невыразительно. Как это сделать? Ну, Глеб будет тащить ее за ствол, а мы втроем будем страховать, держать игрушки или ловить их, если вдруг что.
Несколько секунд в зале висела тишина. А потом Алина сказала:
– Делайте что хотите, только ничего не сломайте.
В другой день я бы восприняла эти слова буквально – вынудила бы Машу и Глеба продолжить играть в камень-ножницы-бумага или села бы на гостевой стул и закинула ноги на стол. Всегда хотела это сделать…
Но сейчас я об этом даже не вспомнила. Я запрягла Глеба двигать елку, а Машу – помогать мне, смотреть, чтобы игрушки не побились. Когда елка встала в центре, я сказала:
– Ну красота! – и тряхнула руками, словно сама ее тащила.
– А что изменилось? – произнес Глеб сугубо мужской комментарий.
– Мне тоже интересно, – сказала Маша. – Но я не про елку, а про Алису.
Я сделала вид, что не заметила ее слов, и стала протирать игрушки. Затем замела иголки, которые осыпались, пока Глеб тащил елку.
А после пришли крокодиловые курицы. Если они и сегодня попросят книгу жалоб, то я зарыдаю прямо над их столиком. Может, хоть так у них совесть проснется.
Сердце колотилось, словно я шла на экзамен, к которому не готовилась, а не к столику. Я глубоко вдохнула, надеясь, что это поможет успокоиться и, натянув улыбку, сказала:
– Добрый день. Что желаете?
– А у вас есть веганские блюда?
Итак, что мы имеем. Травяной чай они за блюдо не считают. Беспроигрышный вариант, то есть салат «Цезарь», кажется им невкусным. Любой другой салат будет не таким просто потому, что в нем есть салат, который может оказаться с землей, то есть с перцем…
Вариантов не оставалось. Я вдохнула, улыбнулась заговорщицки, склонилась над столом и полушепотом сказала:
– Может, скушаете старый добрый стейк? Сегодня же праздник… В праздник можно и согрешить.
Девушки переглянулись. Я уже начала разворачиваться к базе и вспоминать движения губ, которыми произносится фраза «Алина, где наша книга жалоб?». Но вдруг услышала, как девушки прыснули со смеха. Конечно, я подумала, что смеются надо мной. Ведь я предложила самое невеганское блюдо на планете Земля. Но несколькими секундами позже губастая сказала:
– А давайте!
– Давайте?.. – сказала я высоким тоном.
– Три стейка… Все же будут?.. Да, три стейка. И чтобы крови побольше!
На последней фразе девушки снова засмеялись. Я бы засмеялась вместе с ними, если бы не была так удивлена.
Когда они заговорили о чем-то своем, я опомнилась и направилась к базе. Вот как легко совратить веганов, оказывается.
Пробив заказ, я подошла к хосту, зная, что Алина сейчас будет нас собирать.
– Не уходи никуда, пожалуйста, – сказала она. – Я вам кое-что сказать хочу.
Я кивнула и облокотилась о стойку, подперев подбородок ладонями. Я не собиралась вызывать у Алины жалость. Я вообще забыла, зачем она собирает нас.
Но, увидев меня, Алина спросила:
– Что-то случилось? Ты какая-то грустная.
– Домой хочу, – сказала я первое, что пришло в голову.
Домой мне и вправду хотелось. Как и всегда, это желание возникло через пятнадцать минут после начала смены.
Алина всматривалась. Я тоже смотрела на нее, пытаясь понять, о чем она думает. Алина, как всегда, первой отвела взгляд, а я так и не поняла, что он значил.
– У тебя младший брат есть? – спросила она, ковыряясь в своих бумажках, хотя вряд ли там было что-то важное.
Я кивнула.
– Сколько ему?
– Четыре.
Алина призадумалась. Я не понимала, почему она спрашивает про мою семью, ведь ей вроде было до лампочки, как мы живем… Хотя знала же она и про Машину семью, и про Глеба? Получается, только со мной она не говорила на эту тему?
Совершенно внезапно прозвучал ее следующий вопрос:
– Ты купила ему подарок?
Я даже не планировала этого делать. Раньше. А сейчас Алина так это спросила и так склонила голову, что меня кольнула иголочка стыда. Надо же, я думала, они все давно затупились.
– Не успела, – сказала я, решив на обеденном перерыве заняться этим вопросом.
Хотя на обеденном перерыве у меня будут дела поважнее.
– Успеешь, – сказала Алина.
Тут подошла Маша со своим «ты звала», и Алина переключилась на нее, сказав, что ждем Глеба.
Я озадачилась словами Алины. Но потом решила, что это она таким образом сказала «удачи».
Наконец-то Глеб подошел и шепнул мне про третий стол. Алина заговорила про количество людей в кафе и несчастного официанта, который останется до конца смены. Я не слушала ее, ведь ничего нового она не говорила. Но тут вдруг Глеб сказал:
– Ладно. Все равно дома… Короче, хорошо. Я останусь.
Забывшись, я выкрикнула:
– Так я же остаюсь?
Все трое уставились на меня.
– Ты хочешь остаться? – сказала Алина. – Я думала у тебя еще дельце есть?
С последними словами она (невероятно!) подмигнула мне. Алина имела в виду подарок Ярику – я это сразу поняла. Не поняла я только, почему она стала такой добренькой.
Или все становятся добренькими, если с ними не ссориться?