Я подошла к Алине быстро, чтобы не передумать, и постучала ее по плечу. Она испугалась, хотя я коснулась ее легонько. Ее улыбка погасла, но взгляд не стал злым, как это всегда было, если она смотрела на меня.
– Надо поговорить, – сказала я, стараясь звучать доброжелательно.
– Перезвоню, – произнесла Алина в трубку.
Затем она отложила телефон и кивнула мне, чтобы я села напротив. Я так и сделала.
– Что-то случилось?
Я не думала, что мне будет трудно это произнести. Но язык не слушался, и ладошки вспотели.
– Нет, но…
Я не опускала взгляд, но и Алина этого не делала. Да почему так трудно? Я же знаю, что это решение правильное. Почему тогда его так трудно сделать?
Когда тишина затянулась, Алина сказала:
– Завтра на смену придется выйти.
– Я не об этом, – сказала я, усмехнувшись.
Хотя, конечно, не пойти на работу первого января было бы здорово.
– А что?
Я позволила себе еще пару мгновений покусать щеку, а потом выпалила:
– Я хочу уволиться!
Пока я произносила эту жуткую фразу, глаза сами собой закрылись. Пришлось постараться, чтобы они открылись. Тогда я увидела, что Алина не злится. Она даже не удивилась.
Алина несколько раз кивнула. А потом сказала:
– Я думала, ты продержишься еще меньше.
Она улыбнулась, и я вторила, но мне смешно не было. Мне-то казалось, что я в этом кафе целую вечность работаю. Полгода. Огромный срок! Как Алина может говорить, что я мало продержалась?
– Так я тебя порадовала?
Алина засмеялась.
– Ты же знаешь, что официантка из тебя такая себе…
Я глянула на нее возмущенно.
– В смысле? Я замечательная работница!
Алина не прекращала улыбаться.
– Никогда не промолчишь… Лезешь на рожон, вечно что-то доказываешь.
С этим я спорить не буду. Но… Ладно, ладно, Алина права.
– Чего же ты меня раньше не уволила, раз я такая плохая?
Алина глянула в окно, закусив губу. Решалась. А потом сказала:
– Твоя должность, знаешь ли, не самая вакантная.
Я прыснула со смеху, а Алина улыбнулась так, будто хотела сказать «извини», но не стала. И все-таки было обидно, что она не отрицала того, что я плохая.
– Только учти, – сказала Алина. – Завтра ты выходишь на смену… И будешь выходить еще неделю точно, пока я не найду тебе замену.
Не верилось, что речь идет о моем увольнении. Я часто хотела это сделать, но не решалась.
Что мне делать дальше? Глупый вопрос. Я много чего могу, даже если пока не умею. Что-нибудь придумаю – вот что я точно умею. В конце концов, если ничего не менять, то ничего не поменяется.
– Хорошо.
– И кофту постираешь, прежде чем возвращать.
Алина кивнула на мою форму, а я воскликнула оскорбленно:
– Разумеется!
Впрочем, не удивительно, что Алина засомневалась. Я всегда вела себя как человек, который не постирает форму, прежде чем ее вернуть.
Алине почему-то было весело. Странным теперь казалось воспоминание о том, как я увольнялась во второй петле. Тогда все было иначе. Алина орала и злилась. Я орала и злилась. А сейчас мы сидим друг напротив друга и улыбаемся, пускай немного вымученно.
– Хорошо, – сказала я. Затем поднялась, опираясь на стол, и добавила: – Приятно… Нормально было с вами поработать.
Алина поджала губы, но продолжала улыбаться.
– И мне. Нормально. Можешь идти домой. И Маше скажи.
Я кивнула и пошагала к хосту, чтобы позвать Машу.
До остановки мы дошли вместе. Когда прощались, обнялись, хотя раньше я пресекала Машины попытки дотронуться до меня, если только это не было жизненно необходимо. А затем я пешком пошла домой – времени все равно завались.
Дома, как всегда, мама сказала:
– Сходи, пожалуйста, за горошком.
– Нет.
– Алиса.
Мама выглянула из кухни. Вытирая руки страшненькой тряпкой, она сказала:
– Пожалуйста, помоги. Очень нужен горошек. Ты же знаешь, оливье без горошка…
Мама запнулась. Но не оттого, что я ее перебила. Просто заметила горошек перед своим носом. Я его протягивала. Протягивала банку горошка, который купила по дороге домой.
– Ого, – выдохнула мама. – Откуда ты знала, что я попрошу купить горошек?
Я уже стащила с себя куртку и шарф, а теперь боролась с кроссовками. Я смотрела в пол, поэтому мама не видела, как я улыбаюсь.
– Ты всегда о нем забываешь.
Я откинула один кроссовок и этой же ногой стащила второй.
– Нет. Я о нем помню, просто…
– Да-да, – сказала я, уже на пороге своей комнаты. – Просто, когда ты была в магазине, горошка не было…
– Так и было!
Мама каждый год не покупала горошек вовремя, рассказывая, что его в магазине не было. Каждый год. Это походило на закономерность. Иногда мне казалось, что она специально его забывает, чтобы позлорадствовать и отправить меня за ним в девять вечера тридцать первого декабря.
Я улыбнулась маме, чтобы показать: я ей не верю. А потом закрыла дверь и очутилась в тишине своей комнаты.
Только по-настоящему тихо не было – мысли кружили и жужжали так явственно, что казалось, будто гудит что-то снаружи головы. Я походила по комнате взад-вперед, кусая ногти. Почувствовав на языке мерзкий привкус, я поплевалась и достала ацетон. Я стерла облезлый лак, а после достала бутылочку и стала красить ногти. В общем, делала все, только бы не делать то, что задумала.
Минут через пятнадцать я так и сидела, уставившись на телефон. Пальцы со свежим лаком сжимали колени. Пусть лак подсохнет, а потом уже позвоню…
Нет, так я никогда не решусь.
Схватив телефон, я набрала номер. Гудки, гудки. Он долго не отвечал, чему я радовалась, как радуется двоечник, когда учительница говорит, что еще не успела проверить тетрадки с контрольной работой. А потом раздалось равнодушное:
– Алло?
Я молчала. Кусала губы и придумывала, что сказать. И почему я заранее не написала речь?
– Алло, Алиса! – сказал Кирилл. – Тебя не слышно.
Я открыла рот, но слова не лезли, так что я тут же его и захлопнула. Телефон пикнул, сбросив вызов. Я уставилась на экран, сжимая и разжимая ладонь. Мне всегда казалось, что тяжелее быть брошенным, чем бросать.
Я позвонила снова. И в этот раз затараторила прежде, чем Кирилл успел сказать: «Алло?»
– Давай расстанемся, так будет лучше для всех, особенно для меня и тебе удобно не надо будет сегодня вечером меня обманывать а потом переживать что я вас застукаю и вообще я сегодня дому останусь больше не хочу тебя видеть пока.
Тут же я сбросила вызов, не уверенная, что Кирилл понял хоть слово. Как тупо получилось. Надо бы перезвонить.
Едва я занесла палец над экраном, телефон зазвонил.
– Да? – пискнула я.
– Алиса, что случилось? Мы можем поговорить?
– О чем нам говорить?
Фраза хорошая. Только прозвучала она у меня так жалко, что ее суть потерялась.
– Ты хочешь расстаться? – спросил Кирилл.
Сказала же, что да. Я кивнула, и, так как ответа не последовало, я вспомнила, что в трубку надо разговаривать.
– Да.
Затем повисла тишина. Почему-то грустно и неловко стало мне, хотя в униженном положении был Кирилл. Неужели ему настолько все равно? И на чем строились мои выдумки о том, что я нравлюсь Кириллу так же сильно, как он мне? Не могла же я все придумать… Не могла, ведь так?
– Ты бросаешь меня по телефону?
Я бы даже бросила телефон в него, чтобы хоть какие-то эмоции выбить.
– Да, – сказала я, а затем, чтобы не выглядеть совсем жалкой, добавила со злостью. – Ты иного не заслуживаешь!
Мы еще немного помолчали, а потом Кирилл поинтересовался:
– И чем же я этого не заслужил?
Все известные мне проступки Кирилла еще не произошли. Так что доказательств у меня не было. Но чтобы не потерять уверенность, а, наоборот, распалиться, мне хватило одних лишь воспоминаний о еще не произошедших событиях.
– Да ты и пятки моей не стоишь!
– Пятки? – Я поняла, что Кирилл нахмурился. – Может, ногтя?
– Заткнись! – крикнула я. – И выслушай меня! Ты ужасный человек! Не понимаю, что я могла в тебе найти! Мы расстаемся. Точка.
Кирилл молчал, и я решила добавить:
– Я знаю, что ты мне изменял!
Кирилл помялся, а потом сказал:
– Извини.
Я помолчала, уверенная, что сейчас Кирилл скажет хоть что-то еще. Но он молчал.
– Извини? – скривилась я. – Я не прошу извинений! Я хочу расстаться!
– О’кей.
О’кей? От гнева я не могла ни единого звука выдавить. Кирилл тоже молчал, но, скорее, от досады. Я хотела сбросить вызов, но вспомнила, что нужно еще одну детальку доложить.
– И Артему передай, чтобы не звонил мне!
– Артему? – пару секунд Кирилл соображал, а потом добавил на пару тонов громче. – Так ты из-за него меня бросаешь? Ах ты шлю…
Я сбросила вызов и кинула телефон на кровать. Жуть какая. Больше никогда ни с кем не буду расставаться.
Зато теперь я готова отправиться в завтрашний день. Даже если он будет таким же, как сегодняшний. Я никогда не узнаю, какой день будет крайним витком петли времени. Значит, проживать каждый день нужно так, словно он – последний. Поэтому сегодня я решила расставить все точки над «i». Если надо будет, сделаю это еще раз и еще. Если уж и это неправильные решения, то я тогда вообще не знаю, что делать.
Потом я засобиралась. А когда закончила, проверила, не размазался ли лак (конечно, размазался на двух ногтях, а к большому пальцу прилипли ворсинки), обула кроссовки, захватила пакет с пижамой, расческой и всем, что может пригодиться. Пакет оказался тяжелый, поэтому я решила сразу пойти в пижаме. А перед кем мне красоваться? Не перед Женьком ведь, в самом деле? Голову помыла – и хватит с него.
Уже перед выходом я решила, что тушь не помешает и, в целом, бальзам для губ – это даже полезно. Чтобы не шершавились губы на морозе. Температура, скачущая от плюс одного до минус одного, это, конечно, не мороз, но беречь губы надо всегда… пригодиться могут в самый неожиданный момент.