На третьей партии я забыла, что настольные игры для зануд, на четвертой я бы стала опровергать это, а на пятой я вылетела из игры предпоследней, то есть практически победила.
Я не заметила, когда к игре присоединился Женек, и мы стали играть вшестером, хотя игра на такое якобы не рассчитывалась. Как только это произошло, мне стало жутко не везти. Сложив два и два, я поняла, что Женек подсматривает мои карточки и потому разыгрывает все так, чтобы я поскорее вылетела. Тогда я стала кричать, что Женек мухлюет. Но мне никто не поверил, хотя я не врала. Все посчитали, что я просто не умею проигрывать. И отыграться мне не дали. Причина для этого была уважительной, поэтому я не ругалась.
Вот-вот наступит новый год.
Я потеряла счет времени, и потому расстроилась, что мы прервемся. Ребята говорили, что поиграем еще после полуночи. Но была велика вероятность, что меня с ними не будет. Петля времени заберет меня в сегодняшнее утро, и, прежде чем я смогу снова поиграть во «Взрывных котят», мне предстоит прожить еще двенадцать унылых часов.
Сегодня повторится? Или нет? Что я сделала, чтобы вырваться из петли времени? Ничего. Я просто жила этот день на чистовик. Без обид и недомолвок, с желанием не упустить то, что это время может мне дать, с намерением сделать этот день лучшим или, по крайней мере, лучшим, чем вчера или «вчера».
Что я буду делать, если снова проснусь утром тридцать первого декабря? Я не знаю. Зато я точно знаю, чего делать не буду… по крайней мере, постараюсь. Я не наору на Ярика, не опоздаю на работу, не взбешу Алину, не накричу на Машу, не обижу Глеба, не позволю Кириллу и Артему обращаться со мной так, как они это делали, не откажу маме в просьбе… и Женьку тоже.
Я подняла на него взгляд. В комнате царила суета, и все, кроме меня, в ней участвовали. Женек тоже. Кто-то уносил коробки из-под пиццы, кто-то менял стаканы, кто-то открывал бутылку шампанского, взявшуюся из ниоткуда. Бутылка была чисто символической, просто чтобы встретить год. Поделенного на шестерых шампанского оказалось совсем мало… чисто под носом помазать.
В отличие от остальных меня не окутало радостное предвкушение. Новый год наступит. А может не наступит.
В общем гомоне не слышался мой голос, и в картину радостных лиц я не вписывалась. Но мне не было грустно. Я чувствовала спокойствие. Я знала, что сделала все, что могла. И если придется повторить этот день еще десяток… еще сотню раз, то я сделаю это, слабо меняя то, что делала в эту петлю.
Женек перехватил мой взгляд. Неудивительно. Я пялилась на него слишком долго.
Он не улыбнулся, и я тоже не стала. Не хотелось шутить, кричать и что-то говорить даже шепотом. И Женек ничего не говорил. Но все было ясно. И уже от этого хотелось пошутить, закричать или сказать кое-что хотя бы шепотом.
Все-таки у каждой порядочной (и не очень) дамы должно быть три мужчины. Первый – тот, который нравится ей, второй – которому нравится она, и третий – с которым все взаимно и по…
Не успела я додумать эту гениальную мысль, как кто-то закричал:
– Алиса, двенадцать!
– Что?
– Одиннадцать!
В этот раз я чуть быстрее сообразила, что значат числа. Я схватила бокал, немного расплескав шампанское, хотя его и так было немного. Кто-то схватил меня под локоть и приволок к середине комнаты, выкрикивая при этом числа.
Я видела, что девочки жгли бумажки и кидали их в бокалы. Уверена, что они и меня звали писать желание, но я их не услышала. Ничего страшного. Я загадаю желание просто так, в мыслях. Теперь-то я знаю, что оно сбудется. Новогоднее волшебство существует, даже несмотря на то что я не хочу его признавать и объяснить его никак не могу.
На «один!» я в последний раз глянула на Женька, а потом зажмурилась и выпила шампанское.
Вот-вот пропадет его вкус на языке, и поблекнет воспоминание о сегодняшнем вечере. Вот-вот Ярик выдернет подушку из-под моей головы, и я, открыв глаза, увижу бледный солнечный свет декабрьского утра.
Но когда я и вправду открыла глаза, не оказалось рядом ни света, ни Ярика. Не было утренней сонливости и легкой мигрени.
Продолжалась ночь. Я слышала, но будто сквозь толщу воды, как остальные завизжали. Полночь наступила. Или, вернее, наступил следующий день… Да что там! Следующий год!
Я медленно отвела бокал от губ. Все радовались, визжали, обнимались, что-то говорили и, конечно, улыбались. Наверное, часы у них неправильные. Еще пара мгновений… секунд… минут. Еще немного, и меня выкинет из этого чудесного дня и…
Неужели я сказала «чудесный»?
Я сказала так про день, который ненавидела с самого детства. И почему ненавидела? Потому что потеряла веру в чудо? Потому что праздник не ощущался праздником так, как мне бы этого хотелось? Что, если все эти причины нелюбви – выдуманные? Что, если полюбить Новый год реально? «Любить» это глагол, действие. Значит, я должна приложить усилие, чтобы осуществить это.
Кажется, это именно то, чем я сегодня занималась. Неправда, получается, что я ничего не сделала сегодня для того, чтобы выбраться из петли времени. Правда то, что я сделала как раз достаточно.
И вот наступило первое января.
Кто-то закричал мне поздравление. Я поморщилась, но благодаря этому ору отмерла. Я пошла в коридор, где оставила сумку. Мне нужен был телефон. Я хотела убедиться, что не брежу. Что сейчас первые минуты первого января.
Вместе с тем хотелось оставаться на месте. Вдруг лишь это держит меня в реальности? Что, если шагну, все вокруг исчезнет и заменится серым декабрьским утром.
Тем не менее я решилась: сделала шаг, потом второй и третий. Ничего не менялось – только мое положение в пространстве. Оглушали радостные крики, слышались из окна взрывы фейерверков. А я брела к коридору, пошатываясь, словно те три капли шампанского превратил мой мозг в жвачку, неспособную давать внятные команды конечностям.
Закрыв дверь в коридор, я словно оказалась в другом мире. Более привычном: где я одна, где не понимаю, что делать. Я оперлась спиной о дверь, но всего на мгновение. Его хватило, чтобы передохнуть и продолжить путь.
Голоса смазались, так что я бы не услышала, если бы меня кто-то звал. Я бы и не откликнулась. Мне просто хотелось взять телефон. Убедиться, что год наступил. Только технике я поверю – в отличие от людей она не обманывает.
Добравшись до сумки, валявшейся в куче с чужими сумками, я открыла ее и взяла телефон. Я нажала на кнопку блокировки, и экран вспыхнул, но прежде, чем заглянуть в него, я услышала свое имя и резко обернулась.
Волосы взвились, перекинулись на плечо. Я не заметила, как дверь открылась и закрылась, плюнув в коридор шумом гостиной.
– Ты куда?
– Никуда… Просто… Смотрю время.
Женек вскинул брови. Он прислонился к комоду и сложил руки на груди.
– Да? – сказал он, усмехаясь. – И который час?
Мне не нравилось, когда надо мной потешаются, но ситуация и впрямь смешная. Существует ли на планете еще хотя бы один человек, которому приспичило посмотреть время после того, как в новогоднюю ночь пробили куранты?
Я улыбнулась. Затем отвела взгляд и все-таки посмотрела в телефон.
– Ноль-ноль, ноль-три. Первое января.
– Вау! – сказал Женек, улыбнувшись еще шире.
Он не издевался, наоборот, поддерживал мою шутку. Только я не шутила. Я в самом деле хотела узнать, какое сейчас время, какой день, какой год… Новый. Год был новым, и день тоже.
Я вдруг широко заулыбалась этой мысли. Никогда не думала, что буду радоваться просто тому, что наступил новый день. Это же такая мелочь, пустяк… Это случается каждый день. Буквально.
Но как же все-таки приятно понять, что время идет вперед. Что петли больше нет, и что ключик к ней был таким простым и вместе с тем невероятно сложным. Мне потребовалось пять дней, чтобы прийти к этой мысли… Хотя, на самом деле, вся жизнь. Ты не будешь счастлив, пока сам себя таким не сделаешь.
– Ты чего? – спросил Женек.
Наверное, лыбиться я стала совсем безумно. Затем я не сдержалась и выпалила:
– Помнишь, я рассказывала тебе о петле времени?
Только договорив фразу, я поняла, как тупо она прозвучала. Я рассказывала, но Женек этого не помнит. А жаль. Хотелось рассказать ему… рассказать всем на свете, какую задачку я решила. Поделиться своей радостью, и чтобы меня в самом деле поняли, чтобы похвалили. Только, кажется, именно эта радость навсегда останется только моей. Что же, пускай так.
– Нет, – сказал Женек.
Конечно, он не напрягся, его взгляд не стал подозрительным, глаза не прищурились. Он не придал моим словам значения, наверняка подумав, что это очередная моя шуточка, издевка или розыгрыш.
– Ну и фиг с ней!
Слова так легко слетели с моего языка, что я на миг испугалась, а потом захохотала. Теперь я точно выглядела, как сумасшедшая. Как обезумевшая, но не от страха, не от боли и не от печали. А от счастья.
– Алиса, я не думал, что тебя выносит с трех капель шампанского.
Я не обратила на эту шуточку внимания. Вместо обиды, надутых губ или колкости в ответ я села на комод рядом с Женьком. Потом я взяла его за руки и притянула так, чтобы он стоял напротив.
Женек оперся ладонями на комод рядом с моими бедрами и склонился так близко, что еще чуть-чуть и дурацкие кудряшки защекотали бы мой лоб. На его губах играла улыбка и на моих тоже.
Простояли мы так чуть дольше, чем я рассчитывала. Все еще не касаясь друг друга, но находясь в такой близости, что дыхание сбивалось и внутри разлилось тепло, как от солнечных лучей.
Я даже глаза закрыла и оперлась о комод, чтобы не отвлекаться на страх о том, что могу с него свалиться. Но не ощущала губ Женька на своих. Да и любых других касаний тоже.
Тогда я открыла один глаз. Женек изучал мое лицо, и вид у него был чрезвычайно самодовольный.
– Ты не хочешь меня целовать? – спросила я.
Сердце, кажется, на миг остановилось, потому что я уверилась, что Женек и вправду не хочет. Но он воскликнул: