— Сейчас мы тебя побреем, — продолжал ласково Демин, поглаживая лезвием горло курсанта. — Раз и навсегда. Чтобы ты забыл сюда дорогу. Будешь здесь шляться?
— Нет… — прошептал курсант.
— Ну ладно! — засмеялся Демин, сложил бритву и пошел в комнату.
Глущенко остался. Он достал свою бритву. Держал он ее не так умело, как Демин. Но все равно почувствовал, как на него нахлынула волна ощущения власти над беззащитным человеком.
— Снимай ремень! — приказал Глущенко.
— Зачем? — прошептал курсант. — Нельзя: это моя форма.
— Ну! — прикоснулся бритвой к его горлу Глущенко. Курсант повиновался.
Демин и Крыленко мило беседовали, когда вошел Глущенко и бросил ремень курсанта на кровать. Демин понимающе кивнул.
Но тут распахнулась дверь. В комнату вбежала соседка, Иванова.
— Что тут у вас произошло? — закричала она. — Олег ведет сюда милицию!
Демин раздумывал одну секунду.
— Спрятать! — протянул он свою бритву Крыленко. Отдал свою и Глущенко.
Крыленко передала бритвы Ивановой, та унесла их. И вовремя: вошли милиционеры.
Милиционеры искали бритвы долго. Но в конце концов нашли — на соседнем балконе, в мешке с картошкой…
Конец «братства» наступил стремительно. Вольнов оставил на стекле окна в кабинете физики отпечатки пальцев, а в квартире Григорьева была найдена сумочка избитого у стоянки такси Ф. и тетради Маслова. Так что «раскрутить» дело для следствия, вопреки рассказам Демина, не стоило труда.
Закончился и судебный процесс. Приговором Василеостровского народного суда Ленинграда каждому из «братьев» воздалось по заслугам. Зло наказано и, казалось бы, вопросов больше нет.
Но это не так.
О подростках 14–17 лет в последнее время появилось много литературы. И тем не менее, как утверждает известный социолог Игорь Кон, проблемы подростков известны меньше, чем проблемы других возрастов.
Сейчас преступность подростков имеет, конечно, другой характер и другие истоки, чем в голодных 20-х или трудных 50-х годах. И казалось, уйдет в прошлое неустроенность, исчезнут экономические причины преступности — и с ней будет покончено. Но время выдало парадокс. Поднялся уровень всеобщего благосостояния, а вместе с ним — уровень притязаний, особенно у подростка. И появился некий «джентльменский набор», без которого подросток чувствует себя неполноценным, опустившимся ниже «стандарта» своих сверстников. И чтоб восстановить свой престиж, порой готов преступить черту запретного.
Несколько лет назад драматический оттенок имела погоня за дисками. Потом — за джинсами. Ныне каждый третий-четвертый из шестнадцатилетних носит «фирму» за родительские денежки. Но чуть только притупилась проблема «престижных штанов», как в районные народные суды города, словно из рога изобилия, посыпались уголовные дела об угоне мотоциклов. Значит, уровень притязаний опять подскочил вверх.
Характерно, что на каждом судебном процессе об угоне, например, на Васильевском острове, судья задавал преступнику один и тот же вопрос:
— Как же ты решился на такое? Разве не знал, что придется отвечать?
Но подросток, как правило, этот вопрос пропускал мимо ушей и с сознанием своей правоты отвечал:
— Мне очень были нужны запчасти.
Или:
— Не я украл бы — у меня украли бы.
«Я хочу, нужно мне» — этот мотив звучал сильнее всего, заглушая все остальное. Поэтому-то смысл содеянного юный преступник обычно постигает лишь после оглашения приговора, когда прямо из зала суда его берут под стражу и отправляют в места заключения.
Но ведь в нашем случае все обстояло по-другому. Телевизор Глущенко и Вольнов украли не потому, что он им был нужен. Пьяного на улице ограбили не из-за тридцати рублей. У Демина деньги оставались, его «братьев» родители снабжали «на мороженое» достаточными суммами, которых хватало на «бормотуху». И магнитофоны у всех были, и «премия» в виде часов оказалась ненужной, потому что у каждого часы уже имелись. Что же толкнуло их за ту опасную грань, когда сначала озорство, а потом хулиганство, кража потянули за собой изощренное, садистское насилие над людьми?
Условно подростков можно подразделить на две категории. На тех, кто хочет иметь, и на тех, кто хочет быть. Желание подростка иметь «джентльменский набор» (диски, джинсы и пр.) в принципе теперь удовлетворяется. Гораздо сложнее дело обстоит в тех случаях, когда подросток становится на путь преступления, чтобы быть иным — не таким, как остальные. Именно эта причина стала решающей для рождения «братства» во главе с Деминым.
В возрасте 13–15 лет наступает период, когда подросток испытывает необходимость познать себя. Это возможно только в коллективе, как правило, небольшом. В этом «микросоциуме» каждый занимает соответствующее ему место — как молекула в молекулярной решетке. Демин всегда жаждал быть в первых рядах. В детстве это ему не удавалось, а он чувствовал свою незаурядность и потребность реализовать ее. Это удалось сделать в группе ребят из ПТУ. В свою очередь, ребят толкнула к Демину вполне естественная в этом возрасте потребность в идеале, который может служить точкой внутренней опоры. Если ни семья, ни школа такого положительного идеала не сумели привить, естественно, что его место занимает антиидеал. И чем больше в нем остроты, необычности, рискованности, тем легче подросток ему покоряется.
Что привлекло их в Демине?
«Бесстрашный парень, хороший товарищ. Нам очень хотелось на него походить», — так говорили они о нем на суде. Потому что подражать больше было некому.
А ведь каждый из них воспитывался в спокойной, вполне благополучной семье.
— Наш сын — очень хороший мальчик. Он у нас веселый, жизнерадостный. Дружить с Деминым я ему запрещала. И он обещал, что не будет, — из показаний на суде матери Глущенко.
— Сын мне всегда все рассказывал. А тут сама не знаю, почему так получилось. Семья у нас благополучная. Муж не пьет. Правда, сын раз приходил домой выпивши. Я его отругала, — говорит мать несовершеннолетнего Щавеля.
— Я сына всегда строго контролировал, — рассказал суду отец Черепкова. — Он домой приходил вовремя. Семья у нас спокойная, обеспеченная. Я всегда доверял сыну.
Доверие к детям. Оно должно быть взаимным. Если родители не чувствуют, что дети им тоже доверяют, надо бить тревогу. Но в данном случае этого не произошло. Все способы завоевать доверие сына свелись к одному: «ребенок» сыт, обут, одет, имеет магнитофон, проигрыватель или мотоцикл. Что еще нужно сыну? А ему нужно большее. Ему нужен человек, способный его понимать, сопереживать ему, проникнуться его интересами. Человек, которому можно доверить свои сомнения, тайны, мечты.
Место этого человека занял Демин. И то, что отцы и матери «братьев» называли доверием к своим детям, обернулось бесконтрольностью, беззаботностью, родительской слепотой.
В одной из школ старшеклассникам было предложено написать сочинение на тему «О взрослых». Некоторые работы буквально поразили педагогов точностью оценок, верностью наблюдений. Вот что пишет четырнадцатилетний подросток.
«Взрослые бывают разные. Одни чуть что — сразу говорят: «А вот в наше время была молодежь!» Но я вообще сомневаюсь, была ли раньше молодежь. Я таких взрослых ненавижу.
Но есть и другие. Например, у нас во дворе живет мужчина, лет 28. Он каждое лето уходит в походы, то в горы, то на байдарках. По вечерам, когда он свободен, он втягивает ребят в какие-нибудь игры. Чаще всего в футбол. Жалко, игра получается неинтересной: у нас нет площадки. Жилконтора уже третий год обещает.
Или вот к нам во двор приходят совсем другие взрослые. Они приходят не с пустыми руками, а в руках у них бутылки вина. В лучшем случае — в карманах у них закуски. Придут и начнут. А гулять негде. Вот и сидишь, смотришь. А то приходят по вечерам так называемые парочки…»
Духовной делают личность обстоятельства. Человек существует, пока остаются гуманизм, высокая моральность, доброта. Пока его этому учат.
И подростка учат — в школе, ПТУ, а когда он вырастет — в университете, на работе. Учат, что лгать и воровать плохо, что обижать слабых — подло, что уклоняться от борьбы со злом — низко. Учат на примерах классической литературы, на опыте повседневной жизни. И выходит, что подросток теоретически великолепно подкован сейчас в вопросах морали. Но в сложных, драматических ситуациях, когда он проходит искус выбора, нередко оказывается, что практический шаг он сделать не в силах. Потому что его не учили главному: умению брать на себя личную ответственность за каждый свой поступок, за все происходящее вокруг.
Что говорить: подавляющее большинство подростков, например, наивно полагают, что могут нести личную ответственность перед законом лишь после достижения совершеннолетия. А ведь юридической ответственности подлежат лица, достигшие 16 лет, а в некоторых случаях и 14-летние. Однако, как правило, несовершеннолетний преступник узнает об этом только на предварительном следствии. Когда же подросток понимает смысл этого, то платит за изъяны в своем правосознании слишком дорогой ценой — свободой.
Впрочем, уголовный кодекс предусматривает наказание за совершенное преступление. И лишь в некоторых случаях может следовать кара за опасное бездействие. В остальных случаях высший суд — суд собственной совести. А если внутренний судья спит? Кому дано разбудить его?
Серым зимним днем под моим окном раздался шум, возмущенные крики. Внизу, на улице, несколько старушек окружили трех-четырех подростков и о чем-то с гневом выговаривали парням. Гвалт стоял такой, что слов разобрать было невозможно. Подростки молча слушали, потом повернулись и под предводительством рослого парня исчезли за углом.
А старушки неожиданно замолчали. Они смотрели вверх.
Вверху, на широком карнизе дома напротив, пытался удержаться голубь. Он широко расправил крылья, упираясь их кончиками в карниз. Но вот сорвался, взмыл вверх, роняя капли крови. На том месте, где голубь пытался устроиться, осталось расплывшееся пурпурное пятно.