А потом уроки в понедельник кончились, я спросил у Лил, не хочет ли она сходить со мной на Бумажную фабрику Балларда, и она спросила: «Зачем?», и я сказал, что научу ее метать подковы, и она ответила: «Да чего там учиться-то?», а я сказал: «Это трудней, чем ты думаешь», и она сказала, что ладно, тогда она попробует, и мы пошли за фабрику, на площадку с колышками. Подковы тоже лежали там, как и обещал мистер Баллард.
Я показал Лил, как надо брать подкову за середину, как вставать пяткой у одного из колышков и как делать перед броском пару проверочных взмахов, и она бросила первую примерно на десять футов – а это, на случай если вы не знаете, гораздо меньше того расстояния, которое ей полагается пролететь. Потом она бросила вторую, тоже на десять футов, и так обозлилась, что бросила третью изо всех сил, и та упала боком и прокатилась по земле почти до самого колышка. Тогда она решила, что уже освоила технику метания, и кинула последнюю так же сильно, как предыдущую, только отпустила ее не когда надо, а в самом конце взмаха рукой, так что подкова взлетела прямо вверх, и Лил завопила и съежилась, а я наклонился над ней и держал ее, чтобы подкова не попала в нее, когда упадет, но она упала не на нас, а рядом, и когда мы выпрямились, она посмотрела на меня так, как будто я только что совершил благородный и героический поступок.
Знаете, что при этом чувствуешь?
Что-то изумительное.
Потом мы собрали все подковы и перешли к другому колышку, и она сказала: «А теперь ты давай кинь», и я кинул.
И все вышло просто отлично. Я дважды взмахнул рукой, отпустил подкову точно в нужный момент, и она полетела медленно, красиво, и повернулась в воздухе один раз, и спланировала концами вперед, упала на песок всей плоскостью и проехала по нему ровно столько, чтобы звякнуть о колышек.
Звук был такой чудесный, как будто…
Ладно, вру.
Я промахнулся, наверное, на целую милю.
Но это совершенно неважно, потому что после того, как мы закончили метать подковы, случилось еще кое-что, и гораздо лучше.
Знаете что? Я поцеловал ее. И мы не спеша пошли обратно домой – она и я.
Глава 6 / Гравюра CCXLIIСнежная Цапля
Но если вы хотите брать пример с Желтоногого Улита, имейте в виду: оказаться на середине картины значит подойти ровно настолько же ближе к темному лесу.
Когда около половины ноября осталось позади, стало ясно, что если вы живете в тупом Мэрисвилле, штат Нью-Йорк, то более паршивого месяца для бега вам не придумать. Конечно, дальше могло стать еще хуже – тут угадать трудно. Но в ноябре над долиной скапливаются густые облака, которые висят совсем низко, так что под ними всегда сыро и холодно, и каждый день примерно в то время, когда мы с Джеймсом Расселом и Отисом Боттомом выходили бегать, буквально каждый день начинался дождь. Думаете, я вру? И этому дождю не хватало всего пары градусов, чтобы превратиться в снег, – он был серый, противный и очень быстро, почти сразу забирался к вам за шиворот, так что и свитер, и футболка, и вся одежда скоро промокала насквозь и становилась такой холодной, что хоть сдирай ее с себя, но что было делать? Приходилось терпеть.
Зато этот холод заставлял меня набирать скорость, так что, когда мы подбегали обратно к школе, даже Джеймс Рассел успевал как следует запыхаться, а Отис Боттом все время поглядывал на меня, как будто удивлялся, чего это мы несемся как угорелые. Но нельзя же мне было идти на урок к мистеру Феррису мокрым до нитки, а сменить футболку я мог только до того, как в раздевалку вернутся все остальные, – вы знаете почему. Думаю, и Джеймс Рассел с Отисом Боттомом это наконец сообразили. По крайней мере, когда я брал сухую футболку и шел с ней в туалет, они ни разу ничего не сказали.
Но за неделю до Дня благодарения случилась довольно неприятная штука. Так Называемый Учитель Физкультуры объявил, что у нас начинается секция волейбола и все мы – он повторил, что имеет в виду всех без исключения, – должны быть страшно рады и с энтузиазмом взяться за дело, поскольку волейбол – это Командный Вид Спорта, который требует от каждого ученика, чтобы он стал Частью Команды.
Просто блеск.
Тогда мы натянули сетку, пока он сидел у себя в кабинете, и отметили липкой лентой границы поля, и стали носиться с мячами и пробовать подавать сверху, хотя никто толком не знал, как это делается, и Так Называемый Учитель Физкультуры вылез из своего кабинета и сказал, что нам велено тренировать пас вперед и назад, хотя мы об этом в первый раз слышали, после чего снова ушел к себе в кабинет, и мы стали тренировать пас вперед и назад и тренировали, пока нас не затошнило, а потом стали играть волейбольным мячом в вышибалы, а потом Так Называемый Учитель Физкультуры снова вылез из своего кабинета и наорал на нас, а тут и звонок прозвенел.
Еще один идиотский урок физкультуры в Средней школе имени Вашингтона Ирвинга.
А на следующий день, когда у нас была литература, мисс Купер принесли записку от директора. Она прочитала ее и посмотрела на меня.
– Дуглас, директор Питти просит тебя зайти после уроков.
Весь класс уставился на меня. Они, очевидно, решили, что я со своими ярко выраженными криминальными наклонностями опять отколол что-то невообразимое.
– Чего это? – спросил я.
– Если имеешь в виду «Зачем я понадобился директору Питти?», то я отвечу: «Не знаю». Но я уверена, что он тебе скажет.
– Он скажет, – повторили вокруг примерно двадцать два голоса.
– Ну хватит, – сказала мисс Купер и, посмотрев на меня в последний раз – как мне почудилось, слегка взволнованно, – повернулась обратно к доске.
Лил наклонилась ко мне.
– Что ты натворил?
Я пожал плечами.
– Почему обязательно натворил?
– Тех, кто ничего не натворил, к директору обычно не вызывают.
– Ладно. Тебе я скажу. У директора Питти есть сумасшедшая жена, и он прячет ее на школьном чердаке, но время от времени она убегает.
– В нашей школе нет никакого чердака, – сказала Лил.
– Ну, в подвале. Я туда случайно зашел – и на тебе. Миссис Питти набросилась на меня, как будто хотела закусать насмерть. Но я вырвался, и теперь директор Питти хочет, чтобы я помалкивал. Наверное, он меня тоже запрет. И тогда эту ужасную тайну будешь знать только ты.
Надо сказать вам, что я раскрывал Лил эту ужасную тайну, пока мисс Купер пыталась обучить нас Волшебным Свойствам Наречий, и когда она спросила, не хотим ли мы с Лил сообщить что-нибудь ценное всему классу, мы замолчали, быстро сообразив, что мисс Купер смотрит на нас Сурово и накажет Безжалостно, если мы не прекратим Немедленно. Надеюсь, эта последняя фраза убедила вас в том, что можно болтать и учиться одновременно.
Директор Питти заставил меня ждать битых полчаса – опять. Я так понимаю, он это делал нарочно. Потом он открыл дверь и велел мне войти и сесть, а потом сел за свой стол, под Бурым Пеликаном, и посмотрел на меня так, как будто во всех бедах Средней школы имени Вашингтона Ирвинга виноват исключительно я один. Еще и головой покачал несколько раз, прежде чем заговорить.
А Бурый Пеликан – он был прекрасен. Думаете, я вру? Он мог бы выглядеть так же глупо, как Большеклювые Тупики, потому что состоял в основном из клюва. Поставьте его рядом с Полярной Крачкой, и вы не поверите, что он вообще способен летать. Ноги, кривая шея, окрас – он мог бы выглядеть как придурок. Но он так не выглядел.
Когда вы смотрели на него, вам было все равно, как он устроен. Потому что у него был благородный вид. Будь вы птицей, вам захотелось бы ему поклониться.
– Директор Питти побеседовал с тренером Ридом, – сказал директор Питти.
Интересно, какой голос был бы у Бурого Пеликана, если бы он умел говорить? Такой низкий и звучный, наверное, хотя по нему было бы понятно, что он и смеяться умеет. И мягкий. И спокойный.
– Тренер Рид сказал мне… Дуглас, тебя не затруднит обратить внимание на то, что желает сообщить тебе директор Питти?
Вы легко могли представить себе, как Бурый Пеликан стоит над Морской Чайкой в тот момент, когда он ей нужнее всего, и говорит, что когда-нибудь она еще вернется в небо.
– Эй, дорогой мой, а ну-ка посмотри директору Питти в глаза!
Я посмотрел. Это было нелегко.
– Я сказал, что директор Питти побеседовал с тренером Ридом.
Помните, я рассказывал вам, что чувствуешь, когда противный ледяной дождь забирается к тебе за шиворот?
Директор Питти поднял со стола какой-то листок.
– Тренер Рид попросил секретаря перепечатать вот этот отчет для твоего Личного Дела.
Просто чтобы вы знали, я вам сообщу, что не сказал: «А я не знал, что Так Называемый Учитель Физкультуры может написать отчет». Я этого не сказал, хотя мне очень хотелось. Иногда я все-таки понимаю, когда надо промолчать.
– Он сказал директору Питти, что ты уже много недель подряд прогуливаешь его уроки.
– Я бегаю, – сказал я. – Он видит, как я выхожу в начале каждого урока.
– Разве у вас сейчас секция бега?
– У меня – да.
– А у всего остального класса – нет, и знаешь что? Ты пока еще не учитель. – Он посмотрел на свой листок. Бумага была голубая, и это, как я понимаю, должно было нагнать на меня еще больше страху. – Здесь написано, что ты пропустил все занятия в секции борьбы.
Я ничего не сказал.
– Как будешь исправляться?
Я и тут ничего не сказал. Я решил, что сейчас лучшая тактика – это держать рот закрытым. А то мало ли что.
– Директор Питти объяснит тебе, как ты будешь исправляться. Тренер Рид чередует разные секции для разных классов, и сейчас у него начнется секция борьбы для тех, у кого физкультура идет пятым уроком. Ты тоже будешь приходить к нему в это время, и не вздумай пропустить хоть один день.
– Во время пятого урока у меня ланч, – сказал я.
– Во время пятого урока у тебя был ланч, – сказал он.
– А надо мне будет, как раньше…