Сара хочет поскорее лечь. Понимаясь по лестнице, она чувствует, как что-то стекает по внутренней стороне ее бедер. Ее голова кружится все сильнее с каждым шагом. Ухватившись за массивные деревянные перила, она подтягивается, но острая боль пронзает ее живот и заставляет ее согнуться пополам.
Давид ставит скрипку на землю, используя свободную руку, чтобы поднять ее, но у нее нет сил, чтобы пошевелиться.
– Сара, я отнесу Самюэля в квартиру. Я вернусь за тобой.
– Нет! Мы не должны оставлять его одного!
Она смотрит по сторонам, ей кажется, что за ней кто-то следит. Зачем кому-то понадобилось эвакуировать целый квартал? Вряд ли здесь жили одни евреи. Тусклые стены молча смотрят на нее. Вдруг она замечает следы от пуль. Должно быть, здесь была перестрелка. Может, в ней участвовали борцы Сопротивления, может, поэтому им пришлось эвакуировать целое здание. Она содрогается при мысли, где они могут быть сейчас.
Давид забирает Самюэля у Сары и помогает ей встать, оставив скрипку и чемодан на ступенях. Муж ведет ее еще два этажа вверх к квартире.
– Можно мне немного воды?
Она оглядывается в поисках кухни, но шкафы разломаны на части, дверца духовки болтается на одной петле, ящики перевернуты, их содержимое разбросано по полу, кровь разбрызгана по стенам. Сара отворачивается, сглатывая подступившую к горлу желчь.
– Не важно, – говорит она.
Давид ведет ее в маленькую спальню. Затем достает ключ из кармана и вставляет его в крошечную замочную скважину в стене, которую Сара даже не заметила. Он толкает потайную дверь и открывает ее, освещая помещение внутри маленьким фонариком. Она задерживает дыхание, почти ожидания увидеть спрятавшихся внутри людей, но там пусто. Они заходят внутрь при свете фонарика. Это скорее шкаф – едва хватит места, чтобы лечь. Но здесь хотя бы пусто и ничем не пахнет, только пылью.
– Я принесу матрас. – Он отдает Самюэля обратно Саре. – Жди здесь.
Женщина падает на пол с ребенком в руках, слишком изнуренная, чтобы ответить.
Глава 30Сара
Париж, 3 мая 1944 года
Самюэль тихо плачет во сне. Сара бы с удовольствием перевернулась на другой бок и снова погрузилась в глубокий сон. Целебная сила сна, кажется, успокоила боль в ее животе. Но она знает, что ребенок, должно быть, проголодался, и она хочет покормить его до того, как плач станет громче. Очень важно, чтобы они издавали как можно меньше шума, но дело не только в этом. Невозможно вынести мысль о том, что он плачет. Страдает. Вот что пугает ее больше всего. Она старается не думать об этом. Но она видела, как это происходит. Дети, которых отрывают от матерей.
В кромешной тьме комнаты она садится и берет его на руки. Тут так тепло, что она спала голышом. Сара проводит пальцем по его губам, помогая ему нащупать сосок. Он не сразу хватается за него, начинает и снова останавливается, как будто чем-то недовольный. Сара все еще беспокоится, что у нее недостаточно молока.
Как же ей повезло, что роды прошли без осложнений. Только эта боль ее потрясла. Но сколько еще им будет так везти? Они должны были быть в безопасности в своей квартире в богатом 16-м округе. Да ради всего святого, никто даже не знал, что они евреи, пока им не пришлось носить эту чертову желтую звезду, как кровоточащую рану или мишень. Оглядываясь назад, она жалеет, что подчинилась, жалеет, что носила ее, но в каком-то извращенном смысле не носить эту звезду было бы трусостью. Она ведь не стыдиться быть еврейкой. Это ее наследие – то, откуда она родом. Никто никогда не заставит ее стыдиться этого. Так что она пришила эту звезду, как было приказано, и вышла, высоко подняв голову. Как же она была наивна! Это сразу все изменило. Люди теперь видели звезду, а не ее.
Когда она впервые спустилась в метро после того, как носить звезду стало обязательным, контролер грубо сказал ей:
– Последний вагон, мадмуазель.
Ей пришлось выйти на следующей остановке и пойти в последний вагон, проглотив комок жалости к себе, застрявший в горле.
Спустя неделю ее отца арестовали за то, что он приколол свою звезду вместо того, чтобы пришить ее. Он подумал, что так будет проще переносить звезду на другую одежду. Это заметил один солдат, и его отправили прямиком в Дранси – без суда и следствия, без шанса на апелляцию. Они получали письма следующие шесть месяцев, а сами с любовью отправляли посылки с едой и записки со словами поддержки. А потом ничего, и не было никакой информации о нем, как будто он никогда не существовал. Сара моргает, чтобы стряхнуть слезы, которые наворачиваются на глаза всякий раз, когда она думает о нем.
Давид лежит рядом с ней и даже не шевелится. Должно быть, он очень устал. Но она тоже голодна и хочет пить. Может, поэтому ее молоко не выходит наружу.
– Давид, – шепчет она. – Давид, ты спишь?
– А что?
– Ты не мог бы принести мне немного воды?
– Как Самюэль? – бормочет он.
– Он хочет есть, но мне кажется, что у меня недостаточно молока.
– Не беспокойся. Оно появится.
Она чувствует, как Давид привстает.
– Я принесу воды.
– Спасибо. Я ужасно хочу пить.
Он берет фонарик и выходит из комнаты.
Саре хочется плакать, потому что ребенок извивается и хнычет, то цепляясь за грудь, то отпуская ее. Что, если она не сможет его как следует кормить?
Давид возвращается несколько минут спустя и протягивает ей большой стакан воды, освещенный светом фонарика.
– Сейчас три часа утра. Наш малыш спал целых пять часов. Это очень неплохо для новорожденного. Другая хорошая новость – они не разбили все стаканы. Пей из этого, а я пойду наведу там порядок.
Она с благодарностью пьет воду. Ей так сильно хотелось пить. Наверное, в этом была проблема. Теперь уж наверняка у нее появится молоко.
Пока Давида нет, она изо всех сил пытается расслабиться, говорит себе, что здесь они будут в безопасности, что все это сумасшествие скоро закончится, что однажды жизнь снова станет нормальной. Им просто нужно продержаться еще немного.
Давид возвращается, и она слышит радость в его голосе.
– Угадай, что я нашел?
– Что?
– Они спрятали еду в бачке унитаза.
– А ее можно есть?
– Да. Это консервы. Джем из черной смородины, тунец, оливки, маринованный перец.
Он замолкает и как фокусник достает поднос, полный еды.
Вместе они делят эту странную трапезу.
– Мне нравится тунец с джемом из черной смородины.
Сара сжимает его руку.
– Спасибо. Ума не приложу, почему мы раньше так не ели.
Пока она с аппетитом ест и держит ребенка у груди, она больше не беспокоится о том, сможет ли она его кормить. Через какое-то время Сара понимает, что малыш перестал хныкать и, кажется, начал глотать молоко. Он пьет. Она прислоняется спиной к стене и наслаждается новым ощущением, чувствуя, как молоко выходит из ее груди. Все будет хорошо.
Позже она засыпает, полностью удовлетворенная и в кое-то веки не на голодный желудок.
Должно быть, она крепко спит, потому что ей снится, как кто-то стучит в окно и просит, чтобы его впустили. Она только собирается открыть окно, но просыпается.
Действительно раздается стук. Но он исходит не от окна. Ее пульс учащается. Кто-то стучит в стенку шкафа.
– Давид! – испуганно шепчет она, пытаясь его разбудить.
– В чем дело?
– Тихо. Слушай. Там кто-то есть.
Он замолкает. Сара почти видит, как он напрягает слух.
Она сильно сжимает его руку. Вот опять. Легкий стук. Три коротких удара, затем один длинный.
– Это Жак.
Давид идет открывать дверь, пока Сара облегченно выдыхает.
– Все в порядке, – шепчет Жак. – Все чисто. Вы можете выходить.
Жак принес им припасы. В основном это еда, пара детских вещей и несколько подгузников.
– Моя жена хотела, чтобы я принес еще больше, но я не мог нести в руках больше вещей, на случай если меня остановят.
Он делает паузу.
– Завтра вам снова придется уйти.
– Почему? – Давид хмурится. – Саре бы не помешало отдохнуть пару дней.
– Я знаю, но это слишком рискованно. Боюсь, что среди нас есть предатель. Боши слишком быстро находят наши убежища, слишком легко. Не могу избавиться от мысли, что кто-то дает им наводки. Только я и еще два доверенных человека знают, что вы здесь, так что все должно быть в порядке. Но безопаснее перемещаться.
Он улыбается.
– На этот раз я нашел для вас дом за городом. Он находится в Сен-Жермен-ан-Ле. Не слишком далеко, но вам придется ехать на машине. Я все организую. Вам просто надо быть готовыми завтра в полдень.
Давид кладет руку на плечо Жака.
– Спасибо, Жак. Мы никогда не забудем, что ты для нас сделал.
Жак не произносит ни слова, только кладет свою руку на руку Давида.
Глава 31Сара
Париж, 4 мая 1944 года
Сара просыпается. В шкафу темно, но она знает, что сейчас раннее утро. Ее первая мысль – о ребенке. Ей как будто подарили подарок – самый лучший, самый невероятный подарок в жизни, и как только она просыпается, она хочет его увидеть, потрогать, проверить, что он существует – что он ей не просто приснился.
Она не видит его в темноте шкафа, но чувствует, что он лежит рядом с ней, слышит его легкое, размеренное дыхание. Она инстинктивно чувствует, что он крепко спит. Вдруг скрип заставляет ее подпрыгнуть. Похоже, кто-то стоит на лестнице.
– Давид, – шепчет она. – Ты что-нибудь слышал?
– Нет.
Он переворачивается во сне и протягивает ей руку. Сара берет ее, переплетает свои пальцы с его пальцами и говорит себе, что, должно быть, ей почудилось, что ей следует еще поспать, пока спит малыш. Она должна сохранить силы для того, что ждет их впереди. Возможно, им придется переезжать каждый день. Но она не может успокоиться, зная, что они где-то там ищут их.
Глухой удар сотрясает стену. Она отпускает руку Давида и садится на постели, пот ручьем стекает по ее лбу. Она берет ребенка на руки и крепко прижимает к груди.