Он берет мой палец, подносит к своим губам и целует его.
– Ты говоришь о религии?
– Неужели ты действительно веришь в Бога? После… после всего?
– Теперь верю. – У меня вырывается легкий смешок. – Да, верю.
Я убираю палец с его губ.
– Я молилась однажды кое о чем, и Бог услышал.
– Он ответил на твою мольбу?
– Да.
– О чем ты просила?
– Я не могу тебе сказать. Это касается только меня и Бога.
– Ты заставляешь меня ревновать.
– Не говори так. Звучит как богохульство.
– Прости. Но мне интересно, о чем ты просила. Ты просила, чтобы красивый мужчина украл тебя?
Я слегка хлопаю его по щеке.
– Ну, тогда бы я все еще ждала его, разве нет?
Он смеется легким, заливистым смехом, который заставляет мое сердце биться чаще.
– Вот бы этот момент никогда не заканчивался.
Я целую его.
Глава 40Жан-Люк
Юг, 31 мая 1944 года
Когда мы наконец доходим до Сен-Жан-де-Люз, солнце уже прячется за низкими облаками, утопая в розовом сиянии; волны разбиваются о берег, их шум ритмичен, как музыка. Высокие богато украшенные дома стоят вдоль улицы напротив пляжа, небольшие мостики тянутся через дорогу, соединяя парадные двери с набережной. Все это выглядит так живописно, что мысли Жан-Люка начинают путаться, он представляет себе пляжный отдых: играть на песке, греться на солнце в тишине и безопасности. Он трясет головой, крепко зажмуривает глаза и спрашивает себя, станет ли когда-то такая мечта частью его жизни.
Им нужно отправиться к небольшой деревушке прямо за рекой – Сибур. Они сразу находят мост, но сам Сибур представляет собой лабиринт из узких, запутанных улочек. Им приходится долго блуждать, ходить кругами. Но на пути им не попадается ни одного солдата, а на улицах стоит зловещая тишина, и Жан-Люку начинает казаться, что за ними кто-то следит через щели в стенах.
– Скоро начнется комендантский час. – Голос Шарлотты звучит неестественно высоко. Она надевает туфли, и Жан-Люк видит, сколько боли приносит ей каждый шаг, но она не произносит ни звука.
Завернув за ближайший угол, он тут же узнает название улицы – авеню де Л’Осеан. Самюэль хнычет и ерзает у него на груди. Он тихо стучит в дверь дома номер 24, но в доме тихо. На этот раз он с силой стучит костяшками по дереву и наклоняется вперед, чтобы расслышать хоть какое-то движение.
– Oui? – Дверь приоткрывается, но остается запертой на цепочку.
Жан-Люк делает шаг назад и дает Шарлотте подойти к двери.
– Мы пришли по поводу куриц. Одна из них заболела, – шепчет она. Это секретный код, которым поделилась с ней мама.
Жан-Люк с замиранием сердца слушает, как скользит дверная цепочка, дверь открывается. Они быстро заходят внутрь, пока женщина осматривает улицу, прежде чем войти вслед за ними.
Запах вареного кабачка наполняет длинный темный коридор. Самюэль прижимается к груди Жан-Люка и тихонько всхлипывает.
Женщина пристально осматривает их, затем отходит, пожимает плечами и пропускает их внутрь.
– Что у нас здесь? – Мужчина внимательно разглядывает их своими темно-синими глазами, посаженным на квадратном, усеянном морщинами лице.
– Я Шарлотта де ла Виль, вы, наверное, мой двоюродный дедушка Альберт.
Она наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку, но он отстраняется.
– Quoi? – Он собирается произнести что-то еще, но его слова тонут в приступе кашля. Женщина хлопает ему по спине.
– Ничего, ничего! – Он отталкивает ее руку.
Когда кашель проходит, он переводит взгляд с Шарлотты на Жан-Люка и обратно, но не говорит ни слова, атмосфера в комнате остается напряженной.
– Alors? – наконец произносит он.
– Моя бабушка – ваша сестра. Моя мама сказала нам прийти сюда.
Вдруг он хватает Шарлотту за подбородок, начинает вертеть его из стороны в сторону, придерживая большим пальцем. Жан-Люк видит, как она напрягается, и начинает беспокоиться, что они пришли не к тому человеку, не по тому адресу.
Так же внезапно он отпускает ее.
– Да, я эти глаза узнаю из тысячи. Ты очень на нее похожа. У тебя есть ее личные вещи?
– Чьи?
– Твоей бабушки. Моей сестры.
– Нет.
Шарлотта хмурится.
Какое-то время они стоят и ждут, запах кабачка становится все сильнее. Затем Шарлотта откашливается.
– Она подарила мне брошь… На мой восемнадцатый день рождения.
– Покажи мне.
Альберт почесывает бороду и щурит глаза, изучая ее.
Трясущимися руками она расстегивает пуговицы на пальто и снимает брошь, приколотую к блузке.
Он берет ее в свои грубые мозолистые руки и ощупывает пальцами гладкую поверхность зеленого камня.
– Я помню ее. Кто ей подарил эту брошь?
– Ее отец, когда ей исполнился двадцать один год.
Какое-то время они стоят молча, пока он вертит в руках брошь. Затем он кладет ее в раскрытую ладонь Шарлотты и аккуратно сжимает ее пальцы вокруг броши.
– Смотри не потеряй.
Альберт замолкает, на его губах вдруг появляется легкая улыбка. Он внезапно хватает Шарлотту за плечи, прижимает к себе и громко целует – дважды в каждую щеку. Когда он отпускает ее, то поворачивается к Жан-Люку:
– А это у нас кто?
Жан-Люк протягивает руку.
– Жан-Люк Бошам, очень рад знакомству с вами, месье.
Альберта снова прищуривается, осматривая Жан-Люка с ног до головы.
– Я предпочитаю сначала познакомиться с человеком, а потом уже жать ему руку, – заявляет он хриплым голосом.
Жан-Люк опускает руку. Будто почувствовав, что их отвергли. Самюэль начинает не просто всхлипывать, а громко плакать. Наклонившись вперед, Жан-Люк развязывает ткань, достает Самюэля и поднимает его.
– А это Самюэль.
– Твой сын?
– Нет, – быстро отвечает Шарлотта.
Альберт меняется в лице, его глаза смотрят более дружелюбно.
– Пойдемте-ка присядем.
Они медленно плетутся по темному коридору на кухню. Альберт садится в конце длинного обеденного стола, как король, наблюдающий за своими придворными. Жан-Люк замечает на поверхности стола следы от горячей посуды и затушенных сигарет. Он передает ребенка Шарлотте и залезает в рюкзак за фляжкой. Когда он ее встряхивает, звук капель молока, которые разлетаются вокруг, будто бы эхом раздается по комнате.
– У вас есть молоко?
– Мы можем достать немного. – Альберт поворачивается к женщине. – Мари, сходи и спроси у Пьерра.
Она молча выходит из кухни.
Жан-Люк наполняет бутылочку остатками молока и передает ее Шарлотте. Той приходится повозиться с ней какое-то время, прежде чем Самюэль ее берет. Жан-Люк замирает, ожидая, пока ребенок начнет пить.
– Сколько ему? – хмуро спрашивает Альберт – Он выглядит совсем крошечным.
Жан-Люк пожимает плечами.
– Мы не до конца уверены. Должно быть, всего пара недель.
– Вы проделали весь путь из Парижа с младенцем на руках, и это даже не ваш ребенок?
Никто не отвечает, затем Шарлотта прерывает молчание:
– Он очень хороший. И нам повезло, что нас не задержали.
Жан-Люк слышит гордость в ее голосе.
– Итак? – Альберт вскидывает одну бровь. – Зачем вы пришли сюда? Чего вы хотите от меня?
– Мы надеемся на вашу помощь. – Шарлотта смотрит ему в глаза. – Мама сказала, что вы помогали людям сбежать в Испанию.
Альберт чешет бороду и смотрит то на Шарлотту, то на Жан-Люка.
– Но зачем вам сбегать? Что вы натворили? Жан-Люк что, еврей?
– Нет, – говорит Шарлотта.
Жан-Люк продолжает за нее:
– Я работник железной дороги. Работал в Бобиньи – на станции Дранси.
– Вот оно что. – Густые брови Альберта хмурятся, на его лбу выступают глубокие морщины.
– Я знал, что надо выбираться оттуда. Просто ждал подходящего момента. Сначала я попытался вывезти из строя рельсы, но из-за этого попал в больницу. А потом однажды утром, когда один из поездов должен был уехать, женщина попросила меня забрать ее ребенка… и спасти его.
– Этого ребенка?
– Да.
– Значит, это правда. Они увозят евреев через Дранси.
– Да, тысячами.
– Я слышал. Но куда они их везут?
– Не знаю наверняка, но думаю, что куда-то далеко на Восток. Они меняют машинистов на границе. Только боши знают, куда они действительно направляются.
Морщины на лбу Альберта становятся еще глубже.
– Только боши. Ублюдки!
Шарлотта встает. Жан-Люк видит, что она пытается успокоить Самюэля, который громко плачет. Они оборачиваются на Марию, когда та возвращается на кухню с металлическим молочником.
– Это стоило мне двух пачек сигарет «Житан».
– У нас есть сигареты.
Жан-Люк засовывает руку в нагрудный карман и достает оттуда пару смятых пачек. Он толкает их по столу вперед.
– Итак, – Альберт закуривает, – эта женщина попросила вас взять ее ребенка?
Он протягивает открытую пачку Жан-Люку.
– Да. – Жан-Люк трясет головой, отказываясь от предложенной сигареты, – Она умоляла меня. Она знала, что случится, если она возьмет его с собой в поезд.
– Но почему вы не отдали его кому-то другому?
– У нас никого не было. И… мы торопились уехать из Парижа. Мне нужна была форма бошей, чтобы выбраться со станции, вы же понимаете.
Альберт кивает, легкая улыбка играет у него на губах.
– Мне пришлось подстрелить боша, чтобы получить ее. Я знал, что они будут меня искать, а мне негде было оставить ребенка, чтобы он был в безопасности.
Он замолкает на мгновение.
– Я пошел домой к Шарлотте. Я не знал, куда еще мне идти, и мама Шарлотты помогла нам. Рассказала про вас и дала нам денег.
– Она знала? – Альберт кашляет, и его тяжелый кашель выдает в нем курильщика со стажем, чья мокрота скапливалась в легких годами.
Мари встает и хлопает его по спине.
– Я же говорю тебе, что пора прекращать курить.
– Ты бы лишила меня всех удовольствий, если бы могла, да, женщина?
Она громко цокает, но продолжает гладить его по спине.