Мне приходится идти за ним.
Завтрак состоит из нарезанного baguette и миски с горячим шоколадом. Он разложен на желтой скатерти. Эти люди совсем не используют тарелки, вместо этого они руками собирают крошки после еды и выбрасывают их из окна. Они окунают свой хлеб в миски с кофе, но я не опускаю свой в горячий шоколад. Я намазываю масло и абрикосовый джем на свой кусок. Как же мерзко, когда в твоем напитке плавают хлебные крошки! И кто вообще пьет из мисок? У них в доме нет настоящих чашек, только маленькие кофейные чашечки, как в чайных наборах для девочек.
Они разговаривают, но я не понимаю ни слова. Я только научился говорить oui, да, и non, нет.
После завтрака иду в свою комнату и одеваюсь. Моя одежда сложена в блестящем деревянном шкафу, который пахнет так, будто ему уже сто лет. В его дверце торчит металлический ключ, я попробовал повернуть – он действительно работает. Можно на самом деле запереть в нем кого-то. Почти вся моя одежда – вещи, которые я привез из дома. Они непонятным образом оказались здесь, прямо как я.
Достаю с полки пару джинсов и желтую футболку. Пока одеваюсь, пытаюсь представить, куда они поведут меня сегодня. Я уже поднимался на Эйфелеву башню. Смотрел на Париж сверху вниз, будто из окна самолета.
Бородач открывает дверь и входит в комнату.
– Allez, Samuel. Nous allons sortir, toi et moi[4].
Я догадываюсь, что мы куда-то идем. Не спрашивайте, откуда я знаю это, просто знаю. Поднимаюсь и выхожу из комнаты вслед за ним, мы из квартиры спускаемся по лестнице и оказываемся на улице.
Тротуар настолько узкий, что мы не можем идти рядом. Это хорошо, потому что у меня есть ощущение, что он взял бы меня за руку, если бы мог. Но он идет позади, положив руку мне на плечо и направляя меня. Иногда он сжимает мое плечо, чтобы я притормозил, а затем показывает что-то и болтает на французском.
В Париже нет коттеджей, и двориков тоже. Кругом одни многоквартирные дома и смешные магазинчики. Тут есть кондитерские, в которых просто продают выпечку, только вот дома выпечка совсем другая. Там есть блестящая булочка в форме косички и печенье в форме полумесяца, покрытое сахарной пудрой. Но я бы лучше съел пончик с джемом.
Пока мы идем, я рассматриваю окошки на крышах. Пытаюсь представить себе, как нацисты забегали по узким лестницам, кричали и стреляли во все стороны.
Бородач ведет меня в магазин. Когда мы заходим внутрь, звенит колокольчик, и другой бородатый мужчина выходит из-за занавески. Он пожимает руку Бородача, затем целует его в щеку. Я следующий. Я готовлюсь почувствовать колючую бороду, но мужчина крепко пожимает мне руку и смотрит на меня своими темно-карими глазами. Я отвожу взгляд. Я замечаю часы и золотые цепи, сверкающие на полках стеклянных шкафов. Мужчина идет за прилавок и достает поднос с золотыми кольцами, выложенными на красной ткани.
Бородач изучает их. Затем выбирает одно, и мужчина достает его и вертит в своих длинных пальцах. Он возвращает поднос в витрину и достает несколько металлических колец, соединенных друг с другом проволокой.
Бородач берет мою руку и кладет ее на витрину. Я пытаюсь вырваться, но он держит ее крепко.
– Allez, Samuel. C’est un cadeau pour toi[5].
Я думаю, cadeau означает подарок. Я расслабляю руку.
Мужчина надевает металлические кольца на мой средний палец, пока одно из них не подходит по размеру.
– Bien, très bien. Je fais ça toute de suite[6].
– Merci, mettez “S. L. 1944” à l’intérieur, s’il vous plaît[7].
Затем мы идем к киоску с газетами. Я смотрю на листы бумаги, сваленные в кучу на полках, и поражаюсь тому, сколько там разных цветов – у каждого листа есть подходящий по цвету конверт. Я представляю, как пишу маме письмо на фиолетовой бумаге, потому что это ее любимый цвет. Дома у нее всегда лежит фиолетовое мыло, лавандовое.
– Только для меня, – сказала она однажды, когда я взял его. – Мальчики ведь не хотят пахнуть лавандой.
Это неожиданное воспоминание больно отзывается во мне.
Бородач занят разговором с мужчиной за прилавком. Я вижу, как он достает стеклянный футляр с ручками.
– Voilà, les stylos plumes[8], – говорит он гордым голосом.
– Viens, Samuel, – бородач протягивает руку.
Я делаю маленький шаг к нему, нарочно игнорируя его руку.
– C’est pour l’école. Tous les enfants doivent utiliser un stylo plume à partir de six ans. Tu peux en choisir un[9].
Бородач смотрит на меня. Наверное, он говорит, что я могу выбрать ручку. И хотя я понимаю, я стою там, будто не понял ни слова.
– Samuel, s’il te plaît.
Он машет рукой в сторону ручек, давая понять, что я могу выбрать одну из них.
Я смотрю на них. Больше всего мне нравится светло-голубая. Я беру ручку с подноса. Когда я снимаю колпачок, то вижу заостренное перо. Я надавливаю на него пальцем, проверяя остроту.
– Faîtes attention![10] – кричит мужчина за прилавком.
Я подпрыгиваю от испуга и роняю ручку.
Бородач поднимает ее и отдает обратно мужчине.
– Oui, celui-ci. Merci.
Мужчина кивает, но я понимаю, что он злится, по тому, как он надувает губы, когда кладет ручку в деревянную коробочку. Он медленно передает ее мне.
– Merci, monsieur, – шепчет Бородач мне на ухо.
Я не произношу ни слова. Не умею говорить по-французски. Слова просто не выходят у меня изо рта. Но я хочу лавандовую бумагу и конверт тоже. Я пытаюсь придумать, что сказать, а затем, как младенец, просто тыкаю пальцем в бумагу.
– Mais oui, bien sûr, du papier aussi[11]. – Бородач улыбается. – De quelle couleur?[12]
Этот вопрос легко понять.
– Лавандовый, – говорю я.
– Lavande?
– Oui, лавандовый.
Слегка нахмурившись, Бородач достает лист фиолетовой бумаги. Тогда я показываю пальцем на конверты. Он удивлен и не понимает, зачем мальчику может понадобиться фиолетовая бумага. Возможно, он догадался, зачем она мне, и теперь не станет ее покупать. Но Бородач тянется за бумагой и конвертом.
Расплатившись, мы выходим из магазина, и он снова кладет руку мне на плечо, направляя вперед. Мы возвращаемся к ювелиру, и тот достает небольшую коробку. Я смотрю в другую сторону, но уголком глаза вижу, как он вытаскивает из нее золотое кольцо. Бородач поворачивается ко мне, чтобы показать его, и указывает на гравировку на внутренней стороне: S. L. 1944. Бородач протягивает кольцо, и я понимаю, что он просит протянуть руку, чтобы надеть его мне на палец.
Но я не хочу кольцо. Кольца носят только девчонки. Вместо того чтобы дать ему руку, я чешу ею свои лодыжки.
Бородач наклоняется, убирает мою руку от лодыжки и говорит:
– S’il te plaît, Samuel.
Я стараюсь не двигаться, когда он надевает кольцо мне на палец. Чувствую себя собакой, который подарили новый блестящий ошейник. Бородач целует меня, обнимает за плечи и смотрит прямо в глаза.
– Je t’aime, mon fils[13].
Очень хочется поскорее оказаться дома, чтобы вдоволь почесать свои лодыжки. Они просто горят.
Когда мы возвращаемся в квартиру, Ненастоящей мамы там нет. Я иду в свою комнату, сажусь на кровать и задираю штанину. Красные пятна на коже стали еще больше. Я чешу их, впиваясь в кожу ногтями. Как хорошо. Но теперь ноги онемели и горят. Чуть позже они точно начнут болеть.
Я сажусь за стол, рассматривая свою руку, пальцы, кольцо. Интересно, сколько оно стоит? Готов поспорить, это настоящее золото.
Бородач заходит в комнату и улыбается мне, как будто все хорошо. Отвожу взгляд и сижу с ничего не выражающим лицом. Он кладет руку мне на плечо и тянется за книгой, которая стоит на полке над столом.
– Est-ce que tu connais Tintin?
Я знаю, что он спрашивает что-то про книгу, но не понимаю, что именно, поэтому просто смотрю в стену, игнорируя его вопрос.
– Samuel, Tintin est un garçon qui vie des grandes aventures. Je vais te lire une histoire[14].
Что-то там про приключения. Наверное. Я продолжаю молча таращиться в стену.
Бородач начинает читать, его голос меняется. Не могу удержаться и смотрю на него, когда он начинает говорить грозным голосом злодея, а потом лает, как маленькая собачка. Он поворачивается ко мне и показывает на картинки. Я вижу белую собаку и злодея с волосатым лицом.
– Milou, – произносит он, указывая на собаку.
Я показываю пальцем в бороду на картинке, а потом на его бороду.
Он смеется:
– Oui, oui, barbe. J’ai une barbe aussi[15].
Ха, значит борода это barbe. Теперь можно называть его Barbедач.
Он показывает на собаку.
– Chien.
Но мне не хочется учить другие слова. Я отворачиваюсь от книги.
Бородач продолжает читать, шагая туда-сюда по комнате, изображая смешные голоса и пытаясь показать мне картинки. Но я снова смотрю в стену. Быстрее бы он ушел, чтобы я мог написать маме письмо.
Наконец он закрывает книгу и кладет ее обратно на полку. В комнате внезапно становится очень тихо, и я чувствую на себе его взгляд. Я притворяюсь статуей и сижу не двигаясь. Если стану невидимкой, он может сдаться и уйти.
Вместо этого Бородач произносит несколько слов на французском. Я прячу лицо в ладонях, но чувствую, как он кладет руку мне на затылок. Когда же он уйдет?! В конце концов он выходит из комнаты. Теперь я могу написать маме.