– Все хорошо. Я здесь.
Он снова засыпает.
Когда я встаю, то вижу, что мистер Лаффитт уже ушел. Мое сердце наполняет чувство вины, и я бреду в гостиную. Сев в кресло, я утыкаюсь глазами в пол. Не могу видеть их печальные глаза. Миссис Лаффитт передает мне чашку кофе, и я смотрю ей в глаза, когда говорю спасибо. У нее невероятные зеленые глаза, почти как у Сэма, только еще ярче. Глаза Сэма становятся зелеными при особом освящении или когда меняется его настроение. Кошачьи глаза – так однажды назвал их наш друг.
– Мы хотим, чтобы вы отвезли Самюэля обратно в Америку, – произносит мистер Лаффитт.
Такого я не ожидала. Так прямо, так четко.
– Но…
– Нам всем слишком трудно. Особенно ему.
– Уже слишком поздно, – миссис Лаффитт говорит так тихо, что я едва улавливаю ее слова. – Он больше не наш.
Отложив чашу кофе, я поднимаюсь на ноги. Не раздумывая, подхожу к ней. Она двигается на диване, чтобы освободить мне место. Я сажусь рядом и кладу руку ей на колено.
– Прошу, простите нас.
Ее ладонь ложится на мою.
– Мы прощаем вас. Вы спасли нашего сына.
Слезы падают на наши руки. Наклонившись к ней, я обнимаю ее, желая забрать всю ее боль.
– Я научу его говорить по-французски. Он будет вам писать. Мы будем говорить про вас. Это еще не конец, прошу вас, не думайте так.
Миссис Лаффитт кладет руку мне на плечо.
– Мы знаем. Вы были ему отличной матерью. А Жан-Люк отличным отцом. Сэму повезло, что его спас такой хороший человек.
Теперь и я не могу сдержать слез. Сара и Давид любят Сэма больше самих себя, они ставят его счастье превыше всего. Осознание этого бьет меня ножом по сердцу. Они его настоящие родители. И всегда были. Мне становится невыносимо стыдно, и я обещаю себе, что Сэм поймет, что они для него сделали.
Бумаги готовы в течение недели, и пока самолет летит через Атлантический океан, возвращая нас домой, я наблюдаю, как Сэм спит. Длинные ресницы щекочут бледные щеки, он сжимает мою руку, будто бы опасаясь проснуться и не обнаружить меня рядом.
Я рассматриваю облака и снова думаю о Лаффиттах и их жертве. Думаю о муже – самом храбром человеке в моей жизни, который скоро вернется к нам. И о Самюэле.
В благодарность за второй шанс я произношу про себя молитву.
Эпилог
Год спустя, когда они готовятся ко сну, Сара берет руку Давида и и кладет ее себе на живот.
– Мне нужно что-то тебе сказать.
Она делает паузу и смотрит ему в глаза.
– У нас будет ребенок.
Глаза Давида наполняются слезами.
Через шесть месяцев Сара родила мальчика, они назвали его Жереми.
Когда Сэму исполняется тринадцать, Давид, Сара и Жереми приезжают его навестить. Но, честно говоря, это был странный визит. Сэм стеснялся говорить по-французски, им было сложно общаться. В тот раз Давид сказал Саре: «Ему всего тринадцать, это непростой возраст. Он все еще ничего не понимает и чувствует себя неловко. Однажды он примет нас, вот увидишь».
Они договорились, что Шарлотта и Жан-Люк привезут Сэма в Париж, когда ему исполнится восемнадцать. Но этого так и не произошло. Им пришлось оплачивать колледж, на него ушли все деньги. С деньгами тогда было туго, а образование важнее всего.
По письмам Давид и Сара узнали, что Сэм встретил кого-то особенного. Как он надеялся, что они порадуются за него!
Одним солнечным субботним утром летом 1968 года Давид и Сара сидят на кухне и макают круассаны в чашки с кофе. Жереми и его младшая сестра, которой исполнилось семь лет, уже в школе. Волосы Сары начали седеть, и морщинки вокруг глаз стали глубже. Давид все еще носит бороду, но она тоже постепенно седеет.
Вскоре они закончат завтракать и отправятся в синагогу. Давид читает газету.
– Они и правда запретили студенческие протесты, – говорит он, поднимая взгляд на Сару.
Она собирается ответить что-нибудь про то, что де Голлю пора в отставку; в конце концов, ему уже восемьдесят. Пора двигаться дальше. Но звонок в дверь прерывает ее.
– Кто это может быть? В субботу утром?
– Пойду открою, – отвечает Давид.
Он покидает кухню и спускается к выходу. На пороге стоит растерянный молодой человек. Давид открывает стеклянную дверь.
– Bonjour, monsieur.
Мужчина потерянно смотрит на него. Он высокий и красивый, прядь темных прямых волос падет ему на лоб, у него загорелая кожа. Давид разглядывает его глаза – они шоколадного цвета, но зеленые огоньки сверкают в радужке, когда он говорит:
– Bonjour.
Давид делает шаг навстречу,
– Это я, это…
– Самюэль, – тихо произносит Давид. Это имя буквально тает на языке, и Давид произносит его снова: – Самюэль.
Молодой мужчина улыбается.
– Да, это я. – Он смеется. – Самюэль.
Внезапно сильные руки обхватывают Давида. Отдавшись объятиям, он чувствует, что теряет силы. Он дает волю слезам.
Молодой мужчина обнимает его еще крепче и повторяет:
– Прости, прости меня.
Давид не замечает, как Сара спускается вниз по лестнице. Он чувствует, что Сэм опускает руки и поворачивается к матери. Давид видит, как он берет руку Сары и подносит ее к губам.
– Самюэль? – мягко произносит она. – Это ты?
Ее руки гладят сына по лицу, берут его за щеки.
– Это правда ты?
Сэм смеется и снова целует ее.
Давид видит, что их сын вырос хорошим человеком, чутким к чужой боли. Его сердце наполняется гордостью, и в нем воцаряется мир. Это все, чего он желал.
Обнявшись все втроем, они поднимаются наверх. Садятся за кухонным столом, Сэм осматривается вокруг, впитывая все и сравнивая со своими детскими воспоминаниями.
– Я так рад, что приехал, – говорит он на безупречном французском. – Я не знал, стоит ли… но теперь очень рад.
– Я всегда знала, что ты вернешься. – Сара утирает слезы. – Нужно было только дождаться, когда ты будешь готов.
Вытянув руку, она дотрагивается до его щеки, будто не веря до конца, что это не сон.
– Это мой рисунок? – спрашивает Сэм, глядя на стену.
Они поворачиваются, чтобы посмотреть.
– Да. Нам нравится смотреть на него и думать, как ты там поживаешь в Калифорнии.
– Это Большая Медведица. Она и правда так выглядит. – Он снова улыбается, но после его лицо становится серьезным. – Я хотел поблагодарить вас за то, что отпустили меня. Я знаю, чего вам это стоило. И как сильно вы, должно быть, меня любили.
– Все еще любим. – Сара улыбается.
– Твоя мама права. Мы не переставали любить тебя только потому, что тебя не было рядом.
– А я не забывал о вас.
Он залезает во внутренний карман куртки и достает маленький деревянный сундучок.
Давид сразу же узнает его. Он открывает крошечный замок и заглядывает внутрь. Затем достает крошечные разноцветные камни и перебирает их в руках.
– Знаешь, где я их достал? Я нашел их на земле в Аушвице однажды, когда мы копали ямы. – Он смахивает слезу. – Это был знак от Господа. Я знал, что если смог найти такую красоту среди грязи и песка, то однажды найду своего сына.
– Я должен вам кое-что рассказать.
Самюэль кладет руку на середину стола ладонью вверх. Сара и затем Давид кладут на нее свои руки. Он крепко их сжимает.
– Я знаю, как сильно вы любили меня, потому что теперь знаю, какого это. Быть родителем. У меня есть дочь. Ей три месяца, и она снаружи, ждет в машине вместе с мамой, Люси. Хотите познакомиться с ними?
– Хотим ли мы? Конечно, хотим! Ждут на улице! Скорее иди за ними, – Давид уже на полпути к лестнице.
Самюэль продолжает, пока они спускаются вниз:
– Я не хотел, чтобы вы узнали из письма. Мне хотелось, чтобы вы увидели.
– Спасибо, Самюэль.
Давид кладет руку ему на плечо.
– Мы еще не женаты. Я бы не хотел жениться, не сказав вам.
– Ну, теперь уже можно. – Сара смеется, ее сердце переполнено радостью.
Люси блондинка, с золотыми, ниспадающими волнами волосами, глаза у нее ярко-голубые. «Она выглядит так по-американски, – думает Сара, – как голливудская кинозвезда».
Держа ребенка на руках, молодая мать подается вперед, чтобы поцеловать Сару и Давида. Сара ощущает тепло младенца, когда слегка касается его, но пока не смотрит. Она хочет подождать, пока все зайдут внутрь и останутся без лишнего внимания в своей квартире.
– Я так рада встретить вас. – Люси первая начинает говорить. – Сэм всегда рассказывает мне про своих французских родителей.
Сара отвечает не сразу, она смотрит в голубые глаза девушки и с облегчением замечает в них неподдельную дружелюбность.
– Вы замечательно говорите по-французски. – Давид опережает ее.
– Не удивительно, – отвечает Люси. – Сэм не сказал вам? Я наполовину француженка.
– На какую половину? – спрашивает Давид.
– Мою лучшую половину. – Она смеется. – Моя мама француженка, а папа американец. Они встретились в конце войны в Париже. Но я никогда здесь не жила. Я выросла в Сан-Франциско.
– Ну же, проходите внутрь.
Давид обнимает Сару и направляет маленькую группу к дому.
Ребенок не просыпается, пока они поднимаются по ступенькам. Оказавшись на кухне, они располагаются вокруг стола. Давид садится рядом с Люси и гладит ребенка по щеке.
– У нее такие же длинные ресницы, как у Самюэля.
Сара сидит по другую сторону от Люси, она готова увидеть свою внучку. Ее сердце начинает биться чаще, когда она опускает глаза и видит длинные реснички, темные гладкие волосы. Она целует малышку в лоб.
– Я не понимал, – начинает Самюэль. Он откашливается. – Не знал, через что вам пришлось пройти. Я был ребенком и не понимал, не слушал. Уже и не вспомню. Но я просто не знал.
Сара и Давид отрываются от ребенка.
– Ты был еще ребенком. Это было слишком для тебя.
– Простите.
– Самюэль, тебе не за что извинятся. Ты вернулся.
– Возможно, мы задержимся. Мы хотим провести здесь больше времени. Знаете, узнать больше о нашей истории.