«Входите, и начнем прямо сейчас, так?» — подумала Ребекка и посмотрела на Анну-Марию.
— Но мы хотели всего лишь… — начала инспектор Мелла.
Однако Хьорлейфур уже вошел в дом, и полицейским ничего не оставалось, как последовать за ним.
На кухне хозяин переложил способствующие фертильности яйца в стоявшую на столе картонную коробку и чернильной ручкой надписал на каждом дату. Анна-Мария огляделась. От увиденного она испытала легкий шок, и в то же время у нее поднялось настроение.
Кругом царила невообразимая грязь. По сравнению с этим помещением кухня Анны-Марии выглядела просто картинкой из журнала по дизайну. Возле дровяной печи валялись груды мелкого мусора. Посредине комнаты лежал пробковый коврик, цвет которого не представлялось возможным определить под слоем пыли. Однако тряпичная подстилка под столом имела, по-видимому, тот же зелено-коричневый оттенок, что и пол вокруг. Скатерть на столе стала жесткой от грязи. Пейзаж за окнами без занавесок все же просматривался, поскольку стекла местами были аккуратно протерты тряпкой, при том, что между рамами хозяин прибил деревянные полки, заставленные консервными банками с рассадой. Дорогу Анне-Марии преградило старое цинковое корыто для стирки, а возле печи сушилось белье. Повсюду громоздилась грязная посуда. Мелла подумала, что Хьорлейфур вообще не моет тарелки, а просто берет первую попавшуюся, когда хочет есть. На скамейке возле стола валялся зелено-желтый спальный мешок. На покрытом слоем сажи потолке висела керосиновая лампа, пыльная и опутанная паутиной.
Обе гостьи отказались от предложенных чашек травяного чая.
— Вы уверены? — переспросил хозяин. — Травы я собирал и сушил сам. Начинайте есть экологически чистую пищу, если вы до сих пор этого не сделали. Только десять процентов живущих ныне людей способны произвести здоровое потомство. Я имею в виду все три поколения наших современников…
— Вы любите купаться в озере Виттанги-ярви? — попробовала сменить тему Мелла.
— Да.
— Не приходилось ли вам видеть здесь эту молодую пару? — С этими словами Анна-Мария протянула Хьорлейфуру фотографию Симона и Вильмы.
Тот посмотрел на снимок и покачал головой.
— Я думаю, что девятого октября они занимались в этом озере подводным плаванием. Вероятно, лед тогда лежал, как и сейчас. Вы уверены, что не встречали их? Может, вы видели кого-нибудь другого тогда у озера? Не знаете ли вы, что стало с зеленой дверью супругов Силльфорс, которую у них украли прошлой зимой?
Арнарсон помрачнел.
— Вопросы, вопросы… — пробурчал он.
Анна-Мария помолчала, затем наконец сказала:
— Есть основания полагать, что они были убиты. Поэтому любая информация о них может оказаться чрезвычайно важной.
Хьорлейфур молчал, по-детски поджав губы.
— Приходите завтра утром, — сказал он наконец. — Может, я что и видел…
— Скажите сейчас, — попросила Анна-Мария, — я…
— … а может, я вообще ничего не видел, — закончил фразу Арнарсон и с вызовом посмотрел на Меллу.
«Упрямый козел», — подумала Анна-Мария, стиснув зубы. Ей очень хотелось хоть что-нибудь вытянуть из него сегодня, и она уже раскрыла рот, чтобы попытаться уговорить его, но ее опередила Ребекка:
— Спасибо за то, что согласились помочь нам, — сказала она, очаровательно улыбаясь. — Как зовут вашу милую собачку?
— Вера, — Хьорлейфур сразу смягчился. — Она хорошая. Приходите утром, я сварю для вас яиц.
Арнарсон проводил глазами автомобиль, на котором уезжали его гостьи. Ребекка подняла ему настроение, но теперь его одолевали мучительные мысли. Что, если эти женщины завтра привезут с собой наручники? Что, если они заберут его в полицейский участок и запрут в каком-нибудь каменном мешке?
Хьорлейфур прошел в дом и нащупал в ящике кухонного стола телефон. Он использовал его крайне редко, но сейчас как раз был такой случай. Набирая номер супругов Силльфорс, старик прижимал к трубке кусочек алюминиевой фольги.
— Что ты наговорил полицейским? — спросил Хьорлейфур, услышав голос Ёрана.
Сидя на кухонной табуретке, Силльфорс уверял соседа, что ничего особенного полицейским о нем не сообщил и что никто не собирается подозревать Хьорлейфура в убийстве Вильмы.
Успокоив старика, Ёран, в свою очередь, не удержался от вопроса:
— А что ты им сказал?
И тут Арнарсон почувствовал, что от телефона исходит вредное излучение, от которого он загораживал трубку фольгой: вдруг разболелась голова, и ухо стало горячим.
— Ничего, — ответил он Силльфорсу. — Они придут завтра.
И завершил разговор.
Однако с Ёраном Силльфорсом все не так просто. Болтун из болтунов, он любил поговорить о чем угодно, но больше всего о себе самом. Он был из тех, кого называют «трещотками» и «базарными бабами», кого порой хочется убить, чтобы заставить замолкнуть. Где-то в глубине души Силльфорс, конечно, осознавал свой недостаток, но это ничего не меняло. Он научился говорить, не делая между словами пауз, чтобы никто не мог его оборвать.
И сейчас Ёрану действительно было что рассказать жителям Пиили-ярви. Полиция подозревает, что Вильма и Симон убиты. Следователи уже беседовали с Хьорлейфуром Арнарсоном, который, по-видимому, знает больше, чем говорит. Для начала Силльфорс набрал номер бывшего коллеги своего кузена, который тоже жил в Пиили-ярви.
Вероятно, он и не подозревал о роковых последствиях этого разговора.
Выслушав Ёрана, бывший коллега его кузена надел куртку и вышел прогуляться.
Теперь и ему было о чем рассказать соседям.
В половине первого Анна-Мария Мелла и Ребекка Мартинссон возвратились в полицейский участок.
— Думаю, стоит поискать пропавшую дверь на озере, — рассуждала Анна-Мария, выходя из машины. — Но надо подождать. Сейчас лед слишком непрочный, несмотря на толщину почти в полметра, и выходить на него опасно. Интересно, сможет ли Кристер с помощью Тинтин найти ее?
Мелла задумалась.
— Конечно, сможет, — ответила она сама себе спустя некоторое время. — Не удивлюсь, если эта собака варит ему кашу по утрам.
— А что у него с лицом? — неожиданно спросила Ребекка.
— Не знаю, — пожала плечами Анна-Мария. — Но я слышала, хотя и не от него самого…
Тут Мелла замолчала и вытаращила глаза, словно на что-то страшное. Проследив за ее взглядом, Ребекка увидела братьев Крекула, остановивших машину возле полицейского участка и сейчас направлявшихся к ним через парковку.
У Анны-Марии что-то сжалось внутри. Лицо покраснело от гнева и страха. Она сразу же подумала о Йенни.
— Я всего лишь хотел сообщить тебе, — сказал Туре Крекула, приблизившись, — что мы намерены рассказать твоему шефу, как ты преследуешь кое-кого из жителей Пиили-ярви.
— Каким образом… — начала Анна-Мария.
— Речь идет о твоем отношении к людям, — продолжал Крекула. — Ты разъезжаешь по поселку, демонстрируя всем свою власть, а потом человек чувствует себя оболганным. Нас много здесь таких, и каждый готов подписаться под жалобой твоему шефу.
— Так пишите, — кивнула Анна-Мария, глядя в упор на Туре Крекула. — Что, много эсэмэс приходит в последнее время?
— Достаточно, — лениво проговорил Туре, не опуская глаз.
Так они и смотрели друг на друга, пока Ребекка не дернула Меллу за рукав:
— Идем же.
И тут она поймала взгляд Яльмара Крекула. Тот стоял, опершись на плечо младшего брата. Они с Мелла смотрели друг на друга, словно два охотника, каждый со своим бультерьером на поводке.
Наконец Ребекке все же удалось увести Анну-Марию прочь. Туре сбросил с плеча руку Яльмара.
— Поехали? — спросил его тот.
Туре сплюнул на снег.
— Шлюха, — сказал он, наблюдая, как Анна-Мария исчезает за дверью полицейского участка.
Тут зазвонил мобильный Туре, и он некоторое время молча слушал, что ему говорили.
— Поехали, — кивнул он наконец. — Нам предстоит навестить Хьорлейфура Арнарсона.
Сейчас я рядом с Анни у озера. На финских санках она добралась почти до самого берега. Солнце уже скрылось за вершинами деревьев, а на озеро опустился туман. С противоположного берега Анни слышит крик зайца, похожий на плач младенца. Сейчас он звучит зловеще. Должно быть, бедного зверька схватила лиса. В пору спаривания зайцы становятся такими неосторожными…
«Иногда за любовь приходится платить жизнью», — думает Анни.
И в этот самый момент она замечает, что рядом с ней кто-то стоит. Это ее сестра Кертту Крекула. Она тоже подъехала сюда на финских санках и смотрит на озеро.
— Ты не должна была разговаривать с полицией, — говорит Кертту. — Зачем ты впустила ее?
Анни молчит. Я пытаюсь втиснуться между сестрами, но мне что-то мешает.
Анни не поворачивает головы. Сейчас она видит перед собой другую Кертту, молодую и красивую. С тех пор прошло, в сущности, не так много времени, всего-то каких-нибудь шестьдесят лет…
Она помнит май сорок третьего года. Шестнадцатилетняя Кертту бродит по дому с бигуди в волосах и ждет Исака Крекула, который собирался заехать за ней на грузовике. Еще далек тот день, когда она будет оплакивать своего пропавшего в лесу сына. Исаку всего двадцать два года, но он уже владеет бюро перевозок с восемью автомобилями и нанимает рабочих. Вот уже несколько лет он герой, которым гордится деревня. В «зимнюю» и советско-финскую войны[17] он доставлял грузы через границу немецким и финским войскам.
Было о чем ему вспомнить, когда вернулся домой! Исак сидел на кухне и говорил, что дело Финляндии — это наше дело. Конечно, он несколько преувеличивал, хотя, вероятно, имел на это право. Его угощали кофе и выпечкой и смеялись, когда он рассказывал, какие шутки шутил со шведскими и финскими солдатами, чтобы поднять их боевой дух. Он ведь свободно говорит на обоих языках, как, впрочем, и все в деревне. «И вот я приехал в Куусамо, — вспоминал он. — Как же там было холодно, ребята! И голодно! „Ну, — сказал я, — теперь русские точно отморозят себе задницы“. Мы разгружали еду, табак и оружие и смеялись до слез».