Мальчик очнулся в предбаннике на полу. В очаге горел огонь. Он встал на четвереньки и выплюнул из себя озерную воду. Потом лег на спину и увидел отца. Тот стоял над ним и курил.
— В этой семье все поддерживают друг друга, — сказал Исак. — Запомни это на будущее.
Ребекка потянула на себя тяжелую дверь здания городского муниципалитета, залюбовавшись резными ручками в форме шаманских бубнов, и оказалась в огромном зале с высокими потолками и кирпичными стенами, одну из которых украшало ворсистое панно с изображением саамского солярного знака, выдержанное в ярких осенних тонах.
— Мне надо в архив, — сообщила она, представившись молодому человеку за регистрационной стойкой.
Ей велели подождать. Через некоторое время появился мужчина с зачесанными назад темными волосами, в черных джинсах, такого же цвета кожаных туфлях и куртке.
— Ян Вииникайнен, директор архива, — представился он, на шведский манер первым протягивая ей руку. — Чем могу служить инспектору криминальной полиции?
Ребекка удивленно подняла брови.
— Ну… — замялся мужчина, — вы ведь знаменитость. О том случае со священниками много писали. Я, конечно, в курсе.
Ребекка подавила в себе желание развернуться и выйти вон. «Он не понимает, — успокоила она себя. — Он не знает, что я чувствую, когда мне напоминают об этом».
— Я толком не знаю, что мне искать, — начала она. — Мне нужна информация о бюро перевозок Крекула из Пиили-ярви.
Вииникайнен беспомощно пожал плечами.
— За какой период времени?
— Предприятие открылось в сороковых годах. Покажите все, что у вас есть.
На некоторое время мужчина задумался. Потом жестом пригласил Ребекку следовать за ним. Они спустились по винтовой лестнице в подвальное помещение, миновав белую металлическую дверь, ведущую, как видно, в кабинет господина директора. Вииникайнен открыл замок и пригласил гостью ступить в святая святых.
Далее они шли между длинными рядами серых стальных полок, на которых стояло множество папок самых разных размеров и видов, из бумаги, пластика, металла и обшитых тканью. Здесь же были книги в мягких обложках и твердом переплете, старинные, с изящным тиснением, со шнурками и печатями. На дубовом архивном шкафу виднелась старая печатная машинка «Триумф и Фасит». Специальные ящики для географических карт теснились, зажатые коричневыми архивными коробками. Там и здесь громоздились стопки бумаг. В одной из внутренних комнат обнаружился механизм для управления автоматическими выдвижными полками, который господин Вииникайнен и привел в движение.
— Я показываю вам, как с ним обращаться, — говорил он, передвигая длинный черный рычаг с набалдашником так, что ближайшая полка отъехала в сторону. — На вашем месте я проверил бы списки торговых предприятий или календари событий в мире бизнеса. А там, — он показал рукой, — хранятся бумаги механического завода.
С этими словами Ян Вииникайнен удалился за свой стол, а Ребекка сняла пальто и погрузилась в раздумья.
«Ищи иголку в стоге сена, — подумала она. — Я даже не знаю толком, что мне нужно».
Она прошлась между стеллажами, взглянула на папки со статьями по френологии[25] тридцатых-сороковых годов, документы Совета помощи бедным поселка Юккас-ярви, журналы школьных мастерских. «Хватит ныть», — наконец сказала она себе и засучила рукава.
Через час десять минут она нашла упоминание о предприятии Крекула. Это был список водителей транспортных предприятий коммуны, с указанием количества и типа автомобилей, которыми они располагают, специфики фирмы и ее адреса.
Ребекка энергично рылась в бумагах, невостребованных уже более шестидесяти лет, открывала ящики, запертые более полувека назад, и морщила нос, дыша пылью. Через некоторое время у нее разболелась голова.
Подошедший директор поинтересовался, как у нее дела.
— Все нормально, — отвечала Ребекка. — Кое-что мне уже удалось найти.
В машине на парковке ее ждала Вера. Завидев хозяйку, она встала и радостно забила хвостом.
— Спасибо за терпение, — сказала ей Ребекка, — а сейчас мы немножко прогуляемся.
Она направила автомобиль в сторону горы Луоссаваара, потом остановила машину, выпустила Веру наружу и пожала плечами:
— Извини, старушка.
— Что, совесть мучает? — раздался за спиной знакомый голос.
Ребекка оглянулась и увидела Кристера Эрикссона, одетого в тренировочные брюки и оранжевую ветровку, гармонирующую с розовой кожей его лица.
Кристер улыбался. Ребекка заметила, что у него необыкновенно ровные белые зубы — единственное, что не было обезображено огнем.
— А это кто? — спросил он, кивая на Веру. — Тинтин умрет от ревности.
— Это собака Хьорлейфура Арнарсона, — объяснила Ребекка. — Мне пришлось взять ее себе, иначе она давно уже пребывала бы в собачьем раю.
Эрикссон понимающе кивнул.
Ты теперь руководитель группы предварительного расследования? — спросил он. — Вильма Перссон должна быть довольна.
— Я не верю во все это, — недовольно отвечала Ребекка.
Кристер несколько раз моргнул и покачал головой.
— Ты бегал трусцой? — спросила его Ребекка, чтобы сменить тему.
— Мммм… — замялся Эрикссон. — Как обычно, совершал пробежку вверх по склону к старой шахте. Я уже закончил.
Ребекка посмотрела в сторону заброшенной шахты.
— Если привидения не выдумка, то где им жить, как не там, — заметила она. — Не удивлюсь, если по ночам оттуда слышатся завывания, наводящие ужас на случайных прохожих.
— Привидения — это здорово, — кивнул Кристер. — Не хочешь прогуляться наверх? Мне надо расслабить мышцы. Подожди, я оденусь.
Он направился к своей машине и скоро вернулся в дешевом зеленом джемпере, на вид старом и изрядно потрепанном в стирках.
«Боже мой! — воскликнула про себя Ребекка. — Хотя с его внешностью, наверное, можно позволить себе наплевать на одежду».
Она смотрела на спортивное, хорошо натренированное тело Кристера, который шел сейчас впереди и играл с Верой, и думала о том, что оно достойно лучшей одежды, пусть даже не спортивных джемперов с плеча Сюсан Ланефельт[26]. Внезапно Ребекке стало жаль Кристера.
— Чему ты улыбаешься? — спросил он.
— Так, — соврала Ребекка, — просто люблю Луоссаваара. Оттуда открывается замечательный вид.
Они остановились и посмотрели на город, раскинувшийся на фоне гор, спускающихся к нему серыми террасами; на пирамидальный профиль Эднамваара на северо-западе; на ветряные турбины разрушенного медного рудника Вискария; на деревянную церковь в форме саамского чума, крашенную фалу[27]; на здание городской ратуши с характерной часовой башней: грубый металлический каркас с чеканными украшениями, — которая всегда ассоциировалась у Ребекки со стелющимися по земле черными ветками горных березок и стадами северных оленей; на изогнувшееся подковой здание вокзала с красными домиками железнодорожников; многоэтажки на Грювеген и Хёгалидсгатан, похожие отсюда на черные точки.
— Смотри! — закричал Эрикссон. — Сегодня видна Кебнекайсе!
Он показывал на голубую горную цепь, едва различимую на северо-западе.
— Никогда не мог определить, какая же из них Кеб, — продолжал он, — но, как я слышал, совсем не та, что смотрится отсюда самой высокой.
Ребекка вытянула руку, и Кристер наклонил свою голову к ее лицу, чтобы лучше видеть.
— Там Туолпагорни, — объяснила она. — Видишь маленький кратер? А рядом справа от нее Кебне.
Кристер отодвинулся.
— Прости, — сказал он. — От меня воняет потом.
— Ничего, — ответила Ребекка, чувствуя, как по телу пробегает теплая волна.
— И это самая высокая гора Швеции, — заметил Эрикссон, щурясь в сторону Кебнекайсе.
— А это самое красивое здание из построенных в Швеции в две тысячи первом году, — Ребекка показала на церковь.
— А то — из построенных в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, — в свою очередь показал Кристер на здание ратуши.
— Самый красивый город в Швеции, — смеясь, подвела итог Ребекка. — Архитектор, должно быть, планировал его как произведение искусства. В те времена строили города с улицами, сходящимися к центру, где находилась площадь или ратуша. А улицы Кируны свободно петляют вдоль гор.
— Говорят, весь город придется передвинуть в другое место. Не могу себе представить, — покачал головой Кристер.
— Я тоже, — кивнула Ребекка. — Хаукиваара была бы замечательным местом для строительства.
— Да, под самым городом залегают пласты руды.
— … а значит, он когда-нибудь сдвинется с места.
— Не знаю, — ответил Кристер. — Сам я не отсюда, но мне кажется, народ это не особенно заботит. Когда я спрашиваю людей, что они думают обо всем этом, они только плечами пожимают. Моя соседка, которой пошел девятый десяток, считает, что Кируну надо перенести на запад, тогда старушке будет ближе ходить в магазин. Мне это кажется странным. Во всяком случае, она — единственная, кто имеет свой собственный взгляд на решение проблемы, а ведь наверняка не доживет до того времени, когда от слов перейдут к делу.
— А я полагаю, что народ об этом думает, — возразила Ребекка. — Здешним жителям прежде всего нужны шахты. А когда запасы руды будут исчерпаны, их ничто здесь не удержит. Поэтому горным компаниям придется передвинуть Кируну, дискутировать здесь не о чем. Мы все это понимаем, а значит, горевать ни к чему.
— Одно не исключает другого, — возразил Эрикссон.
— Да, я знаю, — согласилась Ребекка. — Но надо по крайней мере попытаться понять. Несмотря ни на что, мы имеем право оплакивать наш город, который никогда уже не будет прежним.
— Может, надо устраивать концерты в домах, которые подлежат сносу? — размышлял вслух Кристер. — Прощальные вечера с музыкой, декламацией стихов и экскурсами в историю…
— Мне нравится эта идея, — улыбнулась Ребекка.