«Простите, я бы хотел… — лепетал Аркадий Михайлович. — А, собственно, что такое, почему вы забрали паспорт?»
Офицер взял портфель пассажира. Аркадий тащил следом чемоданы, кулёк с едой, который хозяйка собрала на дорогу, и картонку. Таможня представляла собой длинное приземистое строение с плоской крышей и окнами в решётках, на мачте висел застиранный непогодой флаг, из трубы курился дымок.
«Что-нибудь не так?» — допытывался пассажир.
Офицер не понял.
«Я хочу сказать, что-нибудь не в порядке с моим паспортом?»
«Он вам больше не нужен», — ответил таможенник и удалился. В комнатке за облупленным столом, под портретом главы государства, сидел некто в погонах, на которых число звёздочек было на одну больше, чем у дежурного, встретившего машину. На столе перед начальником вместе с паспортом лежали другие бумаги, к удивлению путешественника, не заметившего, когда они были изъяты: военный билет, справка с места работы, выписка из домовой книги. «Иванов!» — возвысил голос начальник. Иванов, рослый белобрысый парень, вошёл в кабинет из другой комнаты; начальник кивком показал на багаж. Иванов сунул под мышку портфель и подхватил чемоданы. «И это тоже», — сказал начальник. Иванов сгрёб картонку. «А вы оставайтесь здесь. Фамилия?..»
Он развернул паспорт, последовали вопросы, на которые путешественник уже отвечал дежурному офицеру. Начальник таможни производил впечатление интеллигентного человека, не склонного придираться к каждой букве; обращение приятно отличалось от недружелюбной встречи у шлагбаума. Лишь с отчеством Аркадия Михайловича произошла неувязка. В паспорте стояло «Моисеевич».
Путешественник объяснил, что это такой обычай: легче произносить и вообще.
«Обычай обычаем, — возразил начальник, — а всё-таки знаете… В одном документе одно, в другом другое. Уж выбрали бы что-нибудь одно. Вы что, — спросил он, подумав, — еврей?»
Аркадий, помявшись, отвечал, что по паспорту он русский («это я вижу», — заметил начальник), но, говоря откровенно, сам толком не знает. Имя Моисей тоже в общем-то русское имя. Начальник скучно взглянул на него и забарабанил пальцами по столу. «Понимаете, — проговорил он, — будь вы там хоть татарин, это не моё дело. Только вот… Иванов!»
Иванов воздвигся на пороге.
«Вас надо как-то оформить, — продолжал начальник, — для лиц еврейской национальности предусмотрен особый участок. Тоже ведь, знаете ли, — он улыбнулся, — обычай. Нарушать не положено».
«Поищи-ка мне там… — сказал он подчинённому, потирая лоб. — Или ладно. Можешь идти. А вы сядьте, в ногах правды нет».
«Я постою», — скромно сказал приезжий.
«Нет уж, сядьте, тут дело серьёзное. — Начальник таможни зажёг лампу на столе и набрал номер телефона. — Дайте-ка мне 313-й… Занят? Ну, тогда заместителя. Скажите, с таможни звонят. По неотложному делу».
Он положил трубку, застучал пальцами по столу.
«Вот тут, — промолвил он, — справка с места работы… Но ведь вы нигде не работали».
«Я научный работник… профессор, — сказал Аркадий Михайлович. — Собираю материалы для большого труда».
«Это для какого же труда?»
«Для научного труда. Могу объяснить, только мне кажется, это не имеет отношения к нашему разговору».
«М-да. Профессор. И что же дальше?»
«Я работаю дома».
«Так может, мы эту справку порвём? — предложил начальник. — Только лишняя путаница».
«А паспорт? — спросил приезжий. — Паспорт вы мне вернёте?».
«Паспорт останется в архивном деле. Вам-то он всё равно ни к чему».
Аппарат задребезжал на столе.
«Это я беспокою… Тут у меня сидит профессор. Бывший профессор. Так вот, такая петрушка: у него… Вы пока там подождите», — сказал новоприбывшему начальник и продолжал говорить в трубку. Посреди просторного зала, где оказался Аркадий Михайлович, стоял длинный оцинкованный стол, вернее, два стола, составленных вместе, на первом были навалены его вещи и папки. Под столом валялся выпотрошенный портфель. В помещении было жарко от раскалённой плиты.
Уже знакомый нам белобрысый таможенник Иванов стоял у стола. Он успел переодеться, на нём был синий рабочий халат, и все остальные сотрудники работали в халатах. Проверьте, сказали они, всё ли тут на месте. Надомный профессор Аркадий Михайлович объяснил, что товарищ капитан велел подождать. «А чего ждать-то», — сказал Иванов. Надо выяснить, сказал Аркадий Михайлович. «А чего выяснять, и так всё ясно», — возразил таможенник, и осмотр начался. Иванов взял из кучи первую попавшуюся вещь, это была рубаха, заметно поношенная, с бахромой на манжетах. Он бросил её на соседний стол. Далее был осмотрен выходной пиджак Аркадия Михайловича. «Ничего себе, а?» — спросил Иванов, другой подошёл и сказал: «А ты примерь». Иванов примерил пиджак. «Носить можно», — сказал второй таможенник, и пиджак был отложен в сторону.
«Деньги».
«Какие деньги?»
«Деньги, говорю, при вас имеются? Валюта. — Иванов принял от прибывшего тоненькую пачку бумажек, не считая, сунул в карман. — Мелочь можете бросить в кружку». Затем он развернул пакет с припасами, еда показалась ему несвежей, он швырнул кулёк в ведро с мусором.
Аркадий Михайлович собрался с духом.
«Знаете что, я вот что, — сказал он. — Я передумал. Я решил не ехать. Пожалуйста, будьте так добры. Верните мои деньги и документы и вызовите мне такси». Таможенник не ответил, другой подошёл и спросил:
«Что он хочет?» «Такси, говорит, вызовите».
В зал вошла карлица, простоволосая баба неопределённых лет, похожая на луковицу. Профессор, сидевший на стуле для посетителей, поспешно подобрал ноги. Она прошлась мимо с веником и железным совком, вытряхнула совок в горящую топку и уставилась на контролёров: там происходило что-то интересное. Иванов, открыв рот, вперился в содержимое раскрытой папки. Другой сотрудник, с охапкой старых рубах, кальсон, носков, которые он собирался запихнуть в плиту, заглядывал к нему через плечо; оба хихикали.
«Чего гогочете-то?» — спросила уборщица.
«А ты сама погляди, баба Собакина!»
«Чего я там не видала».
«А ты погляди».
«Ну чего, — отозвалась баба-луковица, подтащила табуретку и влезла, едва не зацепившись за край подолом. — Батюшки, это чьи же?»
«Его».
«Ах ты, охальник! — сказала баба, взглянув на прибывшего. — Дай-ка ещё погляжу».
«Ха, ха, ха. Хи-хи».
На шум вышел из кабинета начальник таможни.
«Это моя работа, я работаю над…» — лепетал Аркадий.
«Работал», — поправил его капитан.
Иванов поспешно снял бабу Собакину с табуретки, его коллега понёс вещи приезжего к плите.
«Это научный труд, — объяснил Аркадий Михайлович. — У меня есть отзыв действительного члена Академии наук Воложинского и заключение комиссии по охране государственных тайн».
«Ну, положим, это не государственная тайна, — заметил начальник. — Но, знаете ли…»
«Сжигать?» — спросил Иванов.
«Погоди. Я сам разберусь. Неси всё ко мне».
Груда растрёпанных папок с фотографиями, заметками, таблицами была сгружена на стол начальника, сам он возвышался в кресле под отсвечивающим портретом.
Профессор Аркадий Михайлович откашлялся.
«Я уже сообщил вашим подчинённым… Мне очень жаль, что я отнял у вас столько времени. Дело в том, что… Короче говоря: я передумал ехать за границу. Может быть, как-нибудь в другой раз. А сейчас я… я хочу вернуться. Пока ещё не поздно, дайте, пожалуйста, указание подчинённым. И, если не трудно, распорядитесь, чтобы мне вызвали такси».
Капитан воззрился на профессора.
«Такси? — Он покачал головой. — Такси в это время уже не работает».
Будучи деликатным человеком, он не мог подыскать нужные слова, чтобы перейти к скользкой теме.
«Видите ли, — промолвил он наконец. — Вы, вероятно, знаете, а если забыли, то вынужден вам напомнить. Хранение порнографических материалов преследуется законом».
«Но какие же это порнографические материалы? Это…»
«Как же это так, — продолжал начальник. — Вроде бы серьёзный человек, профессор… А это что у вас?»
«Стихи».
«Вы что, поэт?»
«Не поэт, а так… Я для себя пишу».
«Но всё-таки. Вы эти стихи распространяли? Кому-нибудь показывали?»
«Да никому я не показывал, — сказал устало приезжий. Он поднял глаза на капитана. — Они там собираются жечь мои вещи».
«Не беспокойтесь. Они своё дело знают».
«Моя феска…»
«Какая феска? А… ну да. Можете не беспокоиться. Хм. Как же нам теперь быть-то, а?»
«Но я же вам объяснил. Это совсем не порнографические материалы».
«А что же это, по-вашему?»
«У меня есть отзывы. Академик Воложинский позитивно оценил мои работы».
«Вот, например, это, — говорил, роясь в папке, начальник. — Ведь это же чёрт знает что такое».
«Товарищ капитан, вы извините, что я так прямо спрашиваю, — сказал Аркадий. — Вы же видите, что наркотиков у меня нет, оружия нет. А это — разве такие материалы запрещены к провозу?»
«Что запрещено, а что нет, на этот предмет есть инструкция. И она не подлежит оглашению. Но я вам отвечу: да, конечно. Запрещены и подлежат изъятию».
«Они жгут мои вещи. Что же я теперь надену?»
«Это другое дело. Обыкновенная санитарная мера. Да и зачем они вам? Они вам всё равно больше не пригодятся».
«Я возвращаюсь. Закажите мне такси».
«Вам русским языком сказано. — Начальник очевидным образом начал терять терпение. — Что такое? — спросил он строго. — Я занят!»
Иванов в дверях доложил, что досмотр личных вещей окончен. «Хорошо, можешь идти… Вы хотели объяснить?»
Посетитель, утомлённый жизнью, сидел, опустив голову на грудь, — не то задумался, не то дремал.
«Э, э, — сказал таможенный капитан, заглянув для верности в паспорт задержанного, — Аркадий Моисеевич. Товарищ профессор! — Профессор очнулся. — Здесь спать не положено».
«В самом деле? — спросил приезжий. — А я и не заметил. Представьте себе, я даже видел сон. Как будто я сижу перед вами. И будто вы мне говорите…»
«Угу. Вот я и говорю. — Начальник широко и сладко зевнул, он тоже устал. — Работаешь, отдыха не знаешь… Что там ещё?»