в салфетку с колен, положил ее на стол. Прекрасная возможность на секунду спрятать глаза. Вне сомнения, ему малоприятно говорить о Пейтон. Из-за ночной ссоры? Или от того, что ночью брошенный упрек в эгоизме не просто упрек, высказанный в сердцах, а горькое, давно вызревшее убеждение?
— Простите, Бейли, мне пора. Партнер заедет за мной через несколько минут. Метель не метель, а нам надо быть сегодня в Стэмфорде.
— Вы имеете в виду Трипа — того, что был вашим шафером?
Дэвид подтвердил кивком головы.
— Кстати, — сказал он, — Пейтон мечтала о том, чтобы вы с ним познакомились поближе во время свадьбы. Зевнули тогда, не зевайте сейчас. — Дэвид лукаво прищурился. — Трип и нынче холостякует, — добавил он, видя, что я не обиделась и улыбаюсь.
Трип действительно интенсивно ухаживал за мной во время свадьбы. Я не подавала ему никакой надежды — хоть он и приятный во всех отношениях мужчина, но уж больно напорист. Я таких не уважаю. С бульдозером не поговоришь.
— Спасибо, у меня сейчас есть постоянный друг, — сказала я.
Дэвид подошел ко мне и на прощание поцеловал не один раз, а дважды, в каждую щеку — по-отечески, чего я очень не люблю. Его туалетная вода имела сильную лимонную ноту — странный выбор для морозного дня.
— Что ж, рад за вас. — Дэвид уже явно спешил. — Несмотря на печальные обстоятельства, было приятно снова повидаться с вами, Бейли.
— Взаимно.
В дверях кухни он остановился и повернулся ко мне:
— Искренне сочувствую вам — стресс для вас огромный. Постарайтесь побыстрее все забыть. Это просто дурное стечение обстоятельств. И ничего больше. Понимаете?
Чего же тут не понимать? Это уже не успокоительные слова, а внушение. Строгое приглашение играть по его правилам.
— Может, и дурное стечение, — сказала я. — Да только я не слишком в этом убеждена. И намерена провести полное расследование.
Дэвид внимательно посмотрел мне прямо в глаза. Я его взгляд выдержала.
— Будьте осторожны. В нашем городе не любят людей, которые задают слишком много вопросов.
Чего больше в его словах — отеческой заботы или угрозы?
Нет, гринвичские снобы меня не запугают.
— Три женщины погибли, — упрямо сказала я. — И кто-то должен дознаться, что же произошло.
Дэвид полунасмешливо пожал плечами и вышел из кухни.
Я быстро прикончила круассан и допила кофе. Пора!
Забрав свое пальто из шкафа в холле, я обежала нижний этаж в поисках Клары — как-то неудобно уходить, никого не предупредив.
Клару я застала в солярии — она отдавала распоряжения девушке, которая мыла там окна.
— Я бы хотела попрощаться с Пейтон, — сказала я.
Клара скривилась, словно я пролила соус на ковер.
— Миссис Славин спит. (Не будет ли правильнее сказать — «почивает»? Хи-хи!) Не думаю, что ее стоит тревожить.
Дабы не спорить, я быстро написала прощальную записку для Пейтон и отдала ее Кларе, которая проводила меня до входной двери. Полагаю, проводила не столько из любезности, сколько для того, чтобы я не вздумала за ее спиной тайком проскользнуть наверх к Пейтон.
Перед домом я застала Дэвида, который как раз забирался с черным кожаным кейсом в руке в серебристый «мерседес»; за рулем сидел Трип.
Я знала, что на самом деле Трип чуть моложе Дэвида, но из-за грубоватых черт лица он всегда казался старше своего делового партнера.
Заметив меня, Трип приспустил стекло.
— Ба! Бейли Уэггинс! — приветливо крикнул он, синеглазо таращась на меня. Я отметила у него на подбородке свежий шрамик от бритья. — Меня зовут Трип, если вы забыли. Трип Ферленд.
— Как же вас можно забыть! — сказала я в тон ему. — Как дела?
— Ничего, помаленьку. Ужасная новость — про Эшли. Вы были подругами?
— Нет, только на свадьбе познакомились.
— Ладно, надо трогать, а не то босс осерчает, — опять-таки шуткой закончил разговор Трип.
И тут во мне полыхнуло воспоминание.
Вечером в церкви, когда мы готовились к репетиции, всех подружек невесты во главе со старшей подружкой направили временно в какое-то боковое помещение.
Большая комната была разделена высокой ширмой. И за ширмой двое мужчин говорили на повышенных тонах.
Голоса мы сразу узнали — Дэвид и Трип. Очевидно, они зашли в комнату через вторую дверь и о нашем присутствии не подозревали.
Мы поняли, что попали в глупую ситуацию, и начали переглядываться.
Было неловко подслушивать дальше и столь же неловко закашлять и дать знать о своем присутствии.
Впрочем, в первую же минуту стало ясно одно: судя по перепалке, Дэвид хотел порвать деловые отношения с Трипом. Мы стали тихонько пятиться прочь из комнаты. Наша стайка уже почти достигла выхода, когда Дэвид что-то услышал, выглянул из-за ширмы, увидел нас — и очень смутился.
Но что делать с этим воспоминанием? Ведь очевидно, что Дэвид и Трип помирились. Раз они сотрудничают дальше — значит, раздоры девятимесячной давности забыты.
Моя машина была припаркована в стороне от парадного входа в особняк — у самого гаража. Мужчина — не тот, утренний, в красной куртке, а другой, в темно-зеленой, как раз домывал мой джип.
— Доброе утро, — приветствовал он меня. — Машина готова.
Хватило четырех слов, чтобы я поняла по акценту — он из Австралии.
— Спасибо, — сказала я.
— Я ее разогрел. Морозец брутальный.
Да, морозец действительно брутальный. А джип завелся, как летом, с полуоборота. Эх, хороша хорошая жизнь — дайте мне денек, привыкну-присохну к ней навсегда!
Однако дорога звала. Через считанные минуты я оказалась в «Айви-Хилл». На стоянке было машин восемь. Полицейских не видать.
Силосная башня, еще вчера в полдень такая милая моему взгляду, теперь высилась грозным угрюмым великаном.
Внутри у меня все оборвалось, когда я ее увидела снова.
Я быстро потупила взгляд в землю и зашагала к серому амбару.
Проходя мимо большого строения, где находилась кухня, я увидела через окно, что работа внутри кипит: рубят, шинкуют, жарят и варят. Среди работников я заметила и толстушку Филиппу, и нудную на вид Мэри. Опять задействованы были все.
В сером амбаре за стойкой магазина стояла та же девушка, что и вчера. Единственный покупатель как раз расплачивался за салфетки и скатерки с восточными мотивами. Пока продавщица упаковывала покупки, я рассматривала полки с кухонной утварью, имитируя интерес.
Наконец мы остались одни.
Девушка подошла ко мне. Ей было на вид лет двадцать, а то и меньше. Блондиночка со старозаветным пучком на затылке. Интересно, она так ходит по повелению Пейтон или сама себя настолько не любит?
— Чем могу помочь?
— Собственно говоря, я не покупательница. Я подруга миссис Кросс. Меня зовут Бейли Уэгтинс. Вчера, когда все это случилось, я была тут. Я пытаюсь помочь Пейтон в расследовании несчастного случая.
Стоило мне упомянуть вчерашний день, как личико блондинки приняло плаксивый вид.
— Да, такой ужас, такой ужас! — воскликнула она. — А вы уже читали, что пишут эти жуткие нью-йоркские газеты?
— Нет, у вас найдется экземпляр?
Блондинка стрельнула глазами в сторону двери и вытащила из-под прилавка уже открытый на нужной странице номер «Нью-Йорк пост».
— Вот!
Статья была озаглавлена:
ЗА ЧТО ПРОКЛЯТА ПЕЙТОН КРОСС?
Заголовочек, конечно, убийственный. Журналист в мрачном духе «Собаки Баскервилей» живописал все три несчастных случая, загадочно связанных со свадьбой Пейтон. Затем приводил полные имена оставшихся подружек невесты — в том числе и мое. Пейтон упомянула бешеный интерес прессы — телефон в ее доме недаром разрывался. Но каким образом нью-йоркская газета успела обернуться так быстро? Не иначе как у них есть информатор на самой ферме!
Блондиночка сделала страшные глаза:
— Вы верите в проклятие?
— Глупости! — сказала я решительно. — Никто толком не знает, что произошло, а уже сеют дурацкие слухи. Вы вчера что-нибудь заметили?
— Нет, ничего особенного. В двенадцать я с девочками пообедала на кухне, вернулась сюда и больше не выходила, покуда меня не позвали… ну, когда это случилось. А я вас вспомнила — мы вместе ждали допроса.
— Я тоже вас помню… А во второй половине дня был у вас хоть один покупатель?
— Сразу после ленча было людно — человек до двадцати. А как повалил снег — ни души.
— Вы ведь работали какое-то время с покойной Робин, да?
— Ага, она была моей начальницей. Теперь миссис Кросс распоряжается в магазине сама.
Личико блондинки при этом невольно искривилось, и я догадалась, что быть под прямым началом миссис Кросс девушке не очень сладко.
— А какой была Робин в последние недели и дни перед гибелью? Что-нибудь в ее поведении изменилось?
— Что вы имеете в виду? — сделала удивленные глаза блондиночка.
— Эшли и Робин на пару снимали дом. И Эшли считала, что в последние недели перед гибелью Робин очень нервничала.
Девушка наморщила лобик:
— Нервничала? Не знаю. Скорее в последнее время она была рассеянная. Да. Она ведь принимала всякие лекарства — об этом все знали. Возможно, у нее наступило как раз не самое лучшее время — в смысле здоровья.
— А она ничем не объясняла свое настроение? Случались у вас разговоры про… про эту ее рассеянность?
— Ну, мы хоть и подруги были, но она все-таки начальница — не обо всем поговоришь. А впрочем, надо подумать. Так сразу ничего не вспоминается.
— Хорошо, — сказала я, протягивая ей свою визитку, — если что вспомнится — позвоните, пожалуйста.
Поблагодарив ее, я осведомилась, как побыстрее проехать в центр города. От плана расспросить и других девушек я отказалась — времени в обрез.
Улицу, где находилось бюро Блисс, я нашла не сразу. Само бюро находилось на втором этаже ухоженного двухэтажного особняка. Мне пришлось долго стучать, пока дверь офиса открыли.
Меня встретила Блисс собственной персоной — миниатюрная жгучая брюнетка лет тридцати на высоченных каблуках. В первый момент у нее была кислая мина, которая тут же сменилась сияющим лицом.