Поскольку Кэрол знала это место, я предоставила ей командовать. Она попросила у администратора отдельную кабинку, и тот провел нас к одной из двух еще свободных кабинок в глубине ресторанчика.
Все кругом уплетали яичницу с беконом, да и обстановка тут была такая же простая — вешалки отсутствовали, куртки и пальто висели на спинках стульев, а где и просто валялись на ковре.
— Итак, расскажите, откуда вы знали Робин? — допросила Кэрол, когда мы сели и я успела немного осмотреться.
— Были подружками на свадьбе общей знакомой. А вы с ней дружили?
— Нет, она была моей клиенткой.
— А, так вы, значит, психотерапевт! — воскликнула я. Выходит, моя первоначальная догадка была все-таки правильной.
— Нет, я диетолог.
— Диетолог?
— Разумеется, Робин могла бы и в Гринвиче найти хорошего специалиста, но я плотно работала с подругой ее матери, и Робин, наверное, предпочла уже проверенного человека.
Подошла официантка. Как я и предполагала, основываясь на только что сделанном открытии, Кэрол заказала только здоровое: омлет из одних белков, тост из цельного зерна, а на запивку — горячую воду. Сказав про себя «брр», я мужественно заказала сандвич с некастрированным яйцом и кофе.
Когда официантка ушла, я спросила:
— Ваше сотрудничество было вызвано тем, что она принимала опасные ингибиторы?
Непонятно, зачем мы сидели в отдельной кабинке. Все равно в ресторане было так людно и шумно, приходилось почти что кричать.
— А, выходит, вы в курсе, — сказала Кэрол. — Да, Робин была вынуждена соблюдать весьма строгую диету в течение очень долгого времени. Чтобы не навредить при этом своему здоровью, ей требовалось иногда прибегать к совету диетолога. Как вы сами понимаете, ее смерть потрясла меня до глубины души. Последний раз мы беседовали с ней перед Новым годом. И она чувствовала себя отлично.
— Все кругом полагают, что она ловчила с диетой. Любительница пожевать, она однажды расслабилась и сунула в рот что-то запрещенное.
Я нарочно сделала паузу — в ожидании ее реакции.
И она отреагировала. Да еще как!
Энергично мотнув головой, Кэрол отчеканила:
— Чтобы она да словчила — при ее-то боязливом характере педантки? Не смешите меня! Робин никогда бы в жизни не сунула в рот чего-нибудь с тирамином — список она знала назубок! Я уверена на все сто, что кто-то ее нарочно подставил.
— 8 —
«О Господи, — подумала я, — сделай так, чтобы это были не пустые слова, чтобы она имела какие-то доказательства — чтобы это была та явная улика, тот «дымящийся пистолет», который указывает на преступника!»
Вслух я спросила:
— По какой причине вы «уверены на все сто»?
— Да я же говорю, она была рабыня своей диеты, рабыня покорная, никогда не мечтавшая о мятеже.
— Ну, знаете ли, чужая душа потемки, — возразила я. — Я и за себя-то не всегда поручиться могу…
— Я просто знаю, — убежденно сказала Кэрол. — Да, она любила хорошо и вкусно поесть. Но куда больше она любила тот заряд бодрости, который ей давали ингибиторы. Впервые после университета, а может быть, впервые после старших классов школы она видела жизнь в радужном свете, была полна оптимизма и энергии. Впервые она выползла на твердый берег из болота депрессии. Мне довелось работать со многими пациентами на строжайшей диете — большинство из них прибегают к моей помощи из-за понятных опасений за свое сердце. И все, все без исключения, тяготились в этой своего рода тюрьме. Одна Робин чувствовала себя на свободе. Одна она ощущала себя не в тюрьме, а только что из тюрьмы выпущенной! Она-то уже почти смирилась с тем, что ей до конца жизни оставаться пришибленной и несчастной. А со мной она контактировала для того, чтобы мы на пару сочиняли ей приемлемый план питания — чтобы и в ее жизни случались маленькие гурманские праздники.
Увы, никакого «дымящегося пистолета». Одно внутреннее убеждение. Его в кашу вместо масла не положишь.
Я была жутко разочарована, но виду не подала. Надо расспрашивать дальше.
— А разве возможно при таком количестве исключений сочинить нечто с «маленькими гурманскими праздниками»?
— На то и нужен специалист с его знаниями, — поучающе сказала Кэрол Блендер. — Почти всегда остается некоторая свобода для маневра. Скажем, сыр для Робин был табу. Но тирамины есть только в выдержанном сыре. Поэтому, к примеру, пицца из определенного теста с томатами и моцареллой вполне допустима. И так далее. Вариантов на самом деле довольно много, учитывая широкий выбор продуктов всевозможных национальных кухонь.
— Я совершенно убеждена, — продолжала Кэрол, — что после наших разработок у Робин не было серьезной причины мухлевать. А перед Новым годом она звонила мне вот по какому поводу. На каком-то благотворительном вечере она выпила несколько глотков кофе, прежде чем поняла, что к нему подмешано немного шоколада. Шоколад значится в ее списке, однако опасен только при чрезмерном употреблении. Робин чуть ли не на пол швырнула эту чашку и тут же побежала звонить мне. К счастью, дозвонилась сразу. Я ее успокоила — шоколад в кофе добавляют только для вкуса, в ничтожном количестве. Если человек впадает в панику из-за такого пустяка, то попробуйте представить его жующим бутерброд с колбасой, про которую черным по белому написано: при определенных обстоятельствах и один почти прозрачный на просвет ломтик может оказаться смертельным! Абсурд!
Официантка принесла нашу еду. С удовольствием уминая сандвич, я поглядывала на белый омлет Кэрол — на вид такой же аппетитный, как подогретая салфетка.
— Ладно, — сказала я, — принимаю вашу версию. Тогда давайте прикинем, кто мог Робин нарочно подставить. Есть догадки?
Кэрол всерьез задумалась.
— Ну, прежде всего кто-то мог угостить ее не тем, чем надо, просто по незнанию. Вспомните тот же случай с шоколадом в кофе. Робин взяла за правило без стеснения допрашивать людей, чем именно они ее угощают. «Перечислите ингредиенты, пожалуйста». Разумеется, не всем это нравилось. Но в ситуации, когда было совершенно неприлично спросить, она и не брала ничего в рот, ссылаясь на самые разные причины. Таким образом, мы можем почти исключить вариант непреднамеренного убийства по незнанию. Остается предположить, что убийца сознательно ее обманул. Сделать это предельно легко. Достаточно добавить сыра в соус и побожиться, что сыра там нет.
И все же Филиппу, хотя бы для порядка, не следовало с ходу отметать.
Опять надо побеседовать с той продавщицей. И пора задать пару вопросов Мэри, которая на ферме второе лицо после Пейтон. Если догадки Маверик верны и кто-то ведет войну на уничтожение самой фирмы Пейтон, тогда именно Мэри должна знать, кто из уволенных сотрудников мог затаить злобу или кто из конкурентов так ревнует к званию новой Марты Стюарт, так сам хочет быть новой Мартой Стюарт любого пола, что ни перед чем не остановится.
Разумеется, все эти вопросы я могу задать самой Пейтон. Но она и в обычном-то состоянии кругом видит врагов и ненавистников, а сейчас, на грани нервного срыва, и вовсе не расположена к трезвым и объективным оценкам. Мэри в этом смысле куда полезнее.
Мне также очень хотелось каким-то образом выйти на бывшую миссис Славин. Хотя Дэвид настаивал на том, что его бывшая совершенно вне подозрений, Пейтон указала на нее как на возможного злоумышленника. Объективности Пейтон грош цена. И все же это след, и любой непредвзятый сыщик обязан его проверить. Насколько жене Дэвида претит роль бывшей? И сколько злости в ней по поводу своей отставки?
Ну и конечно, нужно выбрать минутку и заскочить в гринвичскую библиотеку. Там в разделе полицейской хроники я наверняка найду описание дорожного инцидента, из-за которого мы, подружки невесты, опоздали после репетиции в церкви на репетицию в ресторане — и в результате получили нахлобучку от Пейтон. Провинциальные газеты весьма дотошны в своих повседневных отчетах.
Затем надо и Веллингтон-Хаус посетить — тот самый старинный особняк, где, собственно, и происходило свадебное празднество. Насчет Веллингтон-Хаус у меня не было никакого разумного плана — просто хотела покрутиться рядом, по возможности зайти внутрь и прислушаться к себе, не шевельнется ли во мне на месте давних событий какое-нибудь забытое воспоминание. Пока что моя память решительно бастовала.
Я подлила себе кофе и, достав из сумочки фотографии, которые с разрешения Эшли взяла из комнаты Робин, аккуратно разложила их на столе. Если Джейми действительно отдала эти фотографии Робин не просто так, а с целью хранить и прятать, то разгадка здесь, у меня в руках.
Поэтому я битый час вертела фотографии и так и этак, таращилась на них через лупу… Все тщетно.
Две фотографии — отдельно Пейтон.
На одном снимке она целуется с Дэвидом.
Фотографии подружек невесты и гостей. Тут смеются, там едят. Тут танцуют, там едят.
Вот Трип беседует у стойки бара с мужчиной нудного вида; наверное, этот гость — один из его деловых партнеров.
Единственное фото без людей — снимок бального зала до того, как он заполнился гостями. Длинные, празднично оформленные столы, серебряные столовые приборы, цветы, свечи. Ах нет, на самом краю снимка фигурка Мэри, которая разговаривает с официанткой. Как и говорила Меган Блисс, Мэри в тот день разрывалась между ролями гостьи и служащей.
Нигде никакого криминала. Нигде никакой странности. Все банально, банально, банально.
И тут мне в голову ударила мысль — я даже удивилась, что не подумала об этом раньше: с чего я решила, что в моей пачке все фотографии? Одной могло не хватать. Самой главной. Впрочем, могло не хватать даже нескольких фотографий.
Я быстро пересчитала фотографии. Двадцать шесть. И стандартная пленка — двадцать шесть. Конечно, это не стопроцентное доказательство. И все-таки…
Я снова вернулась к своему блокноту.
Свадьба казалась началом всех начал в цепочке последующих событий, и этот факт мог сбивать меня, гипнотически уводить в сторону от истины.