Мелко? Приземленно? Ничтожно?
Пускай так, но хорошо и покойно.
А теперь что?! Теперь что с ним будет? Не эти, так другие его за ноги на дно потянут. А там не поймаешь солнечного зайца циферблатом часов и не пошлешь его в глаза сидящей напротив в автобусе модницы. Там не сварить манной каши и не возликовать, что вышла та без комков.
Там будет темно, холодно, противно и мокро. Да что это он городит! Там не будет вообще ничего, потому что его не будет!
Конечно, он узнал девушку, что стояла справа от темноволосого солидного мужика. Она была симпатичной, и даже очень. Вчера она, правда, выглядела расстроенной или даже рассеянной, и от этого несколько тускнела ее привлекательность. Но не узнать ее Гоша не мог.
– Вижу, что узнал. – Грибов стремительным движением через стойку схватил Гошу за рукав и потянул на себя. – Не смей врать мне, понял!!!
– И не думал, – заморгал несчастный Гоша, у которого так и плясала, так и бултыхалась перед глазами черная вода с мерзкой снеговой крупой. – Что надо-то?
– Видел ее вчера?
– Видел, – закивал Гоша.
Парни из милиции снова переглянулись. Причем Гоше показалось, что капитан с облегчением выдохнул. Знал бы он…
– И что скажешь?
– А что скажу? – Гоша обнажил в вежливой улыбке зубы. – Очень привлекательная особа. Одета была, правда, как-то не очень. Такое ощущение складывалось, что наряжалась на скорую руку.
– О, да ты наблюдательный у нас, Георгий Панин, – похвалил второй парень и подсел к первому. – Это хорошо. Виден глаз профессионала. Давно работаешь?
– Пять лет уже, – признался Гоша и тут же закусил губу.
Надо было ему про тряпки ее болтать, идиоту! Сразу его похвалили. А раз похвалили, значит, поняли, что от его глаза наметанного никто и ничто не ускользнет. Это, конечно, чистой правдой было. Он порой подмечал то, что камеры слежения в холле засечь не могли. А он вот засекал, хотя и в холл не выходил. Ему ведь одного взгляда было достаточно. Вот и вчера тоже… досмотрелся, блин!
– Хорошо платят? – продолжил нести пургу второй оперативник.
– Не жалуюсь, – буркнул Гоша, не зная, как себя вести с этими ребятами.
Вроде и по-доброму они с ним. Но это ведь пока, а дальше что? Как начнут руки ему заламывать да оружием бряцать… Хорошо что в баре пока никого почти нет.
– Чаевые опять же… – Тот, второй, подмигнул ему. – Хорошие чаевые бывают, а, Григорий?
– Георгий он, – поправил товарища Грибов, наморщив лоб. – Так хорошие чаевые, Георгий, уважь любопытство моего коллеги?
– Чаевые… – проворчал Гоша, с усердием вытирая десятый по счету стакан, хотя этого и не требовалось, смену ему сдавали всегда на пять с плюсом. – Когда как чаевые… Думаете, все прямо хотят одарить! Сами-то отстегнете? А-а, я так и думал.
– А Виктория чаевые тебе дала? Не скромничай, ругать не станем, – заулыбался капитан Грибов.
Но лучше бы серьезным оставался, от такой его улыбки кровь останавливалась у Гоши в жилах и сердце принималось стучать где-то под коленками.
– Да какие чаевые, господа, вы о чем?! – возмутился он. – Она за мартини не расплатилась, а вы чаевые!
– А что так? Денег у нее с собой не было?
Грибов еще шире улыбнулся, и Гоша понял тут же, что пропал. Пропал окончательно и бесповоротно, потому что проговорился ненароком. Так задешево! Так глупо! Эти опера пальцем едва шевельнули, а он уже, как арахисовая скорлупка, раскололся…
– Ушла она, но вроде не совсем. В туалет будто. А оттуда не вернулась, – забубнил он и тут же почувствовал, что краснеет и что душно ему так, хоть окна в баре выбивай.
А все почему? Все потому, что Грибов этот мерзкий продолжал смотреть на него с поганой своей улыбкой, за которой могло скрываться все, что угодно. От обычной вежливости до желания сломать ему – Гоше Панину – позвоночник.
– Григорий… – мягко вдруг заговорил Грибов.
– Георгий я! – подсказал с обидой Гоша. – Можно просто Гоша, если сложно запомнить!
– Извини, старик, страдаю забывчивостью, – покаялся Грибов, но ведь врал, врал стопроцентно. – Так вот что я хотел тебе сказать, Гоша…
– Что?
Панин Гоша вытянул шею и напрягся. Ну, говорил бы уже, чего тянуть-то! Начал, и замолчал, и башкой туда-сюда крутит, по сторонам все смотрит, и все мимо него.
– Я сейчас пивка попью у тебя самого лучшего. Да не бойся ты, за свой счет, не за твой. И пока я буду пить, ты будешь быстро соображать.
Грибов поднял указательный палец кверху, потом медленно начал его наклонять и целиться в Гошу, и прямо ему между бровей. Потом дернул им, сделал едва уловимое движение губами, следом дунул на кончик пальца и произнес:
– Быстро, очень быстро ты сообразишь, что должен сказать мне и вот моему товарищу всю правду. Правду, Гоша!!! Если мне что-то не понравится или я заподозрю тебя во лжи, то… – И Грибов снова повторил трюк со своим указательным пальцем. – Я тебе вышибу мозги!.. Ой, да не бледней ты так! Я не стану в тебя стрелять! Я посажу тебя по подозрению в убийстве, и, когда ты будешь сидеть у меня по подозрению в убийстве, я стану вышибать из твоих хитроумных мозгов всю правду. Идет?
– В убийстве?! – ахнул Гоша и глупо захихикал, прикрывая рот вытертым до блеска бокалом для вина. – Да вы что, ребята, очумели, что ли?!
– Ты вот сейчас очумеешь, болван, – пообещал очень ласково напарник Грибова.
И Гоша тут же понял, что тот не шутит и запросто пустит в ход свои громадные кулаки, которые лежали на отполированной Гошей стойке. А если тот пустит в ход свои громадные кулачищи, то может поставить ему синяк или выбить зуб, а он такие деньжищи отвалил стоматологу за голливудскую улыбку. Все это никак не вязалось с обликом, который надлежало Гоше иметь, работая в этом баре. А работой он дорожил.
И если даже не наставят синяков ему на лице, то могут запросто по печени ему надавать эти серьезные ребята и посадить по подозрению… Ох, господи, да какое подозрение! Он только и хотел вчера чуть сшибить на дурака, кто же знал, что все так получится.
– Как получится? – Грибов уже не улыбался, рассматривая его, как насекомое. – Говори толком, Гоша, пока я не осерчал.
– Она села за стойку, начала говорить тут с одним. Он из постоянных… – Гоша нервно сглотнул и поперхнулся. – Простите… Показала фото своего мужа, спросила, не видали ли его?
– И что? – Крупные ладони Грибова, ничуть не меньших размеров, чем у его напарника, распластались по стойке. – Дальше что? Я по букве из тебя тянуть должен, да?
– Я ей сказал идти к бытовкам, потому что я узнал ее мужа. Он тут редко бывал, но… – Гоша помялся чуть, потом все же выложил: – Однажды чуть драку тут не устроил.
– С кем?
– Да с этим Сашей, который девушку эту начал окучивать. Странно только, что он не узнал ее мужа по фотографии. Отвернулся, будто и не знаком с ним. Потом вовсе отошел к столикам.
– Так, давай все в деталях, ничего не пропуская. Иначе я тебе… – Крупная ладонь Грибова свернулась во внушительных размеров кулак.
А чего ему было пропускать?! Зачем?! Не этим, так другим попадется как кур в ощип. Лучше уж этим. Тут хоть надежда остаться в живых есть.
– Я узнал ее мужа, велел ей идти к бытовкам, там у нас женский туалет. Говорю, иди туда, подозрения не вызовешь. Там жди, я сейчас подойду и кое-что расскажу тебе про мужа.
– А Саша этот где в это время был?
– Саша? Так за столиком с парнями. Шумели, пили. – Гоша пожал плечами. – Меня тут отвлекли, пришлось смешивать три коктейля. Минут десять ушло на заказ. Потом вспомнил, что девушка эта меня ждет. Может, и не вспомнил бы, да мартини ее недопитый на глаза попался.
– Короче! – взревел Грибов, уже поняв, что финал у истории будет плачевный. – Пошел ты к бытовкам или нет?
– Пошел! А как же! Мы же с ней договаривались, – округлил глаза Гоша. – А ее там уже нет.
– Сбежала, не заплатив? – сочувственно поцокал языком напарник капитана. – Ай-ай-ай, как нехорошо.
– Да если бы… – пожевал губами Гоша. – Сумочка ее за ящиками валялась.
– Где она?!
– В дирекцию отдал, – признался Гоша, он не врал сейчас, никогда себе ничего не присваивал и вчера не собирался. – Если бы она хотела сбежать, разве бы сумочку оставила? Да и куртка ее до сих пор в гардеробной мотается на вешалке. Я когда пришел сегодня, сразу обратил внимание.
– И как думаешь, что случилось?
Грибов приподнял кулак над стойкой, распрямил пальцы и минуту смотрел на их подергивание.
Эта новость и не новость была даже, а катастрофа полная. Все придуманное Ленкой, все ее несогласие настырное оказалось полной чушью. С Викой беда! Проклятая, страшная беда, из которой, возможно, ему Вику уже не вызволить. Вдруг как с Чаусовым…
– Я не думаю, я знаю, что случилось, – впился вдруг в его мозг гнусавый голос бармена.
– Как знаешь?! – Они оба вытаращились на него. – Что значит – знаешь?!
– Так я когда сумочку ее нашел, рванул к туалету женскому. Там никого. А дверь заднего хода приоткрыта. Я туда, – оживленно жестикулируя, начал вспоминать Гоша, чувствуя при этом жуткое облегчение. Он, кажется, сможет сейчас быть полезным. – Слышу возню какую-то и сдавленный то ли крик, то ли стон. За тарой.
– Какой тарой? – не понял напарник капитана.
– Там у нас ящики и коробки складируются, – ткнул куда-то себе за спину Гоша большим пальцем. – Так вот за коробками возня. Я притих и слушаю.
– А вмешаться не мог?! – скрипнул зубами Грибов.
От одной мысли, что Вику кто-то хватал, лапал, делал ей больно и еще что-то непозволительное и гадкое, его выворачивало просто.
– А чего я стану вмешиваться, интересные какие! Откуда я знал, кто там пыхтит?! – возмутился Гоша. – У нас там проститутки часто с клиентами трутся. Хорош я выскочу, как дурак!
– А как же ты понял, что это не проститутка с клиентом?
– Так стихло все, я выглянул. А он… – Гоша покачал головой со вздохом. – А он тащит ее в машину. Но она одета была. Так что ничего он с ней такого… Просто боролись, наверное…