Дженни
Я не посмела посмотреть на него, слишком напуганная этой фразой. Он ждал чего-то от меня, какой-то реакции, но я не собиралась её показывать. Я оцепенела — не могла ни пошевелиться, ни подумать, ни вдохнуть.
— Именно из-за неё я выбрал это место, — продолжил он. Если кто-то слушал его безумные изречения, он почти никогда не умолкал.
Я уставилась на этикетку чистящего средства, изучая нарисованные улыбающиеся мочалки.
— Не так давно здесь убили женщину. Говорят, её похоронили прямо во дворе. — Его ногти воткнулись в кожу моей спины. — Как я понимаю, здесь никто не удивится, если это произойдёт снова. — Он прижал губы к моему уху. — Но даже если так, мы быстро уедем.
— М-мы? — тихо пропищала я.
— Мы сможем уехать отсюда. От неё.
— З-зачем? Что она сделала? А как же м-малыш? — спросила я, пытаясь сосредоточиться, подумать. Мне надо было что-то сделать, но что? Как я могла защитить её, если все способы вели и к моей смерти?
Он нахмурился.
— Твоя мама не думает о том, что значит для нас этот ребёнок. Как мы его воспитаем? Откуда мы возьмём средства? Её не возьмут на работу. Я не смогу прокормить нас всех…
— Я куда-нибудь устроюсь, — предложила я. — Клянусь. Я спасу нас всех.
Он снова похлопал меня по спине настолько сильно, что кожу обожгло, но я не посмела поморщиться.
— Да не, я справлюсь. Что-нибудь придумаю. Как всегда. А теперь выйди из дома. Мне надо разобраться. И если ты хоть что-то скажешь своей маме, я точно убью её. А потом убью тебя.
Я знала, что это рискованно, но мне пришлось поднять эту тему. Пришлось поспорить. Хоть я и не знала, насколько серьёзно он был настроен, нельзя было позволять ему даже задуматься о таком.
— Тебе необязательно это делать. Мы что-нибудь придумаем. Есть другие варианты, папа. Она может не рожать…
Не успела я договорить, как он ударил мою голову о раковину, и я потеряла равновесие, закрывая глаза из-за хорошо знакомого гула.
— Мы не убийцы детей! — прорычал он.
— Кэл? — донёсся голос моей мамы. Она вышла из-за угла, и я ахнула, когда увидела кровь на её руках. На секунду мне показалось, что она пыталась вскрыть себе вены. Но потом я увидела, что из её кожи торчали осколки стекла.
Папа вскочил и бросился к ней с полотенцем и отбеливателем. Он вытащил два больших осколка стекла из ран, не сказав ни слова, бросил их на пол, затем вытер её руку полотенцем. Мама поморщилась от боли, её глаза налились кровью и слезами.
— Сейчас. Не дёргайся. — Он брызнул отбеливатель прямо на её рану, хоть она и захныкала, отстраняясь. — Я сказал, не дёргайся.
Он вцепился в её кожу, пока вокруг каждого из его пальцев не появились светящиеся белые ореолы. Закончив, он обернул полотенце вокруг её руки и прижал к её груди. Отец крепко держал маму, раненая рука была зажата между ними в объятиях. На её лице светилось замешательство, а у меня в ушах звенели его слова.
Мне нужно было её предупредить, но я понятия не имела, как. Он не первый раз угрожал нам смертью, но почему-то сейчас всё казалось более реальным. Когда он это сделает? Сколько ещё мы будем здесь жить? Мне нужно было остаться с мамой наедине и передать его слова.
— Может, я помогу обработать рану? Её нужно перевязать.
— Это неважно, — проворчал папа. — Я просил тебя выйти.
— Но сейчас темно, там могут быть волки. — Конечно, волки были намного лучше отца, но за неё я готова была бороться. Хоть она и никогда не боролась за меня. Хоть она и обвиняла меня в каждой ужасной вещи, что он со мной совершал. Хоть она и никогда не пыталась сбежать. Я — не она и не позволю себя стать такой.
— Твой отец сказал выйти, Дженни! — резко сказала мама.
— Но…
— Иди! — заорал папа.
Я изучала её глаза, в них отражалась неожиданная тень ужаса. Сильнее, чем обычно при их ссорах. По сей день я задаюсь вопросом, знала ли она. Знала ли, что ждёт её, когда спускалась по лестнице, когда садилась в машину. Знала ли, что приготовленный мной ужин станет для неё последним.
Какая-то часть меня считает, что так и есть. Когда я проходила мимо неё, она потянулась ко мне здоровой рукой и нежно сжала мою ладонь.
— Мама… — Я не смогла тогда сдержать слёзы.
Её лицо окаменело.
— Иди, Дженни. Со мной всё будет хорошо. — Она смотрела мне в глаза чуть дольше обычного, а затем перевела взгляд на папу. — Нам с твоим отцом нужно побыть наедине.
На этом я шагнула к двери, не смея оборачиваться. Я до конца жизни буду вспоминать, как ушла в ту ночь, но я должна была. Должна.
Я шла по холму в сторону леса, но потом обернулась, спрятавшись настолько далеко, что меня не было видно, но зато я видела всё. Тогда мне пришла в голову очень странная мысль. У смерти есть запах — странный и непостижимый. Животный. Как рождение. Как запах новорождённого ребёнка. Как запах комнаты, полной горя, слёз и беспомощности. Глядя на янтарные лучи в окне дома, я каким-то неведомым образом знала, что снова почувствую этот запах.
Заранее понимала, что случится.
Это нельзя объяснить. В этом нет никакого смысла, даже сейчас. Как я узнала? Он уже нам врал. И угрожал убить нас обеих много раз. Но понимание засело в голове.
Она умрёт.
Он убьёт её.
На этот раз по-настоящему.
Я снова почувствую запах смерти.
Я смотрела с абсолютным, леденящим ужасом, как он вёл её вверх по лестнице на второй этаж. Именно там всё и произойдёт. Я просто это знала. Первый раз всё случилось там же. Это тоже был он? Тогда? С другой женщиной? Или это тоже была ложь? Хижина правда принадлежала его боссу? Или он просто наврал маме, чтобы привезти её сюда? Я не знала и, наверное, уже никогда не узнаю.
Я должна была сойти с места, должна была что-то сделать. Но что мне оставалось? Я наблюдала, как он сжал её ладонь, а потом скользнул вверх по руке. Она споткнулась. Неужели пила? Больше той бутылки пива за ужином? Вполне вероятно. Мама всегда любила выпить; наверное, только так она могла находиться рядом с ним. Может, так она притупляла боль своего существования.
Когда он развернул её спиной к окну, я увидела лезвие. В том же кармане, что и моя книга. Нет. Оно выделялось даже с того места, где я пряталась в бескрайней темноте леса. Явное. Смертельное.
Как только он вытащил нож из-за пояса, всё было кончено. Нельзя было оставлять их одних. Я хотела поставить под сомнение его слова, но этого нельзя было делать. К тому моменту у меня не было ни малейшего шанса её спасти. Я двинулась вперёд, прочь от влекущей безопасности деревьев и теней, заставляя себя двигаться быстрее, хотя ноги и умоляли меня притормозить.
Суставы болели, лодыжка пульсировала из-за недавнего растяжения, и я почувствовала, как рана в боку снова открылась. Новый порез от стального носка его ботинка. Он всё равно не успел зажить. Я всего лишь промыла его водой и завязала на талии разорванную рубашку, чтобы остановить кровотечение, и сейчас туда точно попала инфекция. Нужно показаться врачу, но это неважно. Не в этот раз. Рана либо заживёт сама, либо я умру, то же касается и всех других моих ран.
Забывая про свою боль, я оглянулась к окну и увидела нож в папиной руке.
Слишком поздно.
Он занёс нож над ней чисто из-за театральности. Она не двигалась — застыла в страхе. Я тоже. Не могла пошевелиться.
В лёгких замер воздух, пока я пыталась решить, что делать. Что я могу? Она не пошевелилась, когда он опустил лезвие к её груди, но я услышала крик. Тот прорывался через стекло и тишину леса, заставив меня содрогнуться. С деревьев в испуге слетели птицы, этот шум прорезал тишину ночи.
Он снова поднял лезвие и поднёс к её животу, когда она тяжело упала назад. Она сжалась от этого удара, и внутри меня все сжалось от ужаса и холода.
Она мертва. Моя мама мертва.
Он бросил нож, отступил на полшага и осмотрел то, что сделал. Он потёр рукой губы и покачал головой. Его нога оторвалась от земли, и он пнул её бедро. Когда она не пошевелилась, он наклонился. На мгновение мне показалось, что он собирается над ней надругаться.
Вместо этого он взял нож, вытер о рубашку и сунул обратно за пояс. Когда он встал, то снова пнул её, и у меня заурчало в животе. Меня должно было стошнить, но я уже несколько дней почти ничего не ела и оставила ужин.
Когда я подняла глаза, он уже отошёл от окна, но её тело всё ещё лежало на полу. Я закатила глаза от этой мысли — куда же оно могло деться?
А затем меня накрыла паника, когда я посмотрела на то место, где он стоял. Меня было видно оттуда? В свете крыльца — возможно. Я больше не пряталась.
Может, теперь он придёт за мной?
Чтобы убить или взять с собой? Убийство было более желанным вариантом.
На размышления не осталось времени.
Нужно действовать.
Поэтому я побежала.
Не раздумывая, я направилась к дому. Конец наступит или для меня, или для него. Я заставлю его заплатить за содеянное. С ней, со мной…
Я толкнула дверь и бросилась вверх по лестнице. Вот он, тот запах — точно такой, каким я его помнила.
Смерть.
Я не знала, что чувствовала. С одной стороны, я любила маму так сильно, как только могла кого-то любить. Под этим я подразумевала, что не хотела её смерти. Тот вид её на полу, застывшей, с кровью, все еще стекающей из ран на деревянный пол, не принёс мне такого удовольствия, как если бы на ее месте был отец.
Папа стоял рядом с её телом словно в трансе, из-за его пояса сзади торчал нож.
Он знал, что я стояла за ним, но не думал развернуться. Он недооценивал меня. Недооценивал мою ярость.
— Готово, — прошептал он. — Теперь мы с тобой одни.
Я молча стояла за ним.
— Ты должна найти лопату. Мы похороним её во дворе, очень глубоко, уберём здесь всё, а потом уедем. Когда её найдут, мы уже будем далеко.
Я медленно и выверенно потянулась за ножом и аккуратно вытащила его из-за пояса так, чтобы папа не заметил.