— Я должен был, — сказал он, но я не знаю, кого он пытался убедить. — Она тянула нас на дно.
Я кивнула, хотя он до сих пор не видел меня, и последний раз потянула нож. Я заберу его жизнь, как он забрал её. Но не успела я себя в этом убедить, как он понял, что я делаю, и обернулся.
— Какого… — увидев нож в моей руке, он бросился вперёд, вытянув руку. Я изо всех сил ударила ножом вверх, сталь лезвия соприкоснулась с мягкими тканями его шеи. Папа дёрнулся назад, потянув за собой нож. Я споткнулась, потянувшись за лезвием, немного даже удивившись при виде крови, хлещущей из его шеи.
Я снова полоснула ножом по шее отца, когда он упал. Его тело приземлилось рядом с маминым, дёргаясь и булькая, когда он пытался заговорить, — наверняка предупреждал, что поймает и убьёт меня.
Но он не убил.
Не мог.
Он не двигался. Я об этом позаботилась.
Кровь вытекала из его тела, смешиваясь на полу с маминой. Бросив последний взгляд на эту картину, я кинула нож и побежала прямиком к передней двери.
Уже на подъездной дорожке я направилась в лес. Надо продолжать бежать, несмотря на грохот сердца и дрожь в ногах. Останавливаться нельзя.
Я убила своего отца. Возможно, люди подумают, что я убила и маму. Как мне объяснить, что всё было не так? Как это доказать?
У меня не было алиби. Я единственный выживший, единственный свидетель и единственный подозреваемый.
Я сотворила ужасную вещь и должна ответить за неё.
Но я лучше тысячу раз отвечу за убийство, чем буду находиться в одном доме с этим человеком.
Я улыбнулась от этой мысли.
Несмотря на всё, что произошло, на кровь на моём лице, на воспоминание его последнего вдоха, я улыбнулась.
Глава двадцать третья
Дженни
Не знаю, сколько я шла, пока меня не нашли полицейские. Казалось, будто прошло бесконечное множество дней. Я уверена, что в какой-то момент падала и засыпала, но всё равно не прекращала идти. Сознание то приходило, то уходило. Всё было бессмысленным и одновременно крайне понятым.
Когда я увидела мигающие красные и белые огни в темноте, моим первым инстинктом было бежать, но я понимала, что это бесполезно. Меня посадят в тюрьму? Или в… колонию? Я достаточно взрослая, чтобы меня судили?
Я не знала.
Поэтому, когда полицейская машина остановилась прямо передо мной, освещая моё тело яркими фарами, я понимала, что у меня есть всего один шанс сделать всё правильно.
И тогда слова отца завертелись у меня в голове. Та фраза про другую убитую женщину.
И я поняла, что делать. Оставалось надеяться, что это сработает.
Из машины вышли двое полицейских, мужчина и женщина — на секунду я представила, что это мама и папа приехали меня забрать, что всё это была шутка, но нет.
Первой ко мне подошла женщина, медленно, осторожно подняв руки. Она говорила, но мне пришлось сильнее сосредоточиться, чтобы связать все слова в предложение.
— Дорогая, ты меня слышишь? Ты ранена?
Я потрясла головой, голос замер в горле, когда я попыталась ответить. В каком смысле? Физически — не особо, хотя боль в боку давала о себе знать. Но я никогда не стану прежней, и это было похоже на рану.
Я чувствовала себя другой. Слабой. Будто огромная часть меня умерла на полу вместе с моими родителями. И это осознание правда ранило. Той Дженни, которая вошла в хижину какими-то несколькими часами ранее, больше не существовало. Она мертва.
— Это твоя кровь? Или… чья-то ещё? — спросил мужчина, который стоял за женщиной.
— Я… нет, она не моя. — Я не могла смотреть им в глаза, поэтому не поднимала взгляда с земли.
— Расскажи нам, что случилось. Ты в опасности?
Я покачала головой — медленно, с грустью.
— Нет.
Тогда мужчина заговорил в рацию на плече, но я не слушала. Цифры, направление, адрес… Он вызвал подкрепление, пока я молча ждала.
— Мы тебе поможем, слышишь? — сказал он, когда закончил.
— Где твои родители, солнышко? — спросила женщина. — Можешь сказать? Ты знаешь, где они?
Я молча сжимала пыльцы ног на асфальте. Я и не замечала, как много было на них крови. Моя дорога через лес сильно на них сказалась. Почему я не чувствовала боли?
— У меня есть дочь примерно твоего возраста, и если бы она пропала, я сошла бы с ума. — Она сделала паузу. — Наверное, твои родители переживают. Они знают, где ты? Они знают, что ты здесь?
Я снова не ответила.
— Как тебя зовут? — продолжила она.
— Дженни Форман, — уверенно прошептала я ответ на единственный вопрос.
— Приятно познакомиться, Дженни, — сказала она. — Я офицер Макхейл, а это мой напарник, офицер Харрис. Сколько тебе лет?
— Пятнадцать.
— Ты живёшь где-то здесь?
Я пихнула камень рядом с ногой, удивившись тому, что не почувствовала его. Я ничего не чувствовала. Я онемела, застыла в бассейне с ватой. Здесь всего было меньше — не так больно, не так громко, не так важно.
— Джени, ты живёшь где-то здесь? — повторила она вопрос.
— Нет, — наконец ответила я.
— Понятно. А где ты живёшь?
— В Адамстауне, — прошептала я, прокашлявшись.
— Ладно. — Она посмотрела через плечо на своего напарника. — Хорошо. Спасибо. Ты можешь рассказать, почему на тебе кровь? Тебя кто-то обидел?
Я начала качать головой, но замерла. Кивок произошёл сам собой, в голове снова всплыли слова отца.
— Понятно. Мы тебе поможем, милая. Ты в безопасности. Ты знаешь, кто пытался тебя обидеть?
— Нет.
— Что ты делала здесь ночью? Почему ты одна? — спросила она, и тогда в её голосе слышалось какое-то противное обвинение. Теперь врать стало легче.
— Я была… с родителями. Мы сняли хижину… — я показала на лес за мной.
— Хорошо. И где теперь твои родители?
Я хотела заплакать, закатить истерику, но не смогла. Вместо этого я не поднимала головы.
— Их нет.
— Нет?
— Они мертвы, — прямо сказала я.
Женщина не заколебалась, её голос не дрогнул.
— Мертвы?
Я кивнула.
— И это их кровь?
Я снова кивнула.
— Понятно. Ты можешь рассказать, как они умерли?
Тогда я начала плакать и сама не могла понять, притворялась ли.
— Я не знаю, кто это был. Он стоял у двери и… я её открыла, а у него был нож. Сначала он зарезал её, мою маму, а потом, когда папа попытался остановить его, мужчина зарезал и его. — У меня начиналась истерика, и я не знала, гордиться ли мне своей актёрской игрой или переживать из-за того, что я не переживала на самом деле.
— Тише-тише… — Тогда женщина потянулась ко мне и обняла, несмотря на всю мою грязь. Объятия казались мне неестественными, но, судя по всему, для неё это было нормой. У меня покалывала кожа, когда я касалась других людей; так было всегда.
— Тш-ш-ш… всё будет хорошо. — Когда мужчина снова вышел из машины, она отстранилась и первый раз заглянула мне в глаза. — Мужчина всё ещё там? Ты знаешь, где он? Он пошёл за тобой? Как ты спаслась?
— Нет, он ушёл. Я сбежала, — ответила я. — После того, как он схватил моего папу, я просто… я выбежала за дверь и не останавливалась. Я не могла прекратить бежать.
— Ты молодец, Дженни, — сказала она с грустью в глазах, которая казалась настоящей. Но зачем ей меня жалеть? Она же меня не знала. — Ты поступила правильно, когда убежала. Теперь ты в безопасности. Мы тебя защитим. — Она сжала губы. — Послушай. Ты сможешь показать нам, где находится ваша хижина? Где твои родители? Нам нужно туда поехать. Возможно, мы успеем их спасти. Тебе необязательно туда заходить, просто скажи, куда ехать, если помнишь, и мы попытаемся спасти твоих родителей и найти того мужчину.
Я подумала. Возвращаться в хижину не хотелось совсем. Я больше никогда не хотела видеть их тела. Но я кивнула, потому что именно этого от меня ждали. И первый раз в жизни я хотела кому-то угодить не из чувства страха. Она велась на каждое моё слово — у меня была власть. Доверие.
— Я попробую.
Офицер улыбнулась.
— Ты молодец, Дженни. Идём. Сюда едет подкрепление и «Скорая», чтобы убедиться, что с тобой всё хорошо. Давай сядем в машину и согреемся. Что скажешь? — Она стояла напротив с вытянутой рукой. Я взяла её за руку, не обращая внимания на инстинктивную дрожь, и позволила отвести себя к машине.
К безопасности.
Уже в машине я снова и снова прижимала пальцы друг к другу, чувствуя, как они слипаются из-за засохшей крови, пока в голове крутилась одна мысль: Я больше никогда не буду бояться.
Глава двадцать четвёртая
Дженни
Когда мы приехали обратно к хижине, меня переполнял ужас. Офицер Макхейли ехала со мной сзади, держа меня за руку.
— Это она? — снова спросила она, как будто я могла ошибиться.
Я видела, как они переглянулись с напарником в зеркале заднего вида.
— Хорошо, что мы вызвали подкрепление, — тихо проговорила она. В её голосе появился какой-то страх, которого не было раньше.
— Что случилось? — пропищала я, гадая, где могла ошибиться или сделать что-то не так.
— Ничего, — слишком быстро ответила женщина. Она накрыла мою руку свободной ладонью. — Ты должна остаться здесь, хорошо? Не выходи из машины, что бы ни услышала или ни увидела. Здесь ты будешь в безопасности. — Она кивнула и ждала, пока я повторю этот жест. Я так и сделала, и тогда офицер вышла из машины, пока её напарник держал для неё дверь.
Я смотрела, как они обошли машину и с оружием наготове приближались к двери, которую я оставила открытой. Интересно, что они там найдут. На ноже были бы мои отпечатки пальцев — как мне это объяснить? Можно было сказать, что это кухонный нож, но я уже сказала, что мужчина пришёл с ножом. Можно было сказать, что я вытащила нож из тел родителей, но я уже сказала, что сбежала.
Пока эта пытка всё продолжалась, я поняла, что мне снова надо бежать. Иначе они меня схватят. Я схватилась за ручку и потянула, удивившись, что она не открывается. Я остервенело её задёргала.