И план сработал. Если честно, я понятия не имела, что хижина до сих пор сдаётся. Много лет я слишком боялась что-то про неё искать. Но когда я наконец набралась смелости, то пришла в ужас от того, во что превратил её владелец.
Он наживался на нашей боли. Хижина стала популярной среди тёмных туристов, как и сказал шериф. Люди приходили туда и со смехом обсуждали, до сих пор ли там живёт призрак моей матери и той другой жертвы. Они гадали, до сих пор ли серийный убийца, забравший обе жизни, расхаживает на свободе. Ждёт ли следующую жертву.
Тогда-то я всё и придумала.
Для меня эта хижина была местом потери. Но также местом возрождения. В этом доме родилась Грейс Дункан. Там я боролась за лучшую жизнь. И возвращение было для меня напоминанием, что девочка, которая дала отпор, всё ещё существует.
Райан должен был заплатить за то, что совершил, и он заплатит там же, где и мой отец.
Серийный убийца завершит своё наследие.
План был непростым. Нужно было продумать каждый шаг — каждый возможный вариант. В отличие от предыдущего раза я могла всё предусмотреть, поэтому хотела быть готовой ко всему.
Поскольку я была связана с Райаном, мне нужно было действовать очень осторожно. Я начала с того, что заперла дверь снаружи в ту первую ночь, чтобы немного расшатать его нервы. После того, как он заснул, я встала и взяла отвертку рядом с джакузи, которую спрятала там, пока Райан был в туалете. С её помощью я сняла дверную ручку, отперла дверь и положила отвёртку обратно в шкаф после того, как установила ручку обратно. Поэтому я точно знала, где находится отвёртка, когда она понадобилась нам в следующий раз.
Затем на следующее утро было легко притвориться, что всему виной алкоголь, поэтому мы ничего не поняли. В конце концов, Райан отлично понимал, что такое пьяная неряшливость.
Когда у меня начал формироваться план, я поняла, что нам нужно привлечь внимание к тому факту, что кто-то на нас охотился. Что мы были напуганы. Надо было из-за чего-то обратиться за помощью в полицию, но я не могла решить, из-за чего именно.
По крайней мере, до тех пор, пока мы не пошли в лес. Вид отца потряс меня до глубины души. Я всегда предполагала, что он выжил, но даже и не думала, что он останется так близко к хижине. Я не хотела верить, что это он, но эти глаза я узнаю где угодно.
Он ужасно постарел. Раньше он был мускулистым, а теперь худощавым. Его тело было грязным, сморщенным и изможденным. Время было к нему неблагосклонно.
Одного взгляда в лицо моего обидчика, моего мучителя было достаточно, чтобы напугать меня так, как я не пугалась уже много лет. Внезапно я снова превратилась в испуганную пятнадцатилетнюю девочку.
И когда я немного пришла в себя от увиденного, то поняла, что план должен измениться. Он недостаточно заплатил за то, что сделал, и я должна была это исправить.
Когда я увидела его снаружи хижины вечером того же дня и поняла, что он шёл за нами, этот шаг подтвердил, что он узнал меня. Убей или будь убитым. Это был самый большой промах в моём плане. Как бы я ни старалась держаться на расстоянии, он все равно меня узнал. Хоть я и сменила имя и выбелила волосы, что-то в нём узнало что-то во мне.
Мне стало интересно, жил ли он в лесу все эти годы, потому что боялся выходить из-за того, что я рассказала полиции всю правду о нём. Разумеется, он должен был понять, что полиция его разыскивала. Я испытывала болезненное удовольствие от мысли, что он провел два десятка лет в лесу, в холоде и в одиночестве, питаясь объедками и моясь в реке. Я не могла узнать наверняка, что с ним произошло, и теперь никогда не узнаю. Во всяком случае, мне нравилось полагать, что так оно и было — что его жизнь превратилась в сплошное страдание. Такой была и моя жизнь, пока я не сбежала. Такой была и мамина жизнь, пока она не умерла.
Он стоял у хижины в тот вечер, когда я услышала шорох и дыхание. Я была почти что уверена, но когда увидела книгу с той ночи, которую он сунул в карман, то знала наверняка.
То послание было для Райана. Дженни мертва. Теперь — ты.
Он предупреждал его, не осознавая, что Райан понятия не имеет, кто такая Дженни, и я не собиралась ему говорить.
И всё же как раз этого предупреждения мне не хватало. Теперь я знала, что он придёт за мной. За нами. И я должна была биться до конца.
Меня всё устраивало. После той ночи, много лет назад, я пообещала себе, что больше не буду бояться, и я сдержала слово.
Больше я не отдавалась страху, не совсем, не полностью.
На следующее утро план сформировался до конца. Я взяла камень, написала на нём слово и разбила наше лобовое стекло. Я собиралась притвориться, что в это время стояла на кухне и готовила кофе, но Райан так крепко спал, что мне пришлось разбудить его, как только я вернулась в постель.
Он был напуган, но не настолько, чтобы обратиться в полицию. Пришлось посодействовать. Мне редко надо было убеждать в чём-то Райана. Я заставила его поверить, что была слаба, что обо мне нужно заботиться, так что, думаю, моя просьба была убедительной. Весомой, как говорится.
Но потом настал день, когда мой отец проколол нам шины, день, когда он вошёл в хижину. Он пришёл за мной, но мой план ещё не был завершен. Если я убила бы его тогда или позволила ему убить меня, отпуск закончился бы, а я так и не отплатила Райану. Мой муж не получил того наказания, которого заслуживал.
Мне было забавно наблюдать, как они дрались — как Райан отпугнул моего отца. Я ещё никогда такого не видела — того беспокойства в глазах отца, то, как он сдаётся. Я тысячу раз видела, как он стоял надо мной, пинал или душил, если ему что-то во мне не нравилось, и на этом лице отражалась тысяча эмоций — гнев, злость, ярость. Но не страх. И это было восхитительно.
Я по сей день не представляю, как он тогда проник в дом. Прокрался в дверь, как и полагал Райан? Нашёл другой вход? Я не знаю. И уже не узнаю. Это станет ещё одной неразгаданной тайной.
Но проколотые шины дали понять, что он со мной не закончил.
Тем же лучше.
Если честно, он сыграл мне на руку, пока я изо всех сил пыталась придумать, как вписать конец в придуманный план. Мне нужно было убить Райана до того, как мы уедем из хижины, иначе план провалился бы. Отец помог мне, сам того не осознавая.
Я спрятала телефоны в сумку, чтобы убедиться, что Райан не позвонит в полицию. Он точно попытался бы, и я не могла так рисковать. Пока что им нельзя было вмешиваться. Полиция здесь совершенно ни при чём. Это дело касалось только меня, моего мужа и моего отца — двух мужчин, которые причинили мне самую ужасную боль.
Телефонные звонки были просто гениальным ходом с папиной стороны, хотя я и удивилась тому факту, что у него вообще был телефон. Я понятия не имела, как он его зарядил. Но я узнала этот голос, то угрожающее дыхание. Когда я была маленькой, одного этого звука за дверью спальни хватало, чтобы вызвать приступ паники. Но теперь это меня не беспокоило. И никогда не будет.
У него больше нет надо мной власти.
И как только они оба заплатят за свои грехи, я сделаю всё, чтобы меня больше никто не смог контролировать.
Поэтому, когда он вошёл в дом во второй раз, я поняла, что пора. Я ударила его по лицу молотком так, как тогда он ударил по ней ножом. Я наблюдала, как в его глазах угасает свет, разглядывала плохо зажившие раны на его шее. Те, что нанесла я. Они были прелюдией к тому, что произойдёт потом. Прелюдией следующих повреждений — смертельных, от которых он уже никогда не оправится.
И потом, без намёка на сожаление и колебание, всё ещё под действием адреналина после первого убийства, я снова и снова втыкала нож в спину мужа, чтобы отомстить за свою подругу.
Часть третья
Глава двадцать шестая
Грейс
Когда всё закончилось, я встала над телами, ощущая странное спокойствие. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Готово. Конец. Они мертвы, а я выжила.
Снова.
Они совершили ужасные злодеяния, и я заставила их заплатить. Я переступила через тело своего мужа, испачкав каблук туфли в крови на полу, и прошла через комнату. Я вернулась в кладовку и подключила телефонную линию, которую успела вытащить, пока Райан искал что-то на полках.
Я глубоко вздохнула и прокашлялась. А затем твёрдой рукой набрала 911. Я подготовилась как можно убедительнее сыграть страх, в чём мне помогали далёкие воспоминания об этой эмоции — настолько хорошо, что последние несколько дней муж мне верил, — и позвала на помощь.
— Вы должны мне помочь! — умоляла я.
Так и случилось. Женщина спокойно мне ответила. Записала мой адрес. Потом попросила рассказать, что случилось, и спросила, угрожала ли мне опасность. Я смотрела на свои ногти, выковыривая из-под них засохшую кровь, пока пересказывала убийства, как этот мужчина — мой отец, хотя они этого не узнают, — вошёл в дом и напал на моего мужа, а он из последних сил убил нападающего, чтобы спасти меня.
Очень героический поступок.
Мы говорили по телефону до тех пор, пока не приехала полиция с шерифом Риттером во главе. При виде меня его глаза округлились, а потом наполнились состраданием. Полицейские вывели меня из комнаты, а потом и из хижины, и меня попросили подождать на крыльце с заместителем — мужчиной, который пытался раскрыть дело моих родителей двадцать лет назад.
Он внимательно на меня смотрел, изучая моё лицо с пугающей решительностью.
— Вы кажетесь мне знакомой, — сказал он наконец.
Я встретила его взгляд с непроницаемым выражением лица, пока ждала, скажет ли он, откуда меня знает.
— Мы с мужем пару раз приезжали в город. Может, вы меня увидели.
Он медленно кивнул. Если он и вспомнит, где меня видел, у меня уже была подготовлена история на этот случай, но вряд ли это возможно. Как и в случае моего отца, время было ко мне жестоко. Я больше не была похожа на маленькую девочку с фотографии в их рапортах. Они не взяли у меня отпечатки пальцев. И теперь у меня другое имя.