Изящно поддерживая юбку, я спустилась по ступенькам и с жизнерадостной улыбкой певучим голосом вымолвила:
– Светлых дней, риаты.
Мужчины синхронно обернулись в мою сторону. Светлым этот день назвал бы только искренний оптимист. Погода заметно испортилась, долину накрыло серыми облаками, и на улице царили бледные сумерки.
– Дорогой муж, добро пожаловать домой.
– Светлых дней, Аделис, – мрачно вымолвил Доар. – Риат Гаэтан, позвольте вам представить мою… супругу.
Он запнулся на последнем слове, будто не понимал, как оказался связанным с исчадием демонического чертога не ритуалом изгнания, а брачными узами.
– Аделис, познакомься с мастером Гаэтаном. Он автор фонтана для нашего дома и искренне удивлен его преображением.
Другими словами, помогите мне, светлые боги.
– Какая честь, мастер, – любезно вымолвила я.
Уважительное приветствие, демонстрирующее прекрасное эсхардское воспитание, на фоне ледяного всадника с лейкой в протянутой руке прозвучало верхом издевательства. Затянувшаяся пауза была тому подтверждением. Лучше бы уж просто отвесила поклон.
– Я решил, что мастер поможет тебе определиться с выбором интерьера в доме, – в голосе Доара появилась подозрительная вкрадчивость, – а тут такой необычный… сюрприз.
– Тебе понравилось? – невинно спросила я.
– Я в восторге, – проговорил он и мрачно добавил: – В таком восторге, что не могу подобрать слова. Риат Гаэтан, а вы как считаете?
Тот пожевал губами, постучал тростью и вымолвил тонким старческим голосом:
– Ваша супруга исключительно талантлива, и у меня появились сомнения, что ей требуется помощь в выборе интерьера.
– Что вы, мастер, я не переживу ремонт без ваших наставлений, – с серьезной миной уверила я, но почему-то снова прозвучало насмешкой.
Без преувеличения, Доар поменялся в лице. Только присутствие чужого человека удерживало его от грандиозного скандала. Интересно, мысленно он выбирал храм, где мы разведемся, или размер кандалов, которыми прикует меня к дверной ручке?
– Только, милая эсса, скажите, а почему у него в руках сей странный предмет? – Скульптор тростью указал на лейку.
– Это же фонтан. Он обязан фонтанировать, – со сладкой улыбкой я щелкнула пальцами.
В лейке забурлила, заколотилась вода. По невидимым венам и артериям потоки стремительно вознеслись к ледяной голове, и из ушей наездника вырвались две мощные струи. Ударили в окна с такой силой, что зазвенели стекла, сломались голые кусты. Стоило признать, что в первый раз вода выходила с куда меньшим напором.
– Какое интересное решение, – в замешательстве пробормотал старичок.
За спиной раздался глумливый смешок Якоба, но Доару выверт с головой-лейкой не понравился.
– Фонтанировать, говоришь? – прошипел он, прожигая меня яростным взглядом.
В этот момент голова наездника, не выдержав гневной стихии, хрустнула! По ледяному лицу прочертилась глубокая кривая трещина.
– Что это его так раскорячило? – тоненьким голоском уточнил мастер Гаэтан.
– Кхм… – задумчиво промычала я.
Струи начали терять ярость и напор, оскудели, а потом вовсе иссякли. Мгновением позже ледяную башку разорвало на тысячи крошечных осколков. Ледышки брызнули в разные стороны. Мы отскочили от фонтана на безопасное расстояние и некоторое время таращились на обезглавленного наездника, протягивающего бесполезную лейку. Смотреть на изуродованного, но очень гордого ледяного калеку было по-настоящему больно.
– Что это? – вымолвил Доар.
Риторический вопрос не нуждался в ответе, но я неожиданно даже для себя пояснила:
– Всадник без головы.
Вдруг припаянная нога отвалилась от тела и, рухнув на дно фонтана, раскололась на куски.
– И без ноги, – зачарованно произнес мастер.
Для настоящего создателя ледяных фигур это был полный провал!
– Риат Гаэтан, почему бы нам не пройти в дом? – изображая радушную хозяйку, предложила я.
Якоб сопроводил несколько ошеломленного гостя. Мы с Доаром, изображая крепкую семейную пару, шли следом.
– Завтра же, – наклонившись, процедил он мне на ухо, – ты возьмешь скребок и отскребешь остатки своей статуи с моего грифона!
– Они примерзли намертво, – отозвалась я.
– Значит, придется очень постараться, – с нажимом прошептал Доар.
– И не подумаю. Весной само растает.
Между тем лакей открыл парадные двери и с поклоном пропустил гостя в дом. Едва мастер переступил через порог, как из холла прилетел истеричный вопль. Грешным делом, я решила, что обвалились леса. Не сговариваясь, мы с Доаром прибавили шагу, а когда вошли, то обнаружили скульптора, с полоумным видом метавшегося по холлу и размахивающего тростью. Эрл с Якобом от греха подальше сдвинулись к лестнице. Какое счастье, что идэйцы закончили на сегодня работу, иначе бы своими простецкими замечаниями довели бы старика до сердечного приступа.
– Что случилось с этими стенами? – воскликнул он.
– Они отсырели, – я попыталась превратить истеричные вопли, испугавшие даже стойкого Эрла, в конструктивную беседу.
– Это же ткани ручной работы! – в ужасе развел руками Гаэтан.
– Но сыреют они как самые обычные, – осторожно заметила я. – В защиту стен могу сказать, что еще ни одна ткань не пережила магического холода.
– Какой вандализм! – трагично воскликнул скульптор. – Кажется, у меня сейчас начнется сердечный приступ…
Он схватился за сердце и оглядел заляпанный мраморный пол, точно отыскивая место почище, чтобы свалиться в обморок. Какие идэйцы? Проклятье! Я сама чуть не довела его до приступа!
Пока именитый мастер не сложил в нашем разгромленном холле ласты, простите, не протянул ноги, Доар резко приказал:
– Якоб, проводи риата Гаэтана в гостиную. Эрл, пошли за лекарем и попроси заварить успокоительных трав. Аделис!
От неожиданности я почему-то вжала голову в плечи.
– Дорогая супруга, следуйте за мной, – вкрадчиво велел он. – Нам надо кое-что обсудить.
– Но…
Он одарил меня столь яростным взглядом, что стало ясно – лучше идти, иначе отнесут на плече, как мешок с еловыми шишками. С гордым видом я последовала за мужем, не забывая буравить его затылок острым взглядом. Доар открыл дверь в кабинет и сделал приглашающий жест рукой, мол, не стесняйся. Сохраняя невозмутимость, я прошла в сумрачную комнату, где все еще сохранялся тяжелый влажный холод, а окна «плакали» и на подоконниках натекали прозрачные лужицы.
Думала, что Доар усядется за рабочий стол, чтобы подчеркнуть, кто в доме хозяин, но он стоял, опустив руки, и рассматривал меня с открытой враждебностью. Со стороны мы напоминали магов перед ментальной дуэлью.
– Объяснись, – тихо потребовал он, и в голосе, в любую секунду готовом сорваться на крик, ощущалось напряжение. – Объяснись, заклинаю светлыми богами, потому что я в шаге от того, чтобы…
– Дать мне развод? – тут же выпалила я. – Не хочешь идти в храм, не надо. Просто дай мне флакон с кровью, и нас развенчает мой молельщик в Эсхарде…
– Переселить тебя в пристройку! – перебил Доар с такой яростью, что я чуть не подпрыгнула.
– Какая, к паршивым вивернам, пристройка?
– Аделис, ты благородная – демон тебя дери – эсса, а выражаешься, как портовый грузчик!
– В выражениях ты, к слову, тоже далеко не менестрель, – парировала я.
Он меня решил воспитывать, как шкодливую горгулью? Изгрызла обои – во двор под дождь, нагадила в тапочки – макнул носом и закрыл в стенном шкафу. Что за возмутительная дрессировка? Я не хочу, чтобы меня воспитывал риорский фальшивый муж! Мне нужна свобода! Но только я собралась высказаться, как Доар снова заговорил:
– Что с тобой случилось, Аделис? Ты была милой, забавной, веселой. Проклятье! Ты была логичной! Куда делась маленькая эсса, которая знала, как заставить людей собой восхищаться?
– Обвенчалась с тобой? – огрызнулась я.
– Выходит, ты приделала уродливый кусок льда на фонтан и разнесла холл, чтобы достать меня?
От причины, почему каменный грифон нарастил наездника, отпираться было глупо, но по поводу разгрома хотелось поспорить:
– Ремонт пришлось начать, потому что холл выглядел несколько плачевно… после того, как растаял.
– Так какого демона ты его заморозила? Тебе ледяной статуи было мало?! – завопил Доар, расставив руки. – Мне наплевать на ремонт, но перед Гаэтаном стыдно!
Он покраснел от злости. На виске набухла вена.
– Светлые боги, не надо на меня орать, – охнула я. – Хочешь сказать, что тебе не знакомы магические срывы?
Пауза была исключительно странная. Любой маг рано или поздно сталкивался со срывами, но эссам терять контроль было грешно, ведь в нас с детства вколачивали умение сохранять холодную невозмутимость. В тот раз пострадал только холл, но мог промерзнуть и весь особняк от чердака до погреба, и двор с фонтаном, и даже кованый забор вместе с сидящими на нем птицами.
Я поймала себя на том, что в защитном жесте скрестила руки на груди. Попыталась спрятать за спину, но почувствовала уязвимость и снова приняла защитную позу.
– И что же случилось? – с вкрадчиво-угрожающей интонацией спросил Доар. – Не сумела надеть сразу два нарядных платья, обула разные туфли? Или статуя не желала усаживаться на фонтан?
– Я случайно встретила Веронию в нашей гостиной. Она, знаешь ли, была в отъезде и оказалась не в курсе, что у тебя появилась жена. Мы обе чуточку удивились.
– Ты настолько удивилась моей женщине, что заморозила холл? – нехорошо усмехнулся он.
– Как раз ее… существование не удивляет. Бесит, что ты не даешь развода мне, но не желаешь бросать старые увлечения. Ты как собака на сене, Доар. После свадьбы с той милой риорской девочкой ты не планировал менять свою жизнь? Ни на мизинчик?
– Знаешь, как в Риоре говорят? Не трогай то, что и так неплохо работает. – Он издевался.
– Светлые боги, что за паскудная ухмылка? – возмутилась я.
– Перестань выражаться!
– Перестань ухмыляться! Честное слово, меня не волнует, с кем и когда ты спишь, но если хочешь жену – эсхардскую эссу, то я хочу гарантий, что не останусь одинокой стареющей женщиной с неопознанным серым яйцом и облезлым домом.