– А почему снег коричневый? – полюбопытствовал Гаэтан, первым прервав молчание.
– В цвет тэя, – осторожно объяснила я, боясь посмотреть в сторону Доара. Даже на расстоянии чувствовалось, как он пышет недовольством.
И в этот момент, недоуменно озираясь, через порог перешагнул Якоб, как всегда, с утра торопившийся на службу к дорогому хозяину. Вид разгромленного холла, обрушенных лесов и людей, старавшихся по возможности растаять в этом хаосе, заставил его оцепенеть.
– Светлых дней, риаты? – растерянно уточнил он и поднял голову к балкону. – В доме случился новый магический взрыв?
– Нет, Якоб, – рявкнул Доар. – В доме случилась эсхардская эсса, которая прогуливала занятия по практической магии!
– Из-за тебя, между прочим… – сквозь зубы процедила я.
– А потом у эссы случился домашний питомец – горгулья! – продолжил позорить меня Доар.
Якоб переводил растерянный взор с полуголого хозяина на полураздетую эссу, и я с трудом подавила желание заправить за ухо растрепанные волосы или оторвать пуговичку на рубашке. Было несложно догадаться, что секретарь в принципе не понимал, каким образом мы оказались на одном балконе.
– Светлых дней, эсса Хилберт, – в итоге поздоровался он.
– Отмени все встречи на ближайшие два дня, – приказал Доар и обратился ко мне: – Ты просила предупреждать об отъезде заранее? Через час мы уезжаем. Возьми только самое необходимое.
– А если я не успею собраться? – пролепетала я.
– Тогда тебе придется бежать за каретой! – отрезал он.
Глава 6Новое начало
– Куда мы едем? – спросила я, пристраивая на сиденье кожаную заплечную сумку, похожую на ранец. В нее действительно поместились только необходимые вещи: смена белья, кое-какие женские мелочи. Остальное место занимала окаменелая горгулья, почти невесомая и удивительная теплая, несмотря на то, что походила на статуэтку. Окуклившегося питомца пришлось взять с собой, чтобы к нашему возвращению мелкая пакостница не распугала из дома слуг.
– В Риорскую академию магии, – объяснил Доар. – К моему бывшему наставнику.
– Он сильный маг?
– Он мудрый маг, и это важнее.
Путь предстоял долгий. Салон кареты обогревали огненные камни, встроенные в пол. Не знаю, кто именно пробуждал их, но этот человек определенно знал о том, что эссы не выносят духоты. За окном проплывал Риор, испуганно притаившийся в ожидании холодов. Низкое серое небо давило на горизонт, цепенели деревья, почти обнажившиеся перед приходом первого белого покрова. В долинах еще властвовала поздняя осень, но ветер приносил будоражащий аромат снега, и душа успокаивалась, чувствуя его приближение.
– Скоро ляжет снег. – Я осознала, что опять заговорила вслух. Не стоило столько времени проводить в компании безответных ледяных фигур. Дурацкая привычка, хуже только кусать губы.
– Ты всегда чувствовала приближение зимы, – медленно произнес Доар.
Мы встретились глазами.
– Доар, если я спрошу, ты ответишь?
– Если не спросишь, то не узнаешь, – усмехнулся он.
– Как ты пережил потерю магии?
Я ждала, что меня одернут: попросят не лезть в душу, тихонечко сидеть в уголочке кареты и размышлять о том, как плохо замораживать хрустальные люстры, но ошиблась.
– Тяжело. Я учился быть обычным человеком, и скажу тебе, не иметь связи со стихией – удовольствие ниже среднего, – невесело пошутил Доар. – Мне некого винить. По дороге в Риор ребята, которых нанял дядька, нехорошо пошутили, случился срыв, и стихия перестала отзываться. Иногда я думаю, что тот срыв был наградой, а не наказанием. Не потеряй я дар, то наломал бы дров и сожалел бы до конца жизни.
Некоторое время мы молчали.
– Как ты жила эти годы, Аделис? – вдруг прервал он хрупкое молчание.
Я смотрела в окно на проплывающие мимо пустые черные поля, а Доар – на меня. Этот пристальный, всепроникающий взгляд ощущался кожей.
– Оцепенело, – не сразу призналась я и тихо добавила: – Как будто в Эсхарде наступило вечное лето.
Больше мы не говорили. Карета качалась на неровной дороге, тепло убаюкивало. После бурной ночи я задремала.
– Аделис, просыпайся, – голос Доара почему-то звучал над ухом. – Мы приехали.
Я открыла глаза и немедленно обнаружила, что блаженно утыкаюсь носом в его подмышку.
– Ты билась головой о стенку, – объяснил он.
– Конечно-конечно, голову надо беречь… – Я выпрямилась и глянула в окно, ожидая увидеть стены академии, но неожиданно обнаружила, что мы прикатили в питомник грифонов. Перепутать было принципиально невозможно, потому как из строения, больше всего походившего на высокую конюшню, выводили крылатое создание.
– Что мы тут делаем?
– Академия в горах. До нее добираться сутки. По воздуху долетим за полчаса.
Зато теперь стало ясно, почему, когда я уже была полностью собрана, он заставил меня переодеться в облегающие штаны для верховой езды. Такую одежду я всю жизнь терпеть не могла и чувствовала себя в ней голой. Хорошо, что широкий плащ скрывал обтянутый тонкой замшей зад.
– Но мы же полетим с погонщиком? – нешуточно испугалась я.
– Зачем? – Доар с трудом скрыл улыбку. – Я с детства управляю грифонами. Поторопись, лучше успеть до темноты.
Он вышел, а я осталась, переваривая «позитивное» знание об умениях бывшего мужа. Чем он только не управляет: грифоном, лошадью, людьми. Не мужчина, а чистое золото. Почему же его так часто хочется заморозить?
Тут меня ощутимо дернуло за невидимый поводок, даже по сиденью чуточку протащило. Следом прозвучал недовольный оклик этого самого «чистого золота»:
– Ты выходишь или желаешь, чтобы тебя вынесли на руках?
Учитывая, что я никогда в жизни не поднималась выше хозяйственной башни в Эсхардской академии магии, идея взмыть к небесам на спине мифического чудовища вызывала желание закрыться в экипаже и отбиваться ледяными заклятьями ото всех, кто попытается меня вытащить.
– Аделис! – настойчивее позвал он.
– Помогите нам, светлые боги, – осенила я себя святым знамением, напрочь забыв, что клялась поменять веру, и вцепилась в кожаную сумку с горгульей. Питомцу повезло превратиться в камень, точно выживет, когда мы будем падать с головокружительной высоты. Проклятые виверны! Почему я подумала «когда»?!
– Ты там примерзла к сиденью? – недовольно проворчал Доар, открывая дверь, и протянул руку: – Прошу, эсса Хилберт. Не тушуйтесь.
Нас встречали работники. После коротких приветствий мужчины пустились в непонятные мне обсуждения нового птенца, а я с опаской изучала грифона. Люди восхищались необъяснимым симбиозом льва и орла. Мохнатое тело, львиный хвост, орлиная голова с угрожающим клювом и мощные передние лапы, как у птицы. Я была склонна верить древним трактатам, где утверждали, что грифоны – создания из небесных садов. Поймите правильно, если светлые боги или обитатели демонического чертога не при делах, то каким образом родители первого птицезверя сумели сговориться? Что вообще нашлось общего у льва и орлицы?
Потомок божественных созданий как-то очень недобро косил алым глазом, словно прицеливался, куда бы клюнуть странную беловолосую девицу. Неожиданно он расправил крылья, подняв облако пыли, и оглушительно рявкнул – по-другому клич, похожий на смесь орлиного клекота и звериного рыка, назвать было невозможно.
Я испуганно попятилась и вдруг врезалась в Доара, который, как выяснилось, стоял позади.
– Не бойся. – Он осторожно придержал меня за талию. – Он тебя не укусит.
– Да зачем кусать? – нервно пробормотала я. – Лучше сразу тюкнуть по макушке. Посмотри на него, он меня уже невзлюбил!
– Протяни руку. – Доар сжал мое запястье и заставил протянуть ладонь. Грифон по-птичьи склонил голову набок, присматриваясь к руке, а потом развернулся хвостом (конечно, задом, да еще львиными лапами вспорол грунт). Народ, прямо сказать, растерялся от откровенного хамства божественного зверя перед чистокровной эссой, в риорской глубинке, поди, приравненной к сказочному персонажу.
– Зато он тебя не клюнул. – Доар с трудом сдерживал смех.
– Я ему не понравилась, – резюмировала я. – Ты думаешь, это повод, чтобы сбросить меня с высоты?
– Обещаю, что мы доберемся до академии в целости и сохранности.
– Если разобьемся, то я тебя до смерти заморожу.
– Боюсь, что тогда замораживать будет некому и некого, – жизнерадостно заметил он.
– Послушай, Доар Гери, ты хочешь, чтобы я на него забралась, или нет?
Второй приступ паники меня охватил уже возле зверя. Доар подвязал наши сумки к удлиненному седлу, хитро пристегнутому к спине грифона, уселся сам и любезно уточнил:
– Вперед или назад?
Я вообще не хотела никуда садиться, кроме удобной кареты. Что за насилие над доброй волей свободной эссы?
– Давай, Аделис! – Он помахал протянутой рукой. – Ты ведь уже седлала грифона, а здесь даже лестница не нужна. Он только ждет, когда ты вскарабкаешься.
«Вскарабкаешься»! Слово-то какое обидное выбрал.
Кто бы сомневался, что Доару расскажут о том давнем конфузе. Судя по его издевательской улыбке, описывали в красках, со всеми смущающими подробностями. Надеюсь, что не в лицах, и никто не забирался на стол, изображавший каменное изваяние.
– Тот грифон не шевелился, – буркнула я себе под нос и задрала ногу, чтобы попасть в стремя. – Проклятье, я же эсса, а не циркачка!
Наконец мне удалось забраться в седло, позволявшее разместиться с относительным комфортом двум седокам. Без стеснения я прижалась к спине Доара грудью и обхватила руками крепкий торс, боясь пошевелиться. Грифон поднялся, я качнулась и испуганно охнула. Зверь под нами ходил и волновался, перебирал лапами, отчего мне хотелось не просто втиснуться в наездника, а задрать ноги и накрепко сцепить замком у него на поясе. Я бы обязательно так и поступила, но опасаясь заработать прострел поясницы, потянуть мышцы или завалиться назад.
– Аделис, расслабься, – попросил мой спутник.
Я нервно потрясла головой, мол, не уговаривай! На спине птицельва способен расслабиться только безумец, то есть ты, Доар Гери.