В этот момент всеобщего умиления в гостиной появился Айдер, следом за ним вошел Гидеон собственной персоной. Не представляю, как надо заблудиться в Риоре, чтобы вдруг возникнуть в нашем доме! Чистокровный эсс впился ледяным взглядом не в меня и не в оцепеневшую матушку. Он смотрел исключительно на Доара. Не разрывая с противником зрительного контакта и не изменяя мягкому тону, мой благоверный объявил:
– Вскоре мы с Аделис произнесем брачные клятвы и будем счастливы видеть всех на венчальной церемонии. Приятного вечера.
В памяти всплыл другой званый ужин, когда Айдер не позволил охране выставить взашей нагрянувшую «эсхардскую женушку» кузена и привел в эту самую гостиную ровно в тот момент, когда Доар пытался объявить о помолвке с высокородной риоркой.
Пока мы принимали поздравления, к Гидеону подошла мама. Она со светской улыбкой говорила с моим бывшим женихом как со старым другом, хотя в Эсхарде даже во время подготовки к свадьбе они вряд ли обменялись хотя бы десятком слов. Я отвлеклась, а когда снова оглянулась, мама была на месте, мило беседовала с Альдоном, но Гидеон исчез.
– Нам надо поговорить, – сквозь зубы произнес Доар кузену, едва мы смогли прорваться к интригану сквозь кордон гостей.
Я была вынуждена трусить следом за взбешенным женихом. В дверях меня перехватила мама и быстро шепнула:
– Я прямо сказала эссу Анкелю, что ему здесь не место. Он понял и удалился.
– Спасибо, – проблеяла я, ощущая приближение катастрофы.
– Почему твоя невеста идет за нами следом? – ухмыльнулся Айдер, когда мы выбрались в коридор. Из-за его странных манер всегда казалось, будто находился мужчина немного под хмельком. – Эсса Хилберт, понравился ли вам сюрприз? Я подумал, что мы же родственники, почему бы не пригласить дорогих гостей?
– Ты в секунде от того, чтобы превратиться в сугроб, дорогой родственник, – предупредила я.
Мы миновали кабинет.
– Братец, разве ты не хотел со мной поговорить? – Айдер все еще пытался иронизировать, но было заметно, что сильно нервничал.
– Не в моем доме, – тихо, но с угрозой произнес Доар.
Втроем мы вошли в холл. В центре просторного помещения рассматривал люстру Гидеон. За его локоть цеплялась Верония и что-то тихонечко чирикала, словно музейная служащая, рассказывающая об экспозиции. Только находились мы вовсе не в галерее, да и дамочка являлась бывшей любовницей Доара, вызывавшей во мне желание натравить на нее горгулью.
Впрочем, если судить по внешности последней пассии моего бывшего жениха, он тяготел к рыженьким. Девица была в его вкусе. Если подумать, у них даже имелось кое-что общее: Гидеон дарил украшения и забирал обратно, а Верония уходила с высоко поднятой головой и немедленно возвращалась.
– Гери, пожалуй, самое хорошее, что у тебя есть, – это люстра, – вдруг громко произнес мой бывший жених.
От ярости мои глаза застила пелена. Я плохо понимала, как оказалась рядом с ним, не осознавала, что воздух в холле сгустился, похолодел, а по мраморному полу потекли снежные щупальца.
– Ты здесь не к месту!
– Ты снова портишь интерьер, снежная эсса, – ответил он с ледяной интонацией, а потом поднял взгляд на Доара, стоявшего за моей спиной: – Я хотел перекинуться парой очень важных слов, но не ожидал, что застану помолвку. Ты все еще хочешь стать послом? Спрашиваю, как доверенное лицо властителя Эсхарда. У вас в Риоре все просто: сегодня один, завтра другой. Одно слово, и ты получишь должность, но с условием… женись на приличной риорке, а то у твоей эссы слишком подмоченная репутация. Таких в эсхардский дворец не впускают.
– Смотрел я на тебя и пытался припомнить, что же забыл. И все-таки вспомнил, – спокойным, заставлявшим цепенеть голосом ответил Доар, тихонечко отодвигая меня в сторону. – Очень хотелось сломать тебе нос.
Драка вспыхнула, как яростный огонь в стоге сухого сена. Верония завизжала, а кулак Доара врезался в челюсть Гидеона. Видимо, он все-таки целился в нос, но эсс оказался слишком высок. Несколько хаотичных ударов, и Анкель сорвался: по холлу прокатилась магическая волна. Воздух содрогнулся, загустел, замерз.
Я действовала машинально, как любой маг, бравший уроки боевых заклятий. Удар, не достигнув Доара, отлетел к многострадальной люстре. Хрустальные подвески и даже потолок в мгновение ока покрылись снежной коркой. Половина живых огней потухла, другие едва-едва теплились. Холл погрузился в неприятный полумрак.
Гидеон стер с разбитой губы кровь. Доар, зашипев от боли, прикоснулся пальцами к кровоподтеку на скуле. В тяжелой, звенящей тишине испуганно шептались гости, привлеченные скандалом. Могу поспорить, что о нашем празднике теперь будут вспоминать лет пять кряду. Местные сплетники начнут передавать историю из уст в уста, пока она не обрастет придуманными подробностями и не превратится в полную ахинею.
Мама изо всех сил пыталась исправить ситуацию: немедленно пригласила публику в столовую, где давно накрыли стол. Как ни странно, некоторые действительно заторопились туда. Зрелище они получили и теперь были не против еды. Люди в холле пришли в движение.
– Прошу, уважаемые риаты, – высоким голосом повторяла матушка.
Неожиданно пространство заполнилось тонким перезвоном. Я подняла голову. Люстра, висевшая как раз надо мной, тоненько дрожала, осыпая меня облаком снежинок… И хрустальная каскадная махина сорвалась с крюка. Падение было стремительным, а я оцепенела – не от страха, от изумления. Разве что сумела вжать голову в плечи.
Мгновение – и меня подомнет под горой стеклянного крошева! Но падение остановилось. Люстра зависла в воздухе, не достигнув моей макушки на жалкую ширину ладони. Я сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло, испуганно огляделась.
В десяти шагах – ведь дальше он просто не мог отойти – застыл Доар с вытянутой рукой. На раскрытой ладони пузырями, словно от ожога, бугрилась кожа. Лицо его побагровело от напряжения, на виске набухла вена. Он держал хрустального монстра магией, сумел призвать воздушную стихию!
Я плохо помнила, как выскочила из ловушки и бросилась к спасителю. Доар уронил руку, отпуская стихию, и за моей спиной с оглушительным грохотом рухнула на мраморный пол люстра.
– Все хорошо, – пробормотал он, прижав меня к груди, и потерял сознание. Мы грохнулись на пол вместе. До темноты в глазах я ударилась о мрамор, рассекла ладони о хрустальные осколки, разлетевшиеся по холлу. И в голове вдруг появилась несвоевременная мысль. Какие, к хвостатым демонам, сплетни? Наш праздник станет притчей во языцех. Очень странной, буквально безумной притчей.
– Аделис? – деликатно постучавшись, матушка с подносом в руках тихонечко зашла в покои. – Я принесла горячий шиповник, а то ты слишком много пьешь тэя.
Светлые боги, мама всегда оставалось мамой, обязательно читала какую-нибудь нотацию.
Она поставила поднос с чашкой на столик для тэя и указала пальцем в горгулью, игравшую с хрустальной подвеской в углу дивана.
– Покосишься в мою сторону, превращу в камень!
Питомец матушку побаивался, поэтому, прижав игрушку к животу, уткнулся носом в диван и замер. Видимо, притворялся мертвым.
– Как он? – мама кивнула в сторону спальни.
– Спит, – коротко обрисовала я текущие дела. Вернее, стоящие на месте.
Доар действительно спал. Уже вторые сутки. Бледностью лица он походил на живой труп, но изредка прихрапывал, переворачивался. В бессознательном состоянии вставал с кровати и, как лунатик, волочился в уборную, пересчитывая лбом дверные косяки. Потом снова заваливался в кровать и вырубался.
Лекарь предположил, что возвращенная стихия заставила воздушного мага впасть в спячку. Хотелось надеяться, что не в зимнюю, и глаза он откроет раньше, чем за окном зазвенит капель. Слава светлым богам, всплеск разрушил магический поводок. Правда, прелести свободы я не почувствовала, все равно большую часть времени сидела в наших покоях.
– Завтра мы с Альдоном уезжаем, – объявила мама, старательно пряча глаза. – Сначала посетим Эсхард, а потом планируем вернуться в Риор.
– Хочешь снова выйти замуж? – из любопытства спросила я.
– Ты против?
– Он же риорец, – не удержалась я от ехидного замечания.
– Знаешь, достойный риорец лучше негодяя – эсхардского эсса, – отозвалась она. – Как подумаю о белобрысом мерзавце, так кровь закипает. Сразу хочется что-нибудь заморозить.
– Главное, не заморозь моего будущего отчима, – промурлыкала я.
Сложно представить, как на переезд в горную академию отреагирует Руфь. Она была нечеловечески привязана к хозяйке, но из всех мужчин особенно отчаянно ненавидела риорцев. Последний муж домоправительницы родился в Риоре, и женщина искренне верила, что именно дурная кровь триановых рудокопов заставляла супруга ходить на сторону. И на той же стороне до обморока напиваться плебейским совреном.
– Знаешь, Аделис, мне искренне жаль, что я оказалась плохой матерью и не смогла тебя защитить. Как вспомню эту люстру… – Она осеклась. – Наша семья слаба и отлучена от дворца, но не все решает дворец. Репутацию человек заслуживает не в его коридорах и приемных. Мы ничего не можем сделать Анкелям, но кое-кому письмецо я отправила. Готова поспорить, что теперь Гидеона не примут ни в одной приличной гостиной и в ближайшие пять лет точно не подпустят ни к одной приличной эссе.
Мне стало смешно.
– И еще кое-что. – Матушка вздохнула. – Я была не права.
– А? – не поняла я.
– Я о Доаре. Он хороший человек. За ним ты как за каменной стеной.
Я потерял дар речи. Мама признала свои ошибки?
– Когда-нибудь я найду в себе смелость извиниться перед твоим мужем.
– Спасибо, – промычала я в ответ.
Она мягко поцеловала меня в лоб и похлопала по плечу.
– Обязательно спускайся на обед. Я научила повара готовить твое любимое жаркое из зеленых овощей. Думаю, Доар не обидится, если ты нормально поешь.
– Но я ненавижу жаркое из зеленых овощей! – растерянно напомнила я уходящей матери.