— Как бы то ни было, Пьер вряд ли стал бы в одиночку преследовать браконьеров, — упорствовал Батист.
— А если он случайно на них наткнулся, не заметил, как они подошли? — предположил Жюльен. — Возможно, у него не было времени сообщить нам…
— Ну, возможно, — сдался Батист.
— Возможно, — эхом откликнулся Седрик.
Сомнение медленно заволакивало комнату и мозг Венсана. Совершенно очевидно, если бы Пьер обнаружил браконьеров, он бы предупредил своих коллег. Замечание юного Седрика более чем уместно. Трудно поверить, что он столкнулся с ними нос к носу где-нибудь на повороте тропы: любой смотритель видит на километры вокруг. Пьер не отступал от правил: в этих горах он считался лучшим смотрителем.
Тем не менее несчастный случай по-прежнему казался Венсану маловероятным.
— Во всяком случае, жандармерия начинает расследование, — сообщил он.
— Ты ходил к Вертоли? — удивился Жюльен Мансони.
— Нет, это Серван, она только что позвонила мне.
— Серван? — повторил Седрик. — Говорят, ты ей нравишься…
— Я помог ей, когда она попала в аварию. С тех пор она меня ценит!
— Оно и видно, — насмешливо улыбаясь, произнес Батист. — Все женщины тебя ценят! У тебя, случаем, нет в запасе какой-нибудь малышки, чтобы меня познакомить?
После смерти Пьера никто из этих людей ни разу не улыбнулся, не пошутил. Но пришла пора преодолеть боль.
— По-прежнему холостяк? — предположил проводник.
— По-прежнему… Как бы то ни было, мне гораздо лучше одному!
— Ну, ты скажешь! — усмехнулся Седрик. — Признайся лучше, что ни одна девица не может тебя вынести! Тебя и твои замашки старого холостяка!
— Что ты об этом знаешь, маленький болван? — отвечал Батист, разглаживая усы. — Ты еще был сперматозоидом, когда я уже знал о женщинах все!
Делать вид.
Что улыбаешься, даже смеешься. Как можно глубже спрятать свое горе, свое смятение.
Команда потеряла опору. Равновесие. Но работа продолжается, завтра над вершинами снова взойдет солнце, и каждый продолжит идти своим путем. С прежней страстью, с прежней решимостью.
А также с болью, упрятанной в секретный ящичек. Болью, с которой каждый справляется по-своему.
Сегодня, в восемнадцатый день июня, солнце не удостоило людей своим появлением. Словно отказывалось смотреть, как Пьера провожают в его последнее жилище. Народу было много — разумеется, семья, Венсан и смотрители-инспектора парка. А также немало жителей долины из соседних деревень.
Венсан, сдерживая слезы, поддерживал Надю в выпавшем на ее долю тяжком испытании. Растерянные дети прижимались к обнявшим их бабушке и деду.
Андре Лавесьер, мэр Кольмара, произнес прощальное слово о том, кто всегда был его заклятым врагом. А после смерти превратился в замечательного человека, в достойного политического противника.
Смерть обладает странными свойствами…
В самой глубине церкви рядом с Мишель Альбертини стояла Серван; едва слышным голосом Мишель не преминула высказать свое возмущение:
— Гнусный лицемер!
Серван с удивлением посмотрела на нее.
— Лавесьер терпеть его не мог! — объяснила Мишель. — А сейчас говорит о нем так, словно они были закадычными друзьями. А ведь несколько дней назад они чуть не подрались, выходя из здания муниципалитета!
— Это точно? — шепотом спросила Серван.
— Еще как! Мне показалось, что они сейчас поубивают друг друга!
Серван не стала дальше расспрашивать и сосредоточилась на речи первого лица в городе. Потом настал черед Венсана: отец Жозеф попросил его отдать последний долг другу. Надя тоже хотела его услышать, и он не смог отказаться. Кто, кроме тебя, может лучше рассказать о нем?
Он медленно встал за маленький пюпитр и, окинув взором церковь, убедился, что она полна народу. Несколько секунд он, замерев, стоял перед микрофоном, не отрывая глаз от гроба.
Истинная мука, момент, весь ужас которого будет долго преследовать его.
Столько всего надо сказать. А ему очень трудно говорить.
В свинцовой тишине он прочистил горло.
Сколько лицемерия… Пугающего лицемерия…
И он начал, представив себе, что разговаривает с другом. Воображая, что Пьер его слышит. И слышит только он один.
— Пьер, ты не любил, когда говорили о тебе… Ты был скромен. Ты был… другом, о котором можно только мечтать… И я имел счастье быть твоим другом. И даже больше чем другом. Тебя будет не хватать многим из нас… Мне тебя будет ужасно не хватать… Я… я не привык говорить речи, но я бы хотел найти слова для… для тебя. Воздать должное твоей смелости, твоей честности… Твоей обязательности, твоей преданности справедливому делу, великому… Но главное, и прежде всего твоей доброжелательности, той любви и дружбе, которые ты умел дарить тем, кому выпала удача жить рядом с тобой. Я… я знаю, что твое отсутствие еще долго будет причинять нам боль… очень долго. В сущности, всегда. Но я также знаю, что ты ушел так, как и хотел. Ты умер на руках у гор, как мы с тобой хотели…
Он умолк, нахлынувшие чувства душили его. Он поискал глаза Нади, чтобы зачерпнуть в них мужества. Но увидел только слезы.
— И сегодня горы рыдают…
Повернувшись спиной к дому, Венсан сидел перед пустотой, наедине с густым туманом, ковром накрывшим долину.
Сегодня вечером горы продолжали рыдать.
Рядом спал Галилей, положив морду ему на ногу, молчаливый товарищ, верный и все понимающий. Венсан непроизвольно гладил его жесткую шерсть: тепло, исходившее от собаки, успокаивало его.
Потому что он боялся. Очень боялся.
Боялся одиночества, навалившегося на него после смерти Пьера.
Один на один с самим собой, один на один с лицом Мириам.
Два сильнейших потрясения, удар за ударом.
Первый поставил его на колени. Второй швырнул его на землю.
Внезапно он ощутил желание последовать за ними. Подняться на вершину и броситься в пустоту. Ту пустоту, что окружала его. И всегда притягивала.
Вдруг Галилей навострил уши, а потом завилял хвостом.
— Добрый вечер, Венсан… — услышал Венсан, но даже не повернулся. — Я могу присесть? — спросил знакомый голос.
Венсан не ответил.
Серван присела в метре от него:
— Хотите, чтобы я ушла?
Продолжая тупо смотреть в пустоту, он отрицательно покачал головой.
— Я… Мне надо с вами поговорить, — продолжала девушка. — Только что, в церкви…
— Не сейчас.
— Но это…
— Пожалуйста, Серван, помолчите.
Она вглядывалась в его лицо, пытаясь поймать его взгляд. Но он, словно завороженный, не отводил глаз от долины.
— Посмотрите, — приказал он.
Она подчинилась и поверх облаков различила солнце, трепещущее на вершинах.
Закат, только совсем не такой, как всегда.
— Это все, что у меня есть, — произнес он. — Все, что мне осталось…
Невысказанные чувства.
Она очутилась внутри его мира. Внутри его горя.
— Значит, у вас осталось еще много всего, — наконец промолвила она.
Глава 12
— Я не знала, что Пьер был муниципальным советником, — произнесла Серван, откусывая кусочек тартинки.
— Вы же не были с ним знакомы, — заметил Венсан.
Еще один его ответ в духе законов логики!
Накануне она пробыла у него очень долго, отодвигая момент, когда ей придется попрощаться, оставить его один на один с мучительным одиночеством. Хотя, возможно, это был страх перед собственным одиночеством, которого она побаивалась.
Когда она наконец решилась уехать, ее машина не заводилась. Сел аккумулятор. Венсан поставил его заряжаться на всю ночь, но отказался проводить Серван до Кольмара. И она второй раз провела ночь в Анколи. Но теперь на третьем этаже, в настоящей, очень комфортной спальне.
А утром Венсан наконец захотел выслушать то, о чем она собиралась ему рассказать, а именно о яростной перепалке между Пьером и мэром Кольмара.
— Потрясающее варенье! Вы сами сварили?
— Нет, Надя…
При простом упоминании этого имени по комнате словно пронесся холодный ветерок.
— Почему Пьер и мэр чуть не подрались на прошлой неделе? — продолжала Серван.
— Я ничего об этом не знаю, — ответил Венсан.
— Как вы считаете, эта ссора может быть как-то связана с его гибелью?
— Нет, не думаю. Они не выносили друг друга, но так, чтобы… Наверняка у них возникли разногласия по поводу каких-либо муниципальных дел, и они на выходе никак не могли их уладить.
Серван допила кофе и бросила взгляд на часы.
— Вы свободны сегодня утром? — спросил он.
— Работаю, и мне уже пора… Но я еще должна кое-что вам сказать. Вчера, на похоронах, я познакомилась с Гислен, женой Жюльена Мансони.
— И что же?
— А то… Это довольно деликатный вопрос… На самом деле я уже видела эту женщину в Сент-Андре.
— Это нормально, она там работает.
— Да, но… Она была не одна…
— Что вы хотите мне сказать? — раздраженно спросил Венсан.
— Она была с Пьером. Они были вместе, оба.
Такое заявление повергло его в шок. Ему показалось, что он плохо понял. Не расслышал.
— Вместе? Что значит — вместе?
— Вместе. Однозначно. Как любовники.
Несколько секунд проводник молчал, ошеломленный подобным сообщением.
— А вы уверены?
— Совершенно уверена. В то время я еще не была знакома с его женой. И подумала, что это Надя. Но это оказалась Гислен Мансони. Совершенно точно. Они явно были любовниками. Сомнений быть не может… Но похоже, вы этого не знали.
— Нет, не знал. Должен сказать, я совершенно обескуражен… Мне казалось, что Пьер… Что он рассказывал мне обо всем.
— Есть вещи, о которых не говорят даже лучшему другу… Прежде всего лучшему другу! Тем более что, насколько я поняла, вы довольно близки с Надей…
— Она жена моего давнего друга, это нормально, разве нет?
— Да, разумеется. Возможно, поэтому Пьер никогда не осмеливался сказать вам, что он и Гислен…
— Согласен.