Прижавшись к его плечу, она снова заплакала, и на какую-то долю секунды он с удивлением обнаружил, что ненавидит своего лучшего друга. Уже второй раз. Как будто смерть — не достаточное наказание. Он машинально гладил Надю по голове и как умел успокаивал ее. Наконец она вытерла слезы.
— Где сейчас дети? — с тревогой спросил Венсан.
— У бабушки.
— Хочешь, оставайся у меня на ночь.
Она кивнула в знак согласия:
— Но мне бы не хотелось тебя стеснять…
— Ты никогда не будешь меня стеснять, Надя. Я сейчас приготовлю вкусный ужин…
— Могу я воспользоваться твоей ванной?
— Прошу тебя, будь как дома.
Надя поднималась по лестнице, а Венсан стоял, измученный выплеснувшимся на него страданием жены друга. Он не знал, как смягчить горе Нади, как помочь ей справиться с душевной растерянностью. Пьера больше нет, он уже не может объяснить свои поступки. Оправдать неоправдываемое. Но Венсан не мог осуждать его…
Он спал с Гис, и что? Без сомнения, банальная история. Зуд ниже пояса. Ничего общего с любовью.
Приготовить ужин, развести огонь в камине, чтобы согреть душу своей гостьи.
Она спустилась через полчаса, в купальном халате.
— Все мои вещи промокли, поэтому я взяла твой халат…
— Правильно сделала… Если хочешь, я подберу тебе одежду.
— Нет, и так сойдет.
Они выпили по стаканчику, затем по второму. Боль не уходила, и они выпили еще.
Во время ужина Надя выпила бутылку вина. Венсан никогда не видел, чтобы она столько пила, но не стал ее останавливать. Вдруг ей это поможет…
Оба не были расположены разговаривать, поэтому обменялись всего несколькими словами. Вечер завершился на диване, со стаканчиком коньяка.
Внезапно Надя придвинулась к Венсану, положила руку ему на живот и медленно повела ее вверх, дойдя до самой шеи.
— Спасибо, что ты есть, — произнесла она.
Ее голос полностью изменился. Сладострастный…
Взгляд тоже изменился. Соблазняющий…
Венсан понимал, что ему надо бежать от нее. Что он в опасности.
Но поздно.
Когда она поцеловала его, он испугался:
— Надя, лучше бы не надо…
Она снова прильнула к его губам, вынуждая его молчать, не слушая доводов рассудка. И продолжала игру, жестокую и чувственную.
Она осторожно села на него, уперев колени в сиденье дивана. Развязала пояс халата, потом расстегнула его рубашку и джинсы.
Он не шевелился, позволяя ей действовать, осознавая, что он всегда этого хотел, но никогда себе в этом не признавался.
Потому что она была неприкасаемой.
И хотя он понимал, что стал всего лишь орудием ее мести, он уступил перед ее натиском, стараясь не думать о Пьере. Стараясь ни о чем не думать.
Только о ней. Растерявшейся, заблудившейся. Потерявшей голову от алкоголя, но, главное, от горя.
Их страдания слились, их страхи соединились.
Он нашел ее еще более обворожительной, чем когда-либо, с ее натуральным загаром, со слегка отяжелевшей грудью и с глазами лани, обведенными кругами отчаяния. Тонкая талия, круглые плечи, живот женщины-матери со светлыми полосками шрамов.
Ему показалось, что он проник в запретное святилище, сжал руки, лежащие на ее бедрах, и позволил ей диктовать правила игры. Пусть сама задает ритм своему желанию, использует его как вещь.
Похоже, Надя хотела умереть в объятиях Венсана. Умереть в ту самую минуту, когда наслаждение парализовало их мышцы, а их плоть слилась в едином молчаливом крике.
Умереть, чтобы забыть, что для нее он не значил ничего.
Они долго не двигались, испуганные и прикованные друг к другу. Словно они только что совершили преступление. Думая о том, кого больше не было на этой земле, но чья грозная тень нависала над их греховными объятиями.
Надя тихо плакала в объятиях своего любовника на один вечер. Он целовал ее плечи, шею, лицо, глотал ее слезы и сдерживал свои.
Ему было омерзительно хорошо, он буквально купался в непристойном преступном наслаждении.
Глава 14
Едва лишь темнота начала сдаваться, Венсан вынырнул из тягучего кошмара.
Рядом с ним крепко спала Надя. Он несколько минут смотрел на нее, не в силах понять, что он сейчас чувствует: то ли умиротворение, то ли угрызения совести.
Как я мог так поступить? Как я мог оказаться таким слабым и предать собственного брата?
Пьер явился ночью. Говорил ледяным голосом, словно сама смерть.
Это ты убийца.
Ночная галлюцинация, но такая реальная… До такой степени реальная, что Венсан ждал, когда Пьер ворвется в комнату и застанет жену и лучшего друга в одной постели.
Чтобы избавиться от невыносимого ощущения, Венсан встал. Бежал.
Приготовив крепкий кофе, он влил в себя две чашки. Затем принял душ и вернулся в спальню, чтобы потихоньку взять из шкафа одежду.
Однако Надя проснулась:
— Ты уже встал?
— Да. Можешь еще поспать, если хочешь… Еще рано.
— Иди сюда…
Оба чувствовали себя не в своей тарелке; ему хотелось бежать от нее, но внезапно он показался себе смешным и трусливым. Ему всегда хотелось бежать от ответственности.
Мишель права, Серван права: жалкий тип.
Он лег на кровать рядом с Надей.
— Плохо спал? — спросила она.
— Кошмары снились…
— Я тоже плохо спала. Я видела сон о Пьере и Гислен… И о нас с тобой.
— Я не должен… Я был обязан…
— Прекрати, Венсан. Каяться совершенно незачем. Я сама этого хотела. Мы оба хотели, и ты это прекрасно понимаешь… Вчера вечером я толком не понимала ни куда мне идти, ни чего я хочу. Я получила удар ниже пояса… С тобой мне было хорошо. Я никогда не забуду эту ночь… Никогда.
Он привлек ее к себе. Все кончено, он больше ничем не рисковал. И мог обнимать ее, поддерживать.
— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — тихо проговорил он. — Для тебя и для твоих детей я всегда открыт…
— Спасибо, Венсан. Я тоже всегда открыта для тебя. Я знаю, что тебе плохо, что тебе иногда хочется поговорить со мной; не стесняйся. И обещаю тебе, что вчерашний вечер больше не повторится…
— Жаль! — воскликнул он со смехом, плохо скрывавшим его волнение.
Они молча позавтракали. Венсан очень хотел поделиться с Надей своими соображениями относительно смерти Пьера. Но вовремя спохватился, сообразив, что сейчас она переполнена собственными эмоциями. Он скажет ей, когда у него будет больше улик, когда появятся веские доказательства.
Если, конечно, появятся.
— Могу я воспользоваться твоим телефоном? — внезапно спросила Надя.
— Разумеется.
Она сняла трубку, потом стала изучать лежавший рядом список абонентов.
— Кому ты хочешь позвонить?
— Гислен.
Венсан чуть не задохнулся, поперхнувшись кофе.
— Надя! Ты уверена, что…
Она уже набрала номер и включила громкую связь. Словно нуждалась в свидетеле. В этот час Жюльен обычно на работе, следовательно трубку сняла его супруга.
— Гис? Это Надя…
— А! Здравствуй! Как дела, дорогая?
Она часто так ее называла. Дорогая.
Но сегодня утром эти слова произвели эффект кинжала в спину.
— Плохо.
— Конечно, понимаю, — посочувствовала Гислен.
— Нет, ты ничего не понимаешь… Я знаю о тебе и о моем муже.
За этим резким заявлением последовала долгая пауза; Венсан боялся вздохнуть.
— О чем ты говоришь? — наконец отозвалась Гислен.
— Стоп! Перестань считать меня идиоткой… Я знаю, ты спала с Пьером. Я всего лишь хочу узнать, как долго ты это делала.
— Но… я не понимаю, о чем ты говоришь! — упрямо отрицала обвинение жена Жюльена.
— Так и не понимаешь? Хочешь, чтобы я поговорила с твоим мужем? Чтобы дала ему послушать последнее сообщение, которое ты оставила в мобильнике Пьера в день, когда он умер? А если быть точной, то в четырнадцать часов пятьдесят две минуты. Ты этого хочешь? Телефон Пьера, видишь ли, все еще работает… Какая досада, не правда ли?
Снова пауза. Еще более долгая, чем первая.
— Итак? — Надя теряла терпение. — Я хочу услышать правду из твоих уст… И не советую тебе лгать: Пьер все заносил к себе в блокнот, я нашла его в кабинете среди бумаг. Так что я точно знаю, чем вы с ним занимались… И хочу, чтобы ты подтвердила… чтобы наконец набралась храбрости признаться!
Она лгала с такой уверенностью, что сумела обмануть даже Венсана.
— Если ты все знаешь, зачем тебе говорить со мной? — едва слышно ответила Гислен.
— Я хочу услышать это от тебя! В противном случае я вешаю трубку и иду к Жюльену. Немедленно.
— Мы встречались полтора года… Примерно раз в неделю… Но накануне его… его несчастного случая мы расстались.
Полтора года… Венсан закрыл глаза, а Надя стала кричать. Как сумасшедшая.
— Как все это время ты могла смотреть мне в глаза? Шлюха! Как ты могла так поступить со мной!..
И снова оскорбления, до тех пор пока Надя наконец не остановилась, чтобы отдышаться. Рука ее дрожала. Только рука; все остальное тело оцепенело от гнева.
— Я ничего не скажу Жюльену, потому что уважаю его, — продолжала Надя сбившимся голосом. — А также из-за твоих детей. Чтобы они не страдали так, как страдают мои… Но больше не смей приближаться ни ко мне, ни к моей семье… Иначе я тебя прикончу!
В ярости она грохнула на место трубку и повернулась к Венсану, замеревшему на своем стуле, не в состоянии даже пошевелиться. Он только что пережил одно из самых суровых испытаний в своей жизни. Женщина, обычно столь нежная и спокойная, у него на глазах превратилась в фурию.
В этом вина Пьера.
Сейчас, если бы Пьер был жив, Венсан наверняка захотел бы его убить. Странно, теперь чувство ненависти возникало у него регулярно. А ведь раньше он считал их дружбу главным украшением своей жизни.
— Прости меня, Венсан. Но мне надо было это сделать. И сделать именно сейчас.
Серван открыла дверь своей квартирки и принялась стаскивать форму. Взяла из маленького холодильника бутылочку с водой, залпом выпила ее прямо из горлышка и рухнула на кровать. За сегодняшнее дежурство, когда она в основном занималась перекладыванием бумажек, она изрядно устала, хотя день прошел без происшествий. Тоскливое спокойствие. Она закурила сигарету и бросила взгляд на автоответчик; он подмигивал, сообщая, что ей звонили трижды.