И под веселый смех коллег поспешила к зданию жандармерии.
— А у вас, — добавил Вертоли, обращаясь к жандармам, — хотелось бы узнать, какого черта вы тут хихикаете как идиоты! Вам что, делать нечего?
— Мы не со зла, старший аджюдан! Мы просто хотели немного подразнить…
Молодые жандармы тотчас разошлись, и Вертоли чеканным шагом направился к себе в кабинет. Перед дверью по стойке смирно стояла Серван.
— Что вы хотите?
— Хочу поговорить с вами, старший аджюдан!
Он немного поколебался.
— Входите, — наконец разрешил он.
Она была уверена, что он ее примет. Он даже пригласил ее сесть.
— Я вас слушаю. Только коротко.
— Я хотела извиниться… Я не должна была так себя вести в присутствии коллег.
— Вы это говорите для того, чтобы я снял с вас взыскание?
— Нет, старший аджюдан. Я просто хотела, чтобы вы это знали. Меня иногда заносит, и я остро чувствую несправедливость… Это сильнее меня… Но мне очень жаль, что я поставила под сомнение ваш приказ, и мне бы не хотелось утратить ваше доверие.
Похоже, ее искреннее признание его растрогало.
— Я знаю, что вы можете вспылить, Брайтенбах. Я понял, что у вас такой характер! Но я объяснил вам, как вы должны себя вести…
— Я поняла. И обещаю держать себя в руках.
— В таком случае все хорошо.
— Я не утратила вашего доверия?
— Нет, я вам по-прежнему доверяю… А теперь возвращайтесь в архив.
Она признательно ему улыбнулась и покинула кабинет. Вертоли проводил ее взглядом. У него был всего один сын, а он всегда мечтал, чтобы жена подарила ему дочку. Но после рождения Николя жена его больше не могла иметь детей, и его мечта так и не сбылась.
Теперь в своих мечтах он хотел, чтобы его дочь лицом и характером походила на Серван.
Глава 17
— Вот мы и пришли, — произнес Венсан, ставя рюкзак на землю.
Вглядывалась в слабый свет на горизонте, она все еще удивлялась тому, что им удалось совершить это ночное восхождение. Они сидели совсем рядом, и Венсан ощущал, как она дрожит. Он снял куртку и накинул ее на плечи девушке.
— А вы?
— Я нормально! Я же мужчина, настоящий мужчина!
Она рассмеялась, и он взволнованно посмотрел на нее, однако в темноте они с трудом различали друг друга. Он достал из рюкзака маленькую бутылочку.
— Полынный ликер в такой час?
— Не отказывайтесь, он вас согреет… Всего глоточек!
Позволив себя уговорить, она вздрогнула от действия крепкого ликера, обжегшего ей горло: настоящий поток лавы. Затем Венсан сервировал настоящий завтрак, и они съели его в полной тишине, на высоте 3000 метров над уровнем моря.
— Мне показалось, что подъем был не сложный! — доверительно сообщила Серван, пробуя кофе.
— Нормальный. Ночью вы мало что видели. К тому же холод… В такой обстановке меньше ощущаешь затраченные усилия.
— Вы с туристами тоже сюда поднимаетесь?
— Да, один или два раза, в августе.
— Мне очень приятно, что вы совершили это восхождение для меня одной…
Он предпочел не отвечать, не желая выдавать странное чувство, зарождавшееся в нем против его воли. Чувство к женщине, которая вряд ли когда-нибудь сможет его полюбить.
В мягкой атмосфере дивного раннего утра он впервые признался себе в этом чувстве. Бесполезно и далее скрывать очевидное: ему хорошо с ней, хочется обнять ее. Их плечи соприкоснулись. Очень трудно сопротивляться, обращаться с ней как с другом, так, как хочется ей.
— В котором часу встает солнце?
— Уже скоро…
— Оно затопит наши жизни своим благотворным светом. Оно выведет нас из сумрака…
Венсан с удивленной улыбкой посмотрел на нее.
— Так говорил мой отец. Когда я была девчонкой, я боялась темноты. И по вечерам он приходил ко мне в комнату и успокаивал меня.
— Вам его не хватает?
— Очень… С тех пор как он уехал в Ниццу, я однажды позвонила ему, но… он отказался со мной разговаривать.
— Как можно отталкивать собственную дочь…
— Похоже, он изумился, когда я представила ему Фред. И все это для того, чтобы через два года мы расстались! Если бы я знала…
— Вы не должны ни о чем сожалеть, Серван. Вы же не сможете все время прятаться!
— Мне всегда придется прятаться.
— Надо принимать себя такой, какая вы есть, — настаивал Венсан. — В этом нет ничего постыдного. Я вас не понимаю…
— И не пытайтесь! Вы, разумеется, правы, но у меня не получается. Во всяком случае, пока не получается. Тяжело сознавать свое отличие от большинства людей… У них столько предрассудков!
— Возможно, у вас тоже есть предрассудки, — возразил он. — Вы думаете, что они бездумно вас отвергнут, отвернутся от вас такой, какая вы есть…
— Со мной это часто случалось, Венсан. Слишком часто. Но вы отчасти правы: я слишком часто заранее придумываю реакцию людей. Сейчас у меня нет сил, когда-нибудь, возможно…
Она надолго замолчала, а потом продолжила:
— Не знаю, сумею ли я когда-нибудь влюбиться…
От ощущения боли Венсан закрыл глаза:
— Вы непременно влюбитесь. Когда… когда Лора меня бросила, я думал, что моя жизнь кончена. Что я умру от горя, от гнева… Однако я выжил.
— Как это случилось?
— Я на неделю ушел с туристами в поход высоко в горы, в Австрийские Альпы… Чудесная прогулка… А вечером, когда вернулся…
В бескрайнем пространстве его голос звучал очень необычно; Серван вздрогнула.
— Опустевший дом… Полупустой гардероб… Звонки родителям, друзьям…
— Она ничего вам не оставила? — удивилась девушка. — Записочку или…
— Оставила. Послание на компьютере. Венсан, прости меня. Я ухожу от тебя. Есть от чего задать миллиард вопросов.
— Мне казалось, она бежала с каким-то типом?..
— Я узнал об этом позже. Действительно, в деревне видели, как она уезжала с каким-то мужчиной… На машине с парижским номером. Это все, что я смог узнать.
— И она больше не давала о себе знать?
— Нет, никогда. Ни мне, ни своим родителям. Ее отец умер два года назад. После ее исчезновения он очень быстро сдал… Ее мать по-прежнему живет в Тораме. Я иногда навещаю ее.
— Очень мило с вашей стороны!
— Если ее дочь сбежала от меня, это не причина бросать ее на произвол судьбы! К тому же моя мать живет в Шато-Гарнье, неподалеку от Торама. Так что когда я навещаю ее, я заезжаю и к Мадлен…
— А чем занималась Лора?
— Она была проводником, как и я.
Первый луч солнца явился озарить его рану своим слабым светом.
— Началось! — прошептал Венсан. — Сейчас оно выведет нас из сумрака…
Серван замерла, не в силах оторваться от грандиозного зрелища. Словно по волшебству, вершины, одна за другой, вырывались из мрака. Небо расчистилось, взор охватывал весь горный массив и проникал далеко за его пределы. От сказочной красоты у них захватило дух. Солнце поднималось быстро, словно брошенное чей-то гигантской рукой, пробуждая чередующиеся ежеминутно краски. Картина постоянно менялась, даже не приходилось вертеть головой.
Последний раз Венсан встречал рассвет в горах вместе с Лорой.
Сегодня утром рядом с ним Серван, и он мог бы быть счастлив.
Повернувшись к ней и увидев, что она взволнована до слез, он обнял ее за плечи, чтобы еще теснее прижать к себе.
— Мне действительно очень повезло, что я встретила тебя, — тихо произнесла она.
Впервые она назвала его на «ты», и он мог бы быть счастлив.
Но их чувства совпадали не во всем. Из-за досадной разницы тела их оставались чужими друг другу. Словно они никогда не встречались. В то время как мысли их пребывали в абсолютной гармонии.
В то время, когда он мог бы быть счастлив…
Солнце продолжило свой путь над горизонтом, взгляд Венсана терялся в бесконечности, а сам он думал о том, что жизнь всегда жестока. И до самой смерти будет причинять ему боль.
Серван уехала, и Венсан пошел сложить снаряжение в пристройку. Всего десять утра, весь день впереди. Ночью он почти не спал, но спать не хотелось.
Внезапно оставшись без дела, он сел на крыльцо, где к нему немедленно присоединился Галилей.
— Видишь, старик, твой хозяин по-прежнему грустит…
Пес поднял на него печальные глаза. Казалось, он понимает человеческий язык.
— Но я не позволю меня сломать!
Вдалеке показалась машина. На миг Венсан решил, что это возвращается Серван. Чтобы сказать ему… Понимаешь, я снова влюбилась, Венсан…
Но это оказался желтый почтовый фургончик, примчавшийся на полной скорости. Ничего романтичного.
Овчарка с лаем бросилась ему навстречу; почтовый служащий стремительно выдал Венсану его конверты и умчался, — видимо, он куда-то опаздывал. Венсан бросил взгляд на корреспонденцию: письмо из Вануаза, от приятеля, также работавшего проводником, и анонимное послание с напечатанным на машинке его именем.
Судя по штемпелю, его отправили из Торама.
Он быстро вскрыл его и нашел три ксерокопированные страницы. На этот раз речь шла о решении мэра Кольмара выплатить солидную сумму в четырнадцать тысяч евро за осуществление геологической съемки.
Когда он увидел, кому направлены эти деньги, у него перехватило дыхание.
Эрве Лавесьер вошел в кабинет брата: тот разговаривал по телефону. В ожидании, когда брат освободится, он подошел к окну и закурил. Андре говорил, как всегда, громко, и младший брат, улыбаясь, слушал. Тон явно повышался.
Наконец мэр положил трубку и немедленно выплеснул свое раздражение:
— Этот козел задолбал меня!
— С кем ты разговаривал? — поинтересовался Эрве.
— Да с этим бельгийским идиотом, купившим большое шале у въезда на перевал Дешан… Он уже черт знает сколько времени меня изводит, требует отремонтировать нижнюю дорогу, что ведет к его дому! Похоже, там есть выбоина, которая корежит его люксовую тачку!
— И что ты ему ответил?
— Что скоро ему заделают его дырку!
Оба брата дружно рассмеялись, и Эрве, выбросив в окно окурок, сел напротив стола.